— Все? Концерт окончен? Зал рукоплещет стоя. А теперь, Колобова, соберись и приди в себя. В твоей ситуации поплакать можно, и даже иногда нужно, но делу это вряд ли поможет.

— А что поможет-то? — жалобно спросила Полина, вытирая лицо пушистым полотенцем.

— Давай оперативно замазывай синяки под глазами, выпей пузырек валерьянки и вперед на работу. Мы и так уже опоздали. Если я не ошибаюсь, у тебя сегодня ночное дежурство?

— Не о-ошибаешься, — до сих пор всхлипывая подтвердила Полина.

— Вот и хорошо. Сиди в своей больнице, никуда не высовывайся, а я за это время что-нибудь соображу.

— Что?

— Откуда я знаю?! Думать надо. А от тебя пользы, как от монашки приплода, прости господи! Все, разговор закончен. Собирайся и выходим.

…Все утро Полина старательно вспоминала и раскладывала по дням последние пару месяцев своего невеселого, однообразного существования. Все, как всегда: дни похожи друг на друга, как братья-близнецы: дом, работа, редкие «культпоходы», как называла их Куприянова, в театр или в кино. На Дениса она никогда не претендовала и если бы он в конце концов решил окончательно уйти из ее жизни — то удерживать ни в коем случае не стала бы. Хотя почему «если бы»? В этот раз, кажется, он ушел безвозвратно. Полина невесело улыбнулась своим мыслям. Так кому могла она помешать? Кто может ее так сильно ненавидеть, что готов убить? От этих мыслей голова, казалось, распухла так, что белая кокетливая рабочая шапочка как-будто стала мала. Полина машинально подсунула под нее пальцы и провела ими по пылающему лбу. От этого непослушные пряди волос выбились и защекотали нос, а шапочка моментально съехала на ухо.

— Эй, Полина ибн Тимофеевна! Что глаза-то такие красные? Спишь что ли на ходу? — окликнула ее Таня Панина. — Это мне спать положено, я в ночную здесь загорала. А ты должна быть бодра и весела, потому как спала у себя дома на уютном диване. Или не спала? — хитро улыбаясь, подмигнула она.

— Привет, Танюш! — отозвалась Полина. — Просто вчера моя подруга из Америки вернулась. Вот мы и заболтались почти до утра. Надо бы кофе выпить.

— Ой, да ладно, видела я как-то раз твою подругу! Высокая такая, симпатичная, кажется, ее Денисом зовут, — засмеялась Панина. — Ладно, дело-то молодое, не смущайся ты так! Ну, все. Пост сдал, пост принял! А я побежала домой и спать, спать, спать!

В конце длинного больничного коридора Татьяна обернулась и помахала рукой:

— Счастливого дежурства! Тьфу, чтоб не сглазить!

Полина улыбнулась, махнула в ответ и вновь уставилась на стопку бумаг. В самом деле, не сидеть же на работе вечно! Ленка, как всегда, права, необходимо разобраться в этой истории. Но как?! Идти в полицию? Смешно. Там ее скорее всего даже слушать никто не станет. Можно было бы обратиться в частное детективное агентство, но где взять деньги? Куприянова, конечно, обязательно даст, но как потом отдавать? А не отдать она не сможет. Тем более, что Полина со скепсисом относилась к платным услугам. Слишком уж часто в их больницу поступали детишки, которых родители поначалу лечили в частных клиниках. Она не понаслышке знала, какую цену приходилось платить им и в прямом и в переносном смысле этого слова горе-эскулапам, которые за бешеные деньги не лечили несчастных малышей, а попросту доили родителей, назначая никому не нужные дорогие анализы и процедуры. Где гарантия, что частные сыщики не обманут?

В этот момент дверь в конце коридора приоткрылась, и из нее выглянула стриженная голова старшей медсестры. Валентина Игоревна Проскурина была ее непосредственной начальницей все то время, пока Полина работала в этой больнице, сначала санитаркой, а потом медсестрой. Это была маленькая кругленькая женщина, несколько грубоватая на вид, вспыльчивая, но добрая. Она была аккуратной, строгой и требовательной. Врачи в ней души не чаяли, подчиненные побаивались, а маленькие пациенты частенько называли просто бабушкой Валей.

— Полина! Это ты оставила здесь свой телефон? Уже который раз трезвонит, сил моих нет! Ладно бы еще музыка была какая хорошая, Лепс там, или Стас Михайлов. А у тебя — сплошная тягомотина!

— Ой, простите, Валентина Игоревна! Сейчас возьму.

Полина спешно прошла в сестринскую и взглянула на дисплей своего мобильного: пять пропущенных звонков от Куприяновой. Незнакомых номеров нет, слава Богу!

— И кому это ты так понадобилась, а? Небось женихи проходу не дают! — усмехнулась Валентина Игоревна, отрываясь от составления какого-то очередного графика. — И то верно, а то что-то ты у нас в девках засиделась.

— А? — подняла на нее глаза Полина.

— Что случилось-то? Ты сегодня на себя не похожа. Не заболела?

— Нет, что вы, все хорошо, просто не выспалась. Может погода меняется?

— Рановато тебе еще на погоду реагировать, это я тебе как человек с медицинским образованием говорю. Вот мне в мои шестьдесят, уже простительно. Хочешь, давай давление померяю?

— Нет, спасибо, — улыбнулась Полина.

— Смотри у меня, — строго погрозила рыжим от йода пальцем начальница. — У меня к тебе, кстати, просьба будет. Ты две ночи подряд сможешь осилить? А то Милка, зараза, опять у главного отгул выпросила. Ты представляешь? Не стыда у людей, ни совести. А кем мне ее заменить прикажешь? У Таньки — муж завтра из рейса возвращается. Она меня уже неделю назад просила ее на этот день не ставить, Лариска с гриппом слегла… — Валентина Игоревна устало покачала головой и, сняв очки, с силой потерла глаза.

— Да не волнуйтесь вы так, Валентина Игоревна. Конечно, я останусь. У нас вроде пока тяжелых нет. Может ночью и подремать удастся, — сказала Полина, старательно скрывая свою радость. Еще бы! Еще одно спасительное дежурство! И Ленка сможет дома пару дней пожить. Откровенно говоря, Полине было очень неловко от того, что Куприяновой приходилось который день ютиться в убогой комнатушке на скрипучей тахте. И хотя Ленка об этом ни слова не говорила, а если и говорила, то с изрядной долей юмора — Полина чувствовала себя не в своей тарелке.

— Ты, кстати, начни-ка сегодня витамины принимать. Сама знаешь, март самый паршивый месяц — сплошные простуды и гриппы. А нам с тобой, Полюшка, болеть никак нельзя. Вот выйду на пенсию, на тебя отделение оставлю, потому как больше не на кого.

— Да ладно вам, Валентина Игоревна! Где вы и где пенсия! Без вас тут все развалится в два счета.

— И где же тебя, Колобова, так врать-то научили? Ладно уж, — смутилась она, — Пусть и неправда, но все равно приятно.

— Это правда, Валентина Игоревна. Ну, я пойду, а то мне нужно Мише Смирнову капельницу поставить.

— Иди, иди. Так я могу на тебя рассчитывать в смысле дежурства-то?

— Конечно, можете, — Полина улыбнулась и, сунув телефон в карман халата, вышла из сестринской.

III

— Елена Сергеевна! К вам курьер из налоговой! — зазвучал из селектора голос секретарши.

— Поняла, Юля. Подпишите бумаги и мне на стол. И принесите мне, пожалуйста, чай, зеленый без сахара.

— Хорошо, Елена Сергеевна.

Юленька была молоденькой, очень старательной, исполнительной, но глуповатой девочкой. Хорошенькая, как у куклы Барби, мордашка, густые локоны до попы и минимум мозгов. Куприянова, конечно, не могла этого не видеть, но за Юлю просил Анатолий Константинович Черемцов, очень неплохой человек, которому вышеупомянутая девушка приходилась то ли двоюродной племянницей его приятеля, то ли троюродной сестрой его первой жены — этих деталей Ленка уже не помнила. В течение года она пыталась научить Юленьку самым элементарным вещам, и, в конце концов, преуспела. По крайней мере, получить у курьера конверт, расписаться в нужном месте, ответить на телефонный звонок и заварить чай Юленька теперь могла без подсказок. Черемцов был несказанно благодарен ей за то, что девочка не вылетела с работы в первый же месяц, и благодарность эта имела весьма ощутимое, и не только устное, но и материальное выражение. А такими спонсорами частные клиники бросаться не должны. Что-что, а заводить полезные знакомства, находить нужных людей и поддерживать с ними хорошие, а иногда даже приятельские отношения, Елене Сергеевне Куприяновой всегда удавалось на пять с плюсом. Ее внутреннее чутье почти никогда не подводило. Редко кому удавалось обмануть ее, и ни у кого никогда еще не получалось заставить играть ее по своим правилам, если она сама того не хотела. А теперь в жизни происходит что-то неправильное, непривычное. Ее близкому человеку угрожает опасность. И бросить это на самотек она не может. Тем более, что сама Полинка уж точно ничего сделать не сможет. Сегодня утром, услышав телефонное сообщение, Куприянова впервые в жизни почувствовала страх. Липкий, противный, животный, неконтролируемый страх. Несколько секунд она не могла прийти в себя, но затем, страх сменился тупой яростью. Кто бы он ни был, этот телефонный незнакомец или незнакомка, она найдет способ отыскать его и наказать. Никто на свете не имеет права угрожать ни ей, ни ее друзьям.