Когда мы прошли уже некоторое расстояние по этим иссушенным землям, когда я был в отчаянии из-за задержек, вызванных поездами с водой, к двери моей палатки пришёл туземец из какого-то отдалённого края равнины и, как у них принято, уселся на корточки. На нём не было ничего, кроме небольшого куска коровьей кожи, перекинутой через плечо. Я спросил, зачем он пожаловал, и он ответил: «Я слышал, что великому хозяину нужна вода. Я могу показать, где она». Если туземец говорил правду, это были хорошие новости. Я расспросил его подробно и выяснил, что некоторое время назад – когда точно, я не смог понять – он участвовал в набеге на одну деревню и сумел найти воду. Я спросил, насколько далеко это место, и получил ответ на суахили: «Мбали кидого» («Недалеко»). Что ж, я уже знал, что такое «мбали кидого» – это как ирландская «миля с хвостиком». Поэтому я решил выйти рано утром и найти этот пруд – так его описал мой осведомитель. В это время туземцы округа страдали от тяжкого голода. Бедняга-туземец тоже был голоден, ему дали попить и поесть, и он жадно набросился на еду. Вечером я долго разговаривал с ним у костра на ломаном суахили. Тогда я узнал кое-что о многих странных, варварских обычаях масаи – интересного племени, к которому он принадлежал.

Я вышел ранним утром, взяв винтовку. Меня сопровождали Махина с ружьём и ещё один индус, который нёс необходимые еду и воду. Наш проводник-масаи, которого звали Лунгоу, кажется, знал дорогу. Он вёл нас по холмистой равнине примерно в том же направлении, в котором шла железная дорога, но немного вправо от линии. Дорога была очень интересной, по пути мы встретили множество стад антилоп гну, конгони, газелей и зебр. Я шёл по другому делу, поэтому не пытался стрелять, сохраняя это удовольствие до обратного пути. Ещё до полудня мы дошли до пруда Лунгоу. Это была круглая впадина примерно восьмидесяти ярдов в диаметре. Без сомнения, совсем недавно в ней была вода, но сейчас, как я и ожидал, она почти пересохла. Вокруг были разбросаны кости животных. Не могу сказать, были ли эти животные убиты или же умерли от жажды. Наш гид казался очень огорчённым, когда увидел, что пруд пуст, и разразился рядом восклицаний на своём необычном языке, в котором «р» звучит, как грохот литавр.

Таким образом, наш поход за водой провалился^[25].

Глава XIX

Разбитый караван

Вскоре после этого приключения железная дорога достигла равнин Капити, где нужно было построить станцию, поэтому неделю или две здесь была наша штаб-квартира. Через несколько дней после того, как мы поселились в нашем новом лагере, из внутренних районов появился огромный караван из четырёх тысяч человек. Они несли провиант для сикхского полка, который участвовал в подавлении мятежа суданцев в Уганде, а теперь возвращался на побережье. Большинство носильщиков были из бусога, но было большое количество из буганда (то есть народа Уганды), буньоро и других племён. Разумеется, никто из этих диких людей центральной Африки за всю свою жизнь никогда не видел железную дорогу и не слышал о ней. Они выразили к ней живейшее любопытство, столпившись вокруг одного поезда, которому случилось стоять на станции. На множестве забавных туземных языков они высказывали самые дикие догадки о его происхождении и предназначении. Я захотел немного развлечь их, ступил на площадку машиниста, выпустил пар и дал свисток. Это произвело просто магический эффект. Люди в толпе сначала бросились на землю, завывая от страха, а затем с опущенными головами и поднятыми руками разбежались кто куда. Паника не прекращалась, пока я не перестал выпускать пар и пока не замолк свисток. Затем их любопытство победило, они начали осторожно возвращаться, украдкой приближаясь к локомотиву, как будто это было живое чудовище из джунглей. В конце концов, два вождя набрались достаточно смелости, чтобы залезть в поезд. Они получили очень большое удовольствие во время короткой поездки по линии, которую я совершил, чтобы привезти кое-какие строительные материалы.

Сразу после того, как караван ушёл, разразился ливневый дождь, который превратил равнину в зыбкое болото и остановил все железнодорожные работы. Затяжной ливень в этом иссушенном районе производит действительно чрезвычайный эффект. Чёрная почва мгновенно становится густой грязью, и если кто-то попытается пройтись по этой слякоти, то будет только скользить и спотыкаться. Безобидные овраги, в которых полчаса назад не было видно ни одной капли, за невероятно короткое время от берега до берега заполняются ревущей водой. Через реки в этой стране без мостов абсолютно невозможно переправиться в течение многих часов или даже нескольких дней. По этой причине разумный путешественник в этих районах пересекает реку до установки лагеря. В противном случае наводнение может на неделю задержать его вместе с караваном не на той стороне реки. Конечно, когда дожди прекращаются, вода быстро спадает, реки и овраги высыхают, а земля быстро покрывается трещинами и приобретает свой обычный вид.

Однажды утром, когда продолжался перерыв в работе из-за дождя, я вышел из палатки и заметил в паре миль к северу от железной дороги большое стадо зебр. Что ж, я давно хотел поймать живым одного из этих зверей, поэтому сказал себе: «Вот мой шанс!» Дождь очень мешал людям, землю развезло. Я подумал, что умнее всего будет окружить стадо и гнать зебр по болотистой земле туда-сюда, от одной точки к другой, пока какая-нибудь из них не устанет, и тогда мы сможем её поймать. Для охоты я взял дюжину быстроногих индусов, которые были наняты для земельных работ. Они восприняли мой план с величайшим энтузиазмом. После частичного окружения стада полукруг кули начал с дикими возгласами продвигаться вперёд. Зебры, как безумные, галопом мчались из стороны в сторону, а затем сделали то, что мы и хотели: залезли в исключительно вязкую землю, где скоро потеряли силы. Мы выбрали несколько молодых особей и загнали их так, что они остановились. Мы набросились им на шеи, а другие рабочие пришли с верёвками. Таким способом мы поймали шестерых. Они были очень буйные и раздражённые и доставили нам много проблем. Но, в конце концов, мы сумели с триумфом привести их в лагерь, где заперли их. Вся операция длилась менее двух часов.

Пойманные зебры

Трёх пойманных зебр я оставил себе, а остальных отдал инженеру-механику, люди которого помогали в охоте. К сожалению, две мои зебры из трёх очень скоро умерли, но третья, крепкая двухлетка была в полном здравии. Сначала она показывала свой норов, кусала и лягала всех, кто приближался. Однажды она ударила меня в грудь задними копытами, но не причинила мне серьёзного ущерба, я только грузно упал на землю. Со временем, однако, она стала очень смирной и ручной. Она позволяла вести себя на уздечке, пила из ведра и ела из моей руки. Обычно её оставляли пастись, привязав длинной верёвкой к колышку. Однажды я вернулся в лагерь после полудня и, к своей досаде, обнаружил, что она исчезла. Расспросив своих слуг, я выяснил, что мимо пробегало стадо диких зебр. Это так взволновало мою зебру, что она сумела вырвать колышек из земли и присоединилась к своим свободным собратьям.

Через несколько дней после нашего успешного набега на зебр большой караван носильщиков-бусога вернулся с побережья. Они направлялись к себе домой, но, увы, как ужасно они изменились! Их весёлость и беспечность пропали, бедняги были в самом жалком состоянии. Среди них разразилась ужасная эпидемия дизентерии, несомненно вызванная тем, что они ели пищу, к которой не привыкли. На родине их обычное питание полностью составляют бананы, из которых они готовят также очень освежающий и стимулирующий напиток. Ряды каравана жутко поредели, на дороге во время переходов множество людей были брошены мёртвыми или умирающими. Это был тот случай, когда выживают наиболее приспособленные, поскольку весь караван, конечно, не мог сделать привал в дикой местности, где не было ни еды, ни воды. В партии был только один европеец, и хотя он трудился, как раб, он мог сделать очень не много для такого количества людей. А сами бусога казались совершенно безразличными к страданиям своих товарищей. Тринадцать бедняг остались умирать возле моей палатки. Их состояние было безнадёжно, они слишком ослабли, чтобы им как-то можно было помочь. Как только я их обнаружил, я вскипятил полное ведро воды, добавил туда сгущённого молока, вылил почти всю бутылку бренди и кормил носильщиков этой микстурой. Когда они слабо просили это питание, у меня разрывалось сердце. Некоторые могли только шептать: «Бвана, бвана» («Хозяин, хозяин»), а потом широко открывали рты. Двое из них не могли делать даже этого, они были столь слабы, что не способны были проглотить молоко, которое я ложкой вливал им в рот. Шестерым уже нельзя было помочь, и они умерли той же ночью. Но оставшихся семерых я за две недели сумел выходить до полного выздоровления. Поскольку наш лагерь передвигался с места на место, их перевозили на вагоне-платформе, пока они достаточно не окрепли, чтобы возобновить путешествие в Бусога. Они были очень благодарны за ту заботу, которые мы к ним проявили.