— Эй, приятель, а кто платить будет за нашу работу?

— Хозяйка. Она же и отвезёт вас обратно, — ответил тот.

Остаток дня мы работали безрадостно. Билл надеялся, как он выразился, что имеет дело с джентльменом и хорошими людьми, которые понимают значимость труда в праздничные дни и оценивают это по особому тарифу. Но, теперь, он понял, что горько ошибся.

Я хотел сказать ему, что с нами обращаются вполне прилично, как с работниками, проживающими в ночлежке. И полагают, что для субъектов, согласных жить в таких условиях, самая минимальная оплата уже праздник великий, так как и на эти деньги можно купить пиво и сигареты.

Но я не стал ничего говорить, предполагая, что он уже давно живёт в ночлежном доме, и такое замечание может обидеть его.

Я представлял себе, что могут о нас думать эти люди, которые знают лишь то, что мы из ночлежки, то есть, парни, у которых на организацию лучшей жизни ума не хватает. Знакомиться с нами ближе и выяснять, как мы докатились до такой жизни, никто не будет, своих забот полно. Судят быстро и просто, по дому, в котором ты живешь. А как тебя самого оценят, так и твоё время будут оценивать.

Слушая ворчание Билла, я начинал подумывать, что он не так уж прост, как я думал. Во всяком случае, он не склонен отдаваться за гроши, и судя по его пролетарским амбициям и трудовым навыкам, если ему не воспрепятствует Зелёный Змий или какие другие обстоятельства, то он не задержится в ночлежке.

О нём я узнал лишь то, что он работал водителем, но его лишили водительской лицензии, он потерял работу и теперь переживает не самые лучшие времена. Он походил на человека, временно пребывающего в бездомном и безработном положении, и этот статус ещё не стал его естественным образом бытия. Отсюда и его переживания об оплате труда, ибо в сложившейся ситуации, такие подработки для него — источник существования и возможность вернуться к нормальной жизни.

Если закрыть глаза на то, что этот парень — из ночлежки. И судить лишь по тому, как он выполнял порученную ему работу. А также, учесть, что сегодня праздничный день, и найти кого-то, желающего тягать чужую мебель — не так уж просто. То почему бы и не заплатить ему за работу, как нормальному гражданину и человеку, стремящемуся к своему счастью, пусть даже примитивному.

Сам я пока не видел причин для обид и подозрений. Хозяйка обращалась к нам просто и по-деловому. Не требовать же от неё проявлений праздничной христианской любви и обещаний осчастливить нас праздничной оплатой труда.

Билл же, чуял, что здесь его воспринимают как неполноценного гражданина и дешёвого работника, предел мечтаний которого — получить на пиво и сигареты. Естественно, его задевало такое отношение к нему. Он был уверен, что в стоимость его труда, здесь не включат обычных расходов на жильё, питание, одежду, медицинское страхование, учёбу, транспорт… Предполагалось, что житель ночлежного дома всем этим уже обеспечен, и сам по себе не нуждается в таковых благах.

По мере того, как работа шла к завершению, дистанция между работниками и работодателем росла. Хозяйка вся ушла в заботы о своём новом доме, нас замечали лишь, когда надо было передвинуть что-то тяжёлое. И как только потребность в нашем участии иссякла, она объявила об окончании работы и возвращении в город. Парнишка захотел ехать с ней.

Мы с Биллом расположились на заднем сидении. Ехали молча. Если бы не детские вопросы мальчика, то молчание было бы тягостным, как революционная ситуация. В течение 15 минутной езды ощущалась неловкость и дисгармония вынужденного пребывания в одном автомобиле представителей различных социальных групп.

На переднем сидении располагались люди благополучного среднего класса. А на заднем — прилипли два потных экземпляра. Точнее сказать, один из нас представлял социальное дно Америки, то бишь, человек без постоянной работы и места жительства, без собственности и сбережений. А второй — турист-наблюдатель, *illegal alien. *нелегальный пришелец.

В одном автомобиле собрались два-три явления, реально сосуществующих бок о бок. Благо страна достаточно просторна и богата и это позволяет им относительно бесконфликтно сосуществовать, соблюдая дистанцию. Но иногда возникают ситуации вынужденного сотрудничества и тесного соприкосновения, подобно этой поездке в одном автомобиле.

Будь эта мадам более образована и гибче, она могла бы заполнить тягостную пустоту праздными разговорами ни о чём. Но похоже, это была среднестатистическая домохозяйка, жена, мать двоих детей, мысли которой всю дорогу были заняты тем, как бы избавиться от нас побыстрее и подешевле. И не забыть, обязательно, обработать заднее сиденье моющим, дезинфицирующим средством.

Я думал о том, что вся эта возня заняла у нас часа четыре и ещё не вечер, можно пойти куда-нибудь в этом новом для меня городе…

Уже в городе, особенно, во время вынужденных остановок у светофоров, чувство отчуждения между присутствующими становилось физически ощутимым. Всем хотелось поскорее расстаться и разбежаться. Каждому в свою сторону. Кому-то не терпелось вернуться в новый дом и заняться обустройством быта. Нам тоже хотелось поскорее оказаться в своей среде и расслабиться.

У какого-то поворота хозяйка спросила нас, не возражаем ли мы, если она высадит нас, не доезжая до нашего дома, так как ей здесь удобнее заехать на свою старую квартиру, кое-что забрать оттуда.

Мы не возражали. Остановка на этом повороте не позволяла ей задерживаться, и это ускорило и облегчило процедуру расчёта и обмена любезностями. Она торопливо сунула Биллу уже заготовленные деньги, промямлила, что там 50 долларов для нас, и что она очень благодарна нам за помощь…

Дорожная ситуация требовала движения. Мы не смели задерживать её, и с облегчением для всех, выпрыгнули из машины на тротуар. Билл выдал мне мои 25, и всю дорогу был занят тем, что вслух сочно ругал себя и всех тех, кто сегодня поимел его за такие смешные деньги!

Вернувшись в ночлежный Дом, мы разошлись по своим делам.

В Доме и вокруг него было людно. По всем признакам было очевидно, что совсем недавно здесь угощали обедом.

При всем желании пойти погулять, я ещё не определился в какую сторону лучше пойти в этом городе. Обратился к одному мужичку с вопросом, где здесь пляж? Тот указал мне направление и пояснил, что пешком шагать далековато, а велосипедом — самый раз, и с парковкой никаких хлопот. На моё замечание об отсутствии велосипеда, дядя дружелюбно предложил мне, воспользоваться одним из его вело коллекции. Он тут же подошёл к сеточному ограждению, у которого стояло десятка полтора различных велосипедов, и отстегнул один из них. Вручил ключ от замка и пожелал мне пользоваться этим средством передвижения с пользой и удовольствием. Я поблагодарил его и мы, на всякий случай, познакомились. Его звали Ossic.

Крутя педали, я с интересом осматривал город. Первое, что заметил, как велосипедист, это то, что улицы кроме проезжей части, имели и тротуары. Никаких признаков общественного транспорта. Об этом говорило и достаточно интенсивное, для небольшого города, автомобильное движение, и редкие пешеходы. Больше — велосипедистов. Во всяком случае, в этом городе для пешеходов и велосипедистов предполагались дорожки, что позволяло безопасно и комфортно передвигаться.

Центральная часть тянулась вдоль побережья. Некоторые кварталы напоминали мне Принстон. Множество мелких изящных магазинчиков, кондитерских, кафе и картинных галерей.

У самого побережья — кварталы жилых, явно недешёвых, домов, чередовались с гостиничными комплексами. Пляж являл собой узкую песчаную полосу. Обычной для пляжей толчеи и суеты здесь не наблюдалось. На расстоянии, один от другого, лежали и посиживали загорающие на солнышке. Кто-то купался, а кто-то бегал трусцой вдоль берега. Особой разницы между пляжем на атлантическом побережье и пляжем на Мексиканском заливе я не заметил, во всяком случае, при тихой погоде. Обозревая пляжные просторы, разглядел в одной стороне пирс на сваях. Конструкция уходила в залив метров на 100. Вид в другую сторону ни чем не ограничен, и песчаная полоса тянулась насколько можно было видеть.