Изменить стиль страницы

Некоторые полярные путешественники, в частности замечательный ленинградский писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов, уверяли, что белые медведи без повода не нападают на человека. Мы с этим утверждением согласиться не могли: наш опыт говорил о том, что медведи бывают агрессивны.

Однажды наш повар Владимир Антонович, которого звали просто Володя, считавший, что охота нужна, как острая приправа к обеду, сам чуть не угодил медведю на обед.

Это случилось вскоре после ухода «Седова». Володя, как обычно, утром пришел к айсбергу, стоявшему на мели у самого берега, и, положив винтовку на землю, начал колоть лед, чтобы иметь на кухне воду. Увлеченный работой, он не заметил, как в нескольких шагах от него из-за айсберга вышел матерый медведь. Решительность, с которой он стал приближаться к нашему коку, не оставляла сомнений в его намерениях. В это время надрывно залаяли собаки. Володя обернулся, хотел броситься за винтовкой, но она была далеко, а зверь рядом. Осознав это, Володя поднял топор, которым колол лед, и бесстрашно пошел на медведя.

Еще несколько мгновений, и произошел бы поединок не на жизнь, а на смерть. Выручили набежавшие собаки. Медведю пришлось оставить Знахарева и отбиваться от ожесточенных псов. Володя воспользовался этим. Он подбежал к винтовке, схватил ее и в упор выстрелил. Медведь был ранен. Почувствовав боль, он пришел в ярость, поднялся и пошел на человека. Знахарев выстрелил второй раз, но опять лишь ранил. Между противниками оставалось всего два шага. Казалось — произойдет непоправимое. Но в это время за спиной Знахарева раздались два выстрела: разрядили свои винтовки Алексин и Илляшевич, спешившие на помощь товарищу. Медведь свалился на снег. Конечно, шкура «мишки» стала заслуженным трофеем нашего кормильца. С тех пор колоть лед стали ходить вдвоем.

В эти дни я записал в своем дневнике: «Бухта Тихая совершенно не оправдывает своего названия». Три дня бушевал шторм. Только на четвертый день он утих. Установилась безветренная теплая погода. Мы решили воспользоваться затишьем и перетащить из противопожарных соображений подальше от дома бочки с бензином и керосином. Но только начали работу — услышали лай собак.

— Наверно, опять медведь пришел проситься на бифштексы, — предположил Борис Дмитриевич Георгиевский.

Но это был не медведь. На одной из льдин, плывущих вдоль острова Скотт-Кельти, увидели мы громадное черное пятно. Вначале обрадовались, думая, что это или гидроплан «Латам» Амундсена или остатки дирижабля «Италия». Когда же принесли бинокль и посмотрели, то оказалось, что на льдине находился морж.

— Черт возьми! Там не меньше тонны мяса и жира, — входя в охотничий раж, сказал начальник зимовки.

— Петр Яковлевич, это рискованная затея. Поморы говорят: «Дай бог моржа промышлять на берегу, а ошкуя, то есть медведя, — на воде». А они — настоящие охотники, — предостерег Алексин.

Однако в лодку погрузились все, за исключением Знахарева, который всегда был занят на кухне. Надо прямо сказать, что о предстоящей охоте мы имели весьма смутное представление. Поездка казалась увеселительной прогулкой. Наш радист вместо винтовки даже взял фотоаппарат.

Я сидел на руле, и Петр Яковлевич Илляшевич, имея в виду мое кавалерийское прошлое, нарочно пискливым голосом командовал:

— Эскадрон! Право руля! Рысью мар-р-р-ш!..

Когда лодка приблизилась к льдине, на которой безмятежно спал морж, среди нас возникли разногласия, и начался «митинг». Одни настаивали на том, что надо подойти ближе и бить наверняка. Ибо, если моржа ранить, он, придя в ярость, может потопить лодку. Другие доказывали, что надо высадиться на льдину и оттуда стрелять.

Пока мы спорили, морж проснулся, поднялся на ласты. Чудовище с изумлением разглядывало шумную компанию, которая так бесцеремонно его разбудила.

Вскоре морж как бы нехотя соскользнул в воду и, ныряя, стал приближаться к нам. Положение становилось критическим. Теперь уже действительно надо было высаживаться на льдину. Мы стали нажимать на весла, чтобы успеть высадиться на лед раньше, чем подплывет морж. Но скорость, с которой он приближался, значительно превышала нашу, И вот, сопя, отдуваясь, выпуская изо рта фонтан воды, в нескольких метрах от лодки выросла безобразная тупая голова зверя. Его морда и шея, покрытые морщинами и складками кожи, были украшены двумя длинными (до 70 сантиметров) бивнями и редкой щетиной усов, похожих на колючки кактуса.

Морж смотрел на нас маленькими, налитыми кровью глазами. Близкое соседство с ним не предвещало ничего хорошего. Его бивень мог пробить любую шлюпку, а для нашей лодчонки достаточно было легкого прикосновения, и мы очутились бы в воде. В этот момент Петр Яковлевич не выдержал искушения и спустил курок. Кто-то от волнения накренил лодку, поэтому пуля прошла выше, не задев зверя. С удивительной быстротой он, показав свою черно-бурую спину, нырнул в воду, отчего лодка закачалась, как на сильной волне.

Все замерли, ожидая нападения. Потянулись томительные минуты. Мы сидели в лодке, боясь шевельнуться. Но никаких признаков агрессии со стороны моржа не было. Несколько осмелев, взялись за весла и тут, в полумиле от нас, увидели моржа. Очевидно, внезапный звук выстрела так испугал его, что он счел за благо подальше уйти от столь шумной компании.

Мы, довольные тем, что все обошлось благополучно, поспешили на станцию. Впрочем, Илляшевич и я считали, что охоту надо довести до конца, но большинство с нами не согласилось. Так, отделавшись страхом, мы ни с чем вернулись домой.

Пошли обедать, как всегда, вытащив лодку на припай и закрепив ее цепью за камень. В этот день Володя превзошел самого себя. На второе он угостил нас шницелем из медвежьего мяса, украсив его дольками лимона. Шашковский, большой ценитель еды, с восторгом воскликнул:

— Клянусь! Если бы боги были живы, они позавидовали бы нам!

— Да, это царский обед, — поддержал Кренкель.

Честно говоря, мясо белого медведя может восхитить только любителя необычных блюд. Она черное и с запахом рыбы. Правда, Володя умел его так обрабатывать, что запаха почти не оставалось.

После обеда, выкурив по трубке, мы снова вышли на работу и тут, к своему ужасу, увидели, что напиравшие на берег льды поломали припай и, оборвав цепь, потащили с собой нашу лодку.

Алексей Алексин, прыгая с одной льдины на другую, пытался догнать ее. Неожиданно одна льдина, не выдержав тяжести, перевернулась. Алексин с головой ушел в воду, но, к счастью, вскоре выплыл. Немедленно ему был брошен спасательный круг, и Алеша благополучно выбрался на берег. Мы отправили спасенного в дом на «просушку» и стали решать, как догнать лодку, которую унесло уже далеко.

Спасать лодку первым вызвался Георгий Александрович Шашковский. Я понятия не имел, как ее можно выловить среди плавучего льда, который уже несло в Британский канал, но из спортивного интереса присоединился к Шашковскому.

— Это моя оплошность, — заявил Илляшевич,— поэтому идти должен я.

В наши дни может показаться нелепостью рисковать жизнью ради какой-то лодки. Но тогда для нас она, если не считать тузика, была единственно годным и жизненно необходимым подвижным средством. Без нее мы не смогли бы проводить гидрологические работы. И наконец, в случае если ледокол не сможет пробиться к нам в течение двух лет и мы попадем в бедственное положение, то по примеру австро-венгерской экспедиции Ю. Пайера и К. Вейпрехта, а также шотландской Ли Смита мы смогли бы добраться на лодке до Новой Земли, где находилась радиостанция.

Всеми этими мыслями поделился со мной Георгий Александрович Шашковский, когда, забрав весла и оружие, мы шли по берегу к Британскому каналу. Наши предположения о том, что мы можем застрять на острове надолго, не были преувеличенными страхами. Это было вполне возможно. Через три года после нашей зимовки в тяжелое положение попали четыре зимовщика, оставленных на Северной Земле. В течение двух навигаций ледоколы не могли к ним пробиться. Люди остались на третью зимовку без топлива, керосина и свежих продуктов. С наступлением третьей ночи у некоторых появились признаки цинги. И тогда впервые в истории Арктики зимовщики были сняты с помощью самолетов, а станция законсервирована. Во время нашей зимовки самолеты еще не летали в высокие широты, и мы даже не могли мечтать о том, чтобы авиация была способна на это.