Далее следовал "Словарь Рая", показывающий, напротив, все удовольствия добродетели. Мне, человеку земному, он и вполовину не показался таким интересным. Небеса были исключительно голубыми, а на фруктовых деревьях висели зеленые плоды. Те, кому не дано было туда попасть, вполне могли бы воскликнуть: "Зелен виноград!" Вокруг трона располагались настраивавшие свои арфы ангелы. Апостолы напоминали высших полицейских чинов, под их водительством к вратам стекались сонмы ангелов-жандармов, охранять их от посягательств грешников. Несколько праведников, видимо, только что прибыли и ангелы, как официанты, сопровождали их к месту воздаяния: чистого сердцем к подножию трона, милосердного — к древу Милосердия, which "Dropped tears as fast as the Arabian trees Their medicinable gum," правителя пятью городами стать правителем десяти и так далее до бесконечности.

Как бы я хотел обладать этими книгами! Про себя я помолился, чтобы когда-нибудь мне встретился более испорченный брат церкви, расставшийся бы с ними за вознаграждение... А не заслуживаю ли я наказания за алчность?

~

Глава 24

ИСТОРИЯ ШАНГИНА И ДАРЬИ

Зыков оказался другом Александра Александровича Быкова, моего знакомца —охотника из Архангельска и его правой рукой в многочисленных экспедициях по пинежским лесам. Здесь же, поблизости от Пинеги, жил самоед Шангин, могучий охотник, о котором шла молва, что он бес. Этот Шангин отличался исключительно интересным характером. Быков, неоднократно охотившийся с ним, рассказал мне его историю, а Зыков кое-что добавил.

Когда-то давно Шангин вел обыкновенную жизнь в деревне, плотничал, женился на русской девушке-крестьянке, с которой, по всей видимости, жил вполне счастливо. И вдруг настал внезапный конец их счастью, Шангин ушел из дома и исчез. Найти его не смогли и решили, что он подвергся нападению дикого зверя или просто потерялся в тундре. Он очень любил бродяжить по незнакомым местам.

На самом деле в Шангине зазвучал зов предков, он бросил дом, спустился на пароходе вниз по реке и схоронился в лесу к западу от Двины между железной дорогой и рекой. Он был настоящий лесовик, знал, куда идти, без всякого компаса, ведь и дикие звери это знают. По всей реке лишь несколько человек сумели бы отыскать его след.

Шангин смастерил себе хижину из лозняка и мха, стрелял пернатую дичь из лука, он был великолепным лучником. Каждый день он готовил себе обед на смолистом костре из сосновых стволов, каждую ночь спал, зарывшись в шкуры и мох. Так Шангин прожил несколько лет, то охотясь для себя, то нанимаясь к богатым охотникам. Он изучил лабиринты архангельских лесов вдоль и поперек, и мог бы, по здешним меркам, стать зажиточным человеком, ибо охота приносит больше дохода, чем плотничанье. Шангин, однако, остался бедняком, поскольку имел одну большую слабость, из-за которой спускал все деньги, как только они у него появлялись — он был пьяница. После удачной сделки он пускался на три дня в запой, а когда у него не оставалось ни копейки, возвращался в свою лесную хижину. Его, с неизменным мешком, видели в деревнях вдоль Двины. В мешке он приносил волчьи шкуры, шкуры рыси, лисий и заячий мех, и такие люди, как мой хозяин в Боброве, скорняк, давали за них хорошие деньги, пусть и бесу. Шангина знали многие богатые охотники, тем не менее, до его жены ничего не дошло, она почитала его мертвым.

Женщинам, однако, предстояло сыграть большую роль в жизни Шангина. Как-то раз в лесу он столкнулся нос к носу с женщиной, закутанной с ног до головы в оленьи шкуры и несущей лук и стрелы. То была женщина-самоедка, такая же красноносая и пьяная, как и он сам. Она тоже одиноко жила в лесах, у нее не было паспорта и она ничего не могла сказать о себе, кроме того, что она самоедка с Печоры. Звали ее Дарьей, правда, деревенские ребятишки дразнили ее Volchitsa.

Эта опустившаяся Диана позволила Шангину перейти к ней жить, и охотник бросил свою хижину, перетащив все добро в ее обиталище. Они обнаружили, что идеально подходят друг другу: вместе готовили, пили водку, пели, охотились на хорька. Дарья умела петь старые самоедские песни, голося на какой-то особый манер, и Шангин был совершенно счастлив.

Это случилось в громадном темном лесу, где сосны стоят, как гигантские армии, мрачными рядами, где непомерно огромные деревья вздымаются к небу, задевая темными гривами саму луну. Далеко внизу, у неохватных серых стволов, расставленных на темнобурой старой почве, Шангин и Дарья жили, словно первобытные мужчина и женщина. Они полюбили друг друга. Они пели свои самоедские песни с дикими азиатскими мотивами, лежали рядом в пышных мехах, пока хижину окружали зимние снега, и с каждым днем становились друг другу все необходимее как верные товарищи, неустрашимые охотники, признавая дарования друг друга, будучи обязаны один другому спасением во многих опасных схватках с диким зверем. Шангину и в голову не приходило бросить Дарью, как бросил он русскую жену.

Так прожили они многие годы, пока смерть не разлучила их. Конец пришел внезапно. Дарья понесла охотничью добычу на продажу. В последнее время ходила всегда она, потому что ее воля была посильнее и она была не так расточительна. Шангин обычно возвращался подвыпивший и без копейки. Дарья тоже любила глотнуть и, хотя она всегда приносила много хлеба и водки, все-таки большую часть денег она оставляла в монопольке. На этот раз она, как обычно, продала шкуры и направила стопы к лавке. Там она набрала спиртного, присела на крыльце и принялась пить. В России не разрешают пить внутри лавки. Деревенские мальчишки выкрикивали: "Волчица! Ведьма" и тому подобные слова, все-таки им было непривычно видеть женщину, пьющую прямо на улице. Дарья не обращала на них внимания, но тут явился полицейский и прогнал ее. Она поковыляла прочь в своих обширных меховых унтах, ворча что-то себе под нос и напевая. В конце концов она добрела до линии Большой Северной железной дороги, что связывает Вологду с Архангельском. Сев на шпалы, Дарья приложилась еще, забыла, где она находится, и заснула, как невинное дитя. Она спала, положив голову на рельсы, пока в тихой ночи с грохотом не налетел курьерский поезд, отрезавший ей голову. Таков был жестокий конец лесного романа.

Shangin and Daria over a dead bear, hunters who lived together in the forest. Photograph by A.A.Beekof

Шангина призвали опознать усопшую, и он, пнув труп, подтвердил, что это и есть Дарья, беспаспортная, охотившаяся на хорьков, не имевшая фамилии женщина, жившая с ним в лесу. И без дальнейших церемоний возвратился в лес к холостяцкой жизни. Он стал пить еще больше, меланхолия овладела им, ибо он очень тосковал по Дарье. Он начинал осознавать, что она значила для него, как хорошо им вместе жилось. До него дошло, что он любил ее. Без нее не стоило жить.

Несколько месяцев Шангин пребывал в меланхолии, и те, кто встречал его тогда, считали, что водка повредила его рассудок, он неважно охотился и вечно ворчал на жизнь. Возвращаясь как-то вечером с рынка, довольно-таки пьяный Шангин разыскал место, где погибла его подруга, и лег там между рельсами. Он решился оставить этот несчастный мир и последовать за своей любимой на небеса, на которые охотники-самоеды попадают уж точно. Он заснул в мирном, хоть и опьяненном состоянии духа, и не переменил решения даже тогда, когда грохочущий паровоз со сверкающими глазами тяжело надвинулся на него. Шангин так и не проснулся, а паровоз, тянущий почтовые вагоны, прогрохотал над ним и унесся вдаль. Возможно, шум поезда каким-то образом вплелся в сон о волках и медведях. Поезд помчался к Архангельску, оставив Шангина между рельс целым и невредимым. Водка и Судьба составили заговор против него.

Проснувшись, Шангин едва ли понял, что произошло, но почувствовал себя разочарованным. Ум его был растревожен, он терялся в догадках, что это было — удача или наоборот. Уныло вернулся Шангин в лес. Только несколько раз основательно напившись, он стал яснее осознавать случившееся.