— Ты с ней знаком? — спросил Бугров.
— Да, — ответил Беранек, и, как в тот раз, в нем поднялась волна гордости.
— Красивая бабенка, — похвалил ее Бугров. — Ас кем живет?
— Одна. Свекра ее, Тимофея, на войну берут. — Тут Беранека обдало жаром, и он заколебался. — Одна остается…
— Ну что ж! Найдет себе молодого, или ей пленного дадут.
Беранек вспыхнул.
Проезжая Крюковское, Беранек попридержал, лошадь на перекрестке и, показав Бугрову избу Арины в конце боковой улочки, сказал:
— Тимофей, ее свекор, к барину ходил, к пану полковнику. Просил…
— Ладно, поезжай!
— Хотели и ваше благородие просить…
— Кто — Арина? А сама не пришла… — засмеялся Бугров.
Обжигающая надежда стала комом в горле Беранека, и он невольно натянул вожжи. Однако Бугров приказал:
— Нет, нет, поезжай!
И опять Беранек ни на что не решился.
Но в пятницу, в предпоследний день своего пребывания в Александровском, Бугров вдруг изменил план последней прогулки и велел Беранеку везти себя опять в лес у Базарного Села.
Когда проезжали Крюковское, все жилочки у Беранека так и трепетали — но он не отважился больше ходатайствовать за Тимофея. Однако странно! — Бугров сам вспомнил об Арине.
— Что же твоя Арина? Так и не приходила просить…
Беранек, запылав, минуту молчал и лишь потом выговорил:
— Боится…
— Чего же? А может, ей старик-то и не нужен. Сколько ему? Вот ты бы скорей подошел к роли хозяина. А?
Беранек уставился на лошадиные уши, а грудь его распирали слова благодарности, которые он не осмелился высказать.
В лесу он с преувеличенной услужливостью бросился высаживать Бугрова, но тот выпрыгнул сам и, не взглянув на Беранека, сказал:
— Если хочет просить, пусть приходит. Можешь съездить за ней.
Беранек, не поняв, растерянно смотрел на покрасневшие уши и шею молодого человека и не двигался. Бугров, отошедший на несколько шагов, оглянулся, встал.
— Понял? Если твоей Арине что-то от меня нужно, пусть придет еще сегодня. Сегодня — последний день. Можешь привезти ее. Я буду там. — И он в каком-то смущении неопределенно махнул рукой на лес.
Радость Беранека вскипела, как капля воды, упавшая на раскаленную плиту. Счастливый и гордый, словно держа в руках неожиданный выигрыш, он погнал лошадь обратно в Крюковское. Теперь он боялся только, что не застанет Арины дома, но твердо решил найти ее, где бы она ни была.
Арина копала картошку в огороде. Тимофея опять не было дома, и Арина пришла в крайнее смущение, когда неожиданно появился Беранек, да еще в господской коляске. Она бросила мешок и лопату на грядке и, хотя Беранек торопил, ввела его в дом. Поняв наконец, зачем он приехал, она сначала отказалась, но потом согласилась — скорее из боязни рассердить Беранека, чем молодого барина, гневом которого Беранек пугал ее.
Неохотно села она на козлы коляски рядом с Беранеком, и тот с победоносным видом повез ее в лес.
Въехав на просеку, он торопливо набросил вожжи на ветку молодого дуба и пошел по тропинке впереди Арины, не теряя из виду лошадь. Бугрова они нашли без труда. Он смотрел на тропинку, по которой они подходили; Арина, увидев его столь внезапно, повернула было обратно. Пришлось Беранеку пройти с нею остаток дороги, так что упряжку он не мог больше видеть.
Бугров смотрел теперь куда-то в сторону — то ли на ружье свое, то ли на воду. Поверхность озерца мирно поблескивала; солнце падало на Бугрова сквозь поредевшую листву.
Беранек окликнул его:
— Ваше благородие…
— Хорошо, — промолвил Бугров, едва обернувшись. — Пусть подождет. Ты где оставил лошадь?
Беранек, подбодрив Арину взмахом руки, побежал обратно к лошади. Арина уйти не осмелилась.
Бугров заставил ее еще постоять у себя за, спиной.
— Ну, что тебе? — спросил он потом.
Арина, оказавшаяся здесь против воли и не приготовившаяся, не знала, что сказать.
— Так чего же ты хочешь?
Тут Бугров прямо взглянул на нее. Арина молчала — ведь знает же барин, зачем Беранек привез ее…
— Хочешь, чтоб старика твоего дома оставили? Да? А мужа нету?
— Нету…
— Ишь ты, молодка… а краснеет, как девица! Отчего же не хочешь ты мужа?
Она промолчала, и Володя пошутил через силу, сам покраснев при этом:
— Уж не слюбилась ли со старым-то?
Арина гневно нахмурилась, и еще ниже опустила голову.
Лес покоился в полнокровной послеполуденной тишине. В солнечных лучиках, заткавших эту тишину, мелькала бесшумно светлыми точечками мошкара. Рыба плеснула в воде. И где-то в этой тишине притаилось дыхание и биение крови в жилах.
Бугров вдруг смутился. Разом почувствовал себя слишком молодым.
— Ну?
Глаза у него мутно блеснули, покраснели уголки век.
— Ладно, посмотрим, — сказал он голосом, неприятным ему самому. — Но лучше бы отправить старика…
Он принужденно засмеялся.
— Пускай идет! А ты мужа себе найдешь. Молодого, пригожего. А?
Он видел румянец Арины, но ответа ее не дождался.
— Или… если с хозяйством тебе трудно управиться… можешь наняться в имение…
Он опять неестественно засмеялся.
— Чего не сделаешь для послушной бабочки… А? Что?
С бьющимся сердцем смотрел Бугров на ее молчащее яйцо. Бередил себя представлением о том, как под его рукой скользила по гладкому телу грубая льняная рубашка.
— Ах, да! — от собственных слов у него перехватывало дыхание. — Мы ведь тебе тогда рубашку испачкали и не отблагодарили.
Арина, удивленная таким поворотом разговора, на мгновение подняла голову.
— Следовало бы подарить тебе новую… красивую, батистовую… Что скажешь?
Пылая жаром, Бугров потянулся к ней.
— Что скажешь, а?..
Арина невольно, испуганная его движением, прижала юбку к коленям. Бугров потянул ее за подол, но сейчас же, под взглядом ее, отпустил, — отрезвляющий холодок вдруг облил его виски.
— Ну хорошо. А там, насчет этого… посмотрим.
Арина пошла было прочь, но Бугров еще окликнул ее. Она подошла; охваченный смятением, он озабоченно хмурился.
— Подержи-ка! — попросил он и поднялся, отложив ружье.
Арина, недоумевая, нагнулась, чтобы поднять ружье, и тут Бугров с силой обхватил ее. Он схватил ее так стремительно, что она, хоть и выпрямилась в ту же секунду, все-таки потеряла равновесие. В следующее мгновение оба сидели на земле.
Покрасневший Бугров злобно воскликнул:
— Что ж ты делаешь! Пугало я, что ли?
Арина закрыла глаза.
— Не троньте меня, барин…
— Да что я тебе делаю?
Слова его были раскалены добела и с трудом вырывались из горла.
— Ишь, какая… без мужа… красавица… а монашкой прикидывается…
Арина боролась, не глядя в лицо молодого человека. Она крепко стиснула зубы. От барина пахло духами. Арина отдирала от себя его пальцы и, морща лоб, все твердила:
— Барин, барин… Не надо, пожалуйста…
— Ты здорова? — грубо брякнул Бугров, но под взглядом ее сейчас же виновато поправился: — Здорова, конечно… И хороша…
Голос его обжигал страстной настойчивостью.
Арина отвернула свое, тоже уже разгоревшееся, лицо. Сквозь завесу листвы посмотрела она на любопытную тропинку, убегавшую от нее вдаль. На ухе своем и на шее она чувствовала сильное, пахнущее тонким табаком дыханье мужчины. Сердце ее колотилось — покорное, беспомощное, готовое сдаться. Она перестала бороться и закрыла глаза.
Потом, когда она уже встала, не поднимая глаз от земли, слышала только, как бьется в висках и шумит в голове кровь.
Водяная гладь отражала солнце, его отраженный свет дрожал на лице Арины. Тишина отдыхала, а Арина была пьяна от великого страха.
— Вот видишь, — засмеялся Бугров, преодолевая смущение. — Молодой барин тебе мужа заменит. Хороша ты, красавица. Таких в деревне мало. Что? Надеюсь, ты барина за это не осудишь. А понадобится тебе пленный вместо старика — дадим. И в имении работать можешь. Я скажу Юлиану Антоновичу. Прощай, красавица!
И когда Арина ушла по тихой тропинке, раскачивая широкой юбкой, Бугров растянулся навзничь на зеленой траве, закурил папиросу и долго смотрел в синее небо над греющимся под солнышком лесом. Спокойная вода метала нежно-дрожащие блики в полнокровную, умиротворенную тишину. По жилам Бугрова растекалась мягкая, теплая усталость.