Старушка тихонько посмеивалась… Хороша нажива! Ведь она все потеряла… Аннета была менее мудра. Она взяла Гильметт под защиту – по своей привычке атакуя. Она сказала, что гнусно давать волю злобе перед лицом смерти, что под землей все равны: нет никакой разницы между теми, кто покоится здесь или там! В ответ посыпались возражения. Аннета, потеряв самообладание, – заявила, что она почитает немецких покойников не меньше, чем тех, кто погиб за Францию: все одинаково обречены, все – жертвы…

Она наговорила достаточно, чтобы все три местные газеты трех цветов, от красного до белого, почтили ее в следующем же номере язвительными статьями. В них были изложены возмутительные речи преподавательницы, присланной университетом и состоящей на государственной службе; правительству предлагалось воздать ей по заслугам.

Развязка наступила быстро. Аннету вызвали к директору коллежа. Ей учинили краткий и строгий допрос; она даже не пыталась оправдываться. Ее уволили. Аннета без всяких возражений стала готовиться к отъезду. Она устала.

К тому же пришла пора действовать. Ей нужна была свобода.

Питан был готов. Он тщательно продумал свой план. Проверил на месте все подробности. Он решил, что сам поедет за Францем и посадит его в поезд, а Аннета будет сопровождать его до последней станции перед французской таможней. Там за птичкой явится друг Питана – он отведет его обходным путем к границе. На самой границе стояла гостиница, которая по странной и счастливой случайности находилась на территории двух государств: одна дверь выходила во Францию, а другая в Швейцарию. Перейти в этом месте границу было легче легкого. Самую опасную часть плана Питан взял на себя. Аннету щадили. Но и ее роль была сопряжена с опасностью.

Ей предстояло купить в Париже два билета в Швейцарию; чтобы получить их, следовало представить в кассу два паспорта со штампами, на которых проставлялись место назначения и точная дата выезда. Питан взялся достать паспорт с указанием примет, совпадающих с приметами Франца. Но Аннета по каким-то причинам паспорта не получила. Время летело. Срок приближался, Аннета решила затребовать два паспорта, один на свое имя, другой на имя сына. Безрассудная затея. Другой возраст, другая внешность. Но ждать нельзя было. Смелость города берет! Аннета, впрочем, рассчитывала, что паспорт придется предъявить лишь при покупке билетов.

Паспорт она без труда получила в Париже через посредство Марселя Франка, тогда как многие другие имевшие больше прав на такую поездку, теряли недели на хлопоты и в конечном итоге получали отказ. Хороши правила! Они ударяют как раз по людям ни в чем не повинным. В оправдание Аннеты надо сказать, что она даже не понимала, как ей повезло. Если она чего-нибудь хотела, то уж хотела так страстно, что не сомневалась в успехе, и ее вера сообщалась тем, от кого зависело исполнить ее просьбу. Как на причину ходатайства она указала на слабое здоровье сына, которого она хочет повезти в Швейцарию. Марсель не углублялся в подробности и занялся хлопотами.

Аннета покинула провинциальный городок накануне назначенного Питаном дня. Она приняла все меры, чтобы за ее отъездом из провинции немедленно последовал отъезд из Парижа. В промежутке она нигде не задерживалась и жила, как птица в листве; она ускользнула от надзора и в провинции и в Париже, так как не известила о своем проезде через Париж никого из своих. Сильвии было известно, что сестру уволили и по какой причине, но не было известно о дне ее возвращения. Аннета решила пробыть в Париже ровно столько времени, сколько необходимо для подготовки экспедиции; лишь после успешного окончания дела она подаст о себе весточку родным. (А в случае провала они узнают о нем очень скоро!).

Итак, она приехала, никого не известив, вечером девятого ноября, с наступлением темноты; остановилась в маленькой гостинице близко от вокзала железной дороги Париж – Лион – Средиземное море. И опять ее выручил счастливый случай. Швейцарская граница все время была закрыта. Закрыли ее в конце октября посла катастрофы на итальянском фронте. Еще девятого ноября в Швейцарию никого не пропускали. И вот десятого граница снова открылась – говорили, что только на один день. А это и был день, назначенный Питаном. Лихорадочно возбужденная, Аннета потратила утро и дневные часы на получение паспортов и виз, на выполнение всевозможных формальностей, ожидание в бесконечных очередях то в полицейском управлении, то в министерстве иностранных дел. Затем она купила на вокзале билеты.

После того как все было сделано (ненастный день склонялся к вечеру, моросил дождь). Аннета, в предвидении трудной ночи, вернулась в гостиницу отдохнуть. Но в номере стоял адский холод. Теперь, когда с делами было покончено, Аннета начала волноваться. Разбитая усталостью, она невольно стала подумывать о возможности провала. Не разошлют ли сразу оповещение о бегстве Франца? Не опоздает ли он к отходу поезда? А ее пропустят с двумя билетами? Ну, довольно! Там видно будет… Все хорошо в свое время! Сейчас думать воспрещается!.. Она вспомнила, что не запаслась провизией. Франц приедет истомленный. Она вышла на несколько минут.

Был пятый час. Дневной свет угасал. Казалось, над городом носится чье-то влажное и вялое дыхание. Безостановочно моросил мелкий дождик, ровный и пронизывающий, как будто сочившийся не только из невидимого неба, но даже из стен и мостовой. Париж был закутан в туман, как спящий человек в одеяло. В четырех шагах не было видно ни зги. От струящейся завесы вдруг отделялись фигуры прохожих; натыкаясь друг на друга, они снова ныряли в облако тумана. Для тех, кто не хочет быть замеченным, это не только укрытие, но и западня…

И вдруг стена тумана раздалась, в щель просунулось юное удивленное лицо, послышался крик, и как ни быстро сердце Аннеты узнало это лицо, чья-то рука еще быстрее схватила ее за локоть: перед ней был Марк.

– Мама!.. Ты!..

Аннета оцепенела от удивления… Уж эту встречу она никак не могла предугадать!.. Марк смотрел на нее с радостью и любопытством. И, забравшись под зонтик Аннеты, поцеловал ее. Их губы и щеки были мокры от дождя. Она с трудом пришла в себя. Марк спросил:

– Ты, значит, вернулась? Ты – домой? Она ответила:

– Нет. Я здесь только проездом.

Марк удивился:

– Как?.. Ноты заночуешь здесь?

– Нет, я опять уеду вечером.

Он ничего не понимал.

– Как?.. Вечером уедешь? Куда, почему, на сколько времени?.. Когда ты приехала?.. Ты только – проездом? И даже не известила меня!

Она взяла себя в руки.

– Извини меня, мальчик! Я сама узнала об этом в последнюю минуту.

Он снова стал осыпать ее вопросами, настойчиво и раздраженно.

– Я объясню тебе потом. На улице, под дождем – как тут разговаривать?

– Ну так идем домой! Ведь до вечера есть еще время.

– Нет, мне надо идти на вокзал.

Марк смотрел на нее нахмурившись.

– Ну что ж, я провожу тебя на вокзал.

Аннете надо было еще вернуться в гостиницу. Она хотела, чтобы сыну стало известно, где она остановилась. Посвятить его в свои планы она не могла. По тысяче причин! Нельзя впутывать его в это дело. Да и что он подумает? Она не была уверена в нем, в твердости его характера; она считала, что он не способен проникнуться ее идеями, что он относится к ним враждебно. Нет, она ничего не может ему сказать! На карте – жизнь другого… Но не говорить – значит только укрепить в нем подозрения. Они и так уже зашевелились. Что он думает о ее таинственной поездке. Она покраснела.

– Иди домой, мальчик, – сказала она. – Видишь, как припустил дождь.

Ты промокнешь.

Он пожал плечами:

– Ты же не приехала без багажа. Где ты оставила чемодан? Я сбегаю за ним, понесу.

– Мне никто не нужен.

Он обиделся, но сделал вид будто не расслышал, что она сказала. Он хотел знать, куда она едет:

– Ты уже взяла билет? Аннета не ответила. Он шел за ней следом. Она чувствовала, что он наблюдает за ней. Искала благоприятного предлога, чтобы расстаться с ним, и ничего не могла придумать. На перекрестке она остановилась и заставила себя заговорить повелительным тоном: