От этого места мы пошли в поисках гавани Пан, куда прибыли около полуночи и стали на якорь у входа в нее против небольшого селения под названием Кампаларау ^{122}. Когда рассвело, мы поднялись по реке на веслах до города, отстоящего от входа в гавань примерно на легуа, где мы нашли Томе Лобо, который, как мы уже сказали, жил там в качестве фактора коменданта Малакки, и ему я передал привезенные мною товары.

И этот день у нас умерло трое португальцев из четырнадцати, которых мы нашли в море, в том числе капитан джонки Фернан Жил Поркальо и пять рабов-христиан. Всех их мы ночью бросили в море, привязав им к ногам и к шее камни, чтобы они остались на дне, потому что похоронить их в городе нам не разрешили, хота Томе Лобо готов был заплатить за это право сорок крузадо, ибо мусульмане считали, что земля этим будет опоганена и станет бесплодной, раз эти покойники не очистились от той свинины, которую они поели при жизни, что, по их, магометан, мнению, является тягчайшим грехом, какой только можно вообразить. Остальных уцелевших Томе Лобо поместил в своем доме и снабжал их в изобилии всем потребным, пока они не поправились и не вернулись в Малакку.

Спустя несколько дней после их отъезда я пожелал продолжить свой путь и отправиться в Патане, место, куда я намеревался следовать, но Томе Лобо не захотел меня отпустить, всячески отговаривая от этого путешествия. Он уверял, что здесь, в этих местах, небезопасно, так как слышал, что некий туан ^{123}Шеррафан, лицо, занимающее видное положение, поклялся подпалить его дом вместе со всем находящимся в нем товаром, из-за того что в Малакке какой-то фактор коменданта заплатил ему якобы за пять тысяч крузадо стиракса ^{124}, шелков и алоэ значительно ниже их стоимости, и притом прогнившей рухлядью по повышенной цене, почему с пяти тысяч крузадо, которые он вложил в товары и которые должны были принести ему в Малакке свыше пяти тысяч прибыли, не говоря уже о приобретении хорошего товара, который он мог оттуда вывезти и который принес бы ему примерно такой же доход, он выручил всего семьсот крузадо. Лобо добавил, что его уже два раза старались выманить из дома, подстраивая у его дверей мнимые беспорядки, чтобы прикончить его в свалке. Почему, в случае, если бы произошло что-либо такое, чего он опасался, неплохо было бы мне быть рядом, дабы спасти товары, которые он здесь хранит и которые иначе могли бы погибнуть.

На это я, не желая с ним соглашаться, привел, со своей стороны, несколько доводов, которые он не пожелал принять, всякий раз противопоставляя им свои соображения, после чего мне пришлось сказать ему, что, если, как он говорит, его в самом деле собираются убить и разграбить его имущество, каким образом могу я рассчитывать избежать той же участи? И далее, если он настолько упорен в действительности такой угрозы, с какой стати позволил он отплыть этим одиннадцати португальцам или почему сам не отправился с ними в Малакку?

На это он ответил:

— Видит бог, как я раскаиваюсь в этом, но раз я уже не поступил так, как вы говорите, сделайте сейчас так, как я вас прошу и умоляю от имени сеньора коменданта, которому я сейчас напишу и дам отчет во всех наших разговорах. Поверьте, он вас не поблагодарит за то, что вы меня оставите одного со всеми товарами, которых не так уж мало, ибо стоимость их превосходит тридцать тысяч крузадо, а тут еще есть и мои товары примерно на ту же сумму.

Я был смущен: бросив его, я пренебрег бы его просьбой, оставшись, я подвергал себя опасности, а поэтому и не знал, к какому из этих крайних решений склониться. Наконец, прикинув в уме все положительные и отрицательные стороны дела, я пошел с ним на следующее соглашение: если он в течение пятнадцати дней не отправится со мной на ланчаре в Патане, предварительно обратив все товары в золото и драгоценные камни, — а того и другого было здесь в ту пору изрядное количество, — он отпустит меня, куда я пожелаю. На это он согласился, после чего каждый стал готовиться в дорогу.

Глава XXXV

Томе Лобо распродал свои товары с большой поспешностью; видимо, он не сомневался в угрожавшей ему опасности. Товар он сбывал настолько дешево, что через восемь дней в доме уже ничего не осталось. Ни перцу, ни гвоздики, ни того, что могло его обременить, он не брал и производил обмен только на менанкабское золото и на алмазы, которые прибыли сюда на журупанге из Лаве ^{125}и Танжампура ^{126}, а также на несколько жемчужин с Борнео и Солора ^{127}.

Когда все уже было готово и нам оставалось только на следующий день погрузиться на судно, нечистый подстроил, чтобы как раз в эту ночь произошел весьма прискорбный случай. Дело в том, что некий Кожа Жейнал, посол короля Борнео ^{128}, уже три или четыре года проживавший при дворе короля Пана, человек весьма богатый, застал короля со своей женой и убил его. Из-за этого события возмущение в городе и стране было столь велико, что люди уже не походили на людей. Видя все это, бродяги и бездельники, которые всегда рады подобным случаям, решили, что сейчас самое время совершить то, на что они раньше не решались из страха перед королем; собравшись в ватагу чуть ли не в пятьсот или шестьсот человек, они тремя шайками направились на факторию, где жил Томе Лобо, и, напав на дом сразу со всех сторон, ворвались в него, несмотря на наше сопротивление. При этом столкновении у нас погибло одиннадцать человек, в том числе три португальца, которых я взял с собой из Малакки. Томе Лобо убежал с шестью ножевыми ранами, из коих одна была во всю правую часть лица до шеи, отчего он едва не лишился жизни. Все это принудило нас обоих бросить факторию, оставив там все имущество, и бежать на ланчару, в которой угодно было господу спасти нас с пятью рабами и восемью матросами. Все наше имущество погибло, а было его в золоте и драгоценных каменьях больше чем на пятьдесят тысяч крузадо.

Мы укрывались в ланчаре до утра, и хотя были весьма удручены, старались следить за событиями, чтобы разобраться в том, во что выльется единодушное возмущение народа. Наконец, видя, что обстановка с каждым часом ухудшается, мы предпочли перебраться из Пана в Патане и не подвергать себя риску быть убитыми, так как перебито здесь было более четырех тысяч человек.

Итак, мы снялись с якоря и через шесть дней прибыли в Патане, где были радушно приняты находившимися там португальцами, которым мы рассказали обо всех событиях в Пане и о плачевном состоянии, в котором находился злополучный город, что всех их немало огорчило. Все они, желая в какой-то мере прийти нам на помощь и движимые лишь усердием добрых португальцев, отправились во дворец к королю, пожаловались ему на несправедливость, учиненную коменданту Малакки, и попросили разрешения возместить утраченное в Пане имущество, которое у нас захватили. Это король разрешил, заявив им без колебания:

— Вполне правильно поступать с другими так, как они поступают с нами, и отнимать у них то, что они отняли у нас, тем более когда ограбленным является комендант Малакки, которому мы все так обязаны.

Португальцы сердечно поблагодарили его за эту милость и, вернувшись в свои дома, договорились о том, что следует конфисковывать все товары, прибывающие из этого королевства, пока полностью не будут возмещены убытки, причиненные грабежом. Узнав через девять дней, что на реке Калантане ^{129}, на расстоянии восемнадцати легуа стоят три очень богатые китайские джонки, принадлежащие мусульманским купцам, уроженцам Пана, которые вынуждены были там укрыться от неблагоприятных ветров, было немедленно отдано распоряжение напасть на них.