Его путешествия никогда не имели в виду газетной шумихи, и он не гонялся за красивыми рекордами. Он всегда шел путем ученого исследователя.

Совсем иное — американский летчик Бирд. Это отважный пилот — и ничего более. Он не претендует на звание ученого, и для него важнее всего «поставить рекорд». Если бы Амундсен побывал на Северном полюсе раньше него, то для него исчез бы всякий смысл полета. В 1924 году, вместе с тремя другими американскими летчиками он участвовал в великом кругосветном перелете, удачно его закончил и теперь ищет новых громких и острых рекордов.

Он привез свой аэроплан на Шпицберген с намерением пролететь к Северному полюсу и вернуться назад, не опускаясь на льды. Пример Амундсена в 1925 году показал, как опасен и почти гибелен такой спуск. Сначала Бирд хотел лететь на северный берег Гренландии, где у него были заготовлены запасы горючего, а потом уже лететь на полюс.

Однако быстрый прилет «Норвегии» на Шпицберген смешал все карты американца. «Норвегии» нужно было всего лишь три-четыре дня, для того чтобы произвести ремонт, заменить поломанный мотор, возобновить запасы бензина и газа, и тогда — прости-прощай мечты о том, чтобы побывать на полюсе первому.

И вот Бирд решается лететь на полюс при первой возможности. У черного самолета все время копошатся люди. Снег вокруг забросан обломками ящиков, жестянками, тряпьем и паклей. Моторные лодки то и дело снуют от корабля к берегу и обратно.

Стук молотков в зеленом эллинге горячит и нервирует американца и его друзей.

Но свои намерения Бирд держит в глубокой тайне.

Он никого не приглашает к себе на корабль. На все наши вопросы он отвечает уклончиво. Журналистам он заявил, что хочет сохранить монополию на телеграммы в Европу за своим собственным журналистом, тоже Бирдом — возможно, родственником, так как это «его единственный заработок».

Однако все мы знаем, что у Бирда множество затруднений. Сначала он хотел взять с собой на самолет, кроме запасов горючего на двадцать восемь часов беспрерывного полета, запас пищи на несколько десятков дней — на случай, если ему придется пробираться на Шпицберген пешком. Между прочим, Бирд уже выяснил, что лыжи, на которые была поставлена «Жозефина Форд», оказались слишком тонкими для такого перегруженного самолета. Однако он не смущается этим и весь свой запас лыж — три пары — сбивает в одну и на эту тройную пару лыж ставит свой самолет. Это был чрезвычайно рискованный шаг. Практика говорит, что лыжи при спуске очень часто ломаются или дают трещину. Следовательно, не имея запасных лыж, Бирд шел на огромный риск.

На второй день после нашего прибытия на Шпицберген на наших глазах, днем, Бирд сделал первую попытку подняться в воздух.

Тяжелый черный самолет быстро скользнул по скату горы к морю, однако от земли не оторвался и завяз в снегу в пятнадцати-двадцати саженях от обрыва в море.

Самолет оказался чересчур перегруженным.

Эта неудача Бирда сильно подняла шансы Амундсена. Мы не могли себе даже представить, что же теперь будет делать Бирд.

Каково же было наше удивление, когда, проснувшись на следующий день, мы увидели пустое место там, где вчера еще стояла огромная черная железная птица.

Оказалось, Бирд все-таки улетел.

Он просто разрешил трудную задачу. Он выбросил пищевые продукты и полетел на полюс с запасом пищи всего на несколько дней.

Малейшая неудача, необходимость спуска вследствие порчи моторов или что-нибудь в этом роде — и Бирда с его единственным спутником ждала верная смерть!

Маленькая радиостанция в Кингсбэе весь день осаждалась членами бирдовской и амундсенской экспедиций. Первые два-три часа радиостанция, имевшаяся на бирдовском самолете, аккуратно оповещала нас о полете американца. Все шло благополучно.

Но вот сведения прекратились, и потянулись долгие часы неизвестности.

Весь мир в эти дни был связан сетью незримых волн со Шпицбергеном. Через два-три часа всякая весть об экспедиции разносилась по всем углам Европы и Америки.

И вот, когда уже прошло много часов, а о Бирде не было ни слуху ни духу и у нас на Шпицбергене, и по всему миру пролетела мысль: возможно, что храбрый летчик погиб.

Наступил полдень. По-прежнему стучали молотки в зеленом эллинге, по-прежнему не было вестей от Бирда, и Амундсен дал телеграмму по всему миру о том, что он всеми силами постарается оказать помощь американскому летчику, если тот затерялся во льдах. Мы видели, что Амундсен говорит это искренне и пойдет даже на риск, чтобы только помочь американцу.

Однако ровно в пять часов, когда все мы сидели за столом, кто-то запыхавшись вбежал в большую столовую и еще с порога громко закричал по-английски:

— Бирд прилетел!

Все толпой бросились на двор. Над нашими головами в ярком солнечном небе широкими кругами кружилась черная птица. Застучали моторные лодки. Это американцы спешили на берег, и через несколько минут самолет благополучно снизился, скользнув по утоптанному снегу на толстых деревянных лыжах.

Все, что было живого на Шпицбергене, все сгрудилось около самолета. Не спрашивая еще о результатах полета, все решили, что Бирд был на полюсе. Американцы вынесли летчика на руках из самолета, крича хриплое «ура», Амундсен первый подошел и поцеловал Бирда, и вскоре американцы перебрались на корабль.

Бирд и тут отказался дать журналистам какие-нибудь сведения о своем полете, и только когда его собственные телеграммы пошли в Европу и Америку, он рассказал нам, что он благополучно пролетел до полюса, сделал над полюсом круг, вернулся обратно, совершив полет в четырнадцать с половиной часов.

Мы вернулись в столовую в несколько пониженном настроении. Особенно это чувствовалось по лицу Нобиле, он даже стал несколько раздражительным. Это и понятно. Для Амундсена, кроме открытия полюса, оставалась еще возможность первых научных изысканий на этой замечательной точке земной поверхности и предстояла великая задача первому пролететь из Европы в Америку над северной ледяной пустыней. Для Нобиле же полет Бирда был более сильным ударом. «Норвегия» должна была доказать, что такие задачи, как полет на полюс, под силу только дирижаблям. Но вот внезапно аэроплан — соперник дирижабля — совершил великий перелет до полюса и обратно.

Амундсен улетает

Еще громче застучали молотки в зеленом эллинге, а вскоре зашумели приведенные в порядок моторы. Погода стояла все время благоприятная для перелета. Капризный Шпицберген изменил себе. Правда, метеорологические сводки мы имели только с юга, но все заставляло предполагать, что на севере установилась надолго хорошая погода и все благоприятствует перелету.

В понедельник 10 мая было решено, что «Норвегия» вылетит ночью, когда солнце все-таки ниже и не так действует на оболочку дирижабля. Все было готово к отлету, но вечером разразился шквал, и отлет пришлось отложить на неопределенное время. Шквал утих так же быстро, как и налетел, и тогда решено было, что полет состоится утром. Нобиле настаивал на отлете не позже четырех-пяти часов утра, для того чтобы использовать хоть утренние часы, но сборы затянулись.

«Норвегия» отлетела в десять часов утра 11 мая 1926 года.

Последнюю ночь на острове почти никто не спал. Шли последние приготовления. Для многих решался вопрос, полетят ли они дальше или нет. Дело в том, что нас прилетело на Шпицберген девятнадцать человек, на Шпицбергене ждали Амундсен и Эльсворт. Дальше же лететь могли только шестнадцать или семнадцать человек, что зависело от последних измерений подъемной силы дирижабля. Список летевших вскоре выяснился. Он состоял из шестнадцати человек. Летели: Амундсен и Эльсворт, капитан корабля Нобиле, лейтенанты Ларсен, Омдаль и Хорген, старый сподвижник Амундсена капитан Биспинг, механики Чечони, Ардуино, Каратти, Полилла и Александрини, метеоролог Мальмгрен, журналист Рамм и радиотелеграфисты Готвальд и Джонсон. Русский телеграфист, помор Олонкин, постоянный спутник Амундсена, вынужден был остаться по причине болезни уха. Его заменил радиотелеграфист станции Кингсбэй — Джонсон. Лейтенант Амундсен, племянник Роальда Амундсена, был сначала зачислен в списки и даже перенес свои вещи на корабль, но утечка газа на солнце лишила его места и права на полет в последнюю минуту. Огорчению бедняги не было предела…