Вскоре тронулись в путь и мы. Считая запасы депо, у нас имеется продовольствия людям на месяц, собакам на 20 дней и 1½ бидона, значит около 20 литров керосина. Кроме того в изобилии медвежье мясо. Впрочем взять его полностью невозможно из-за перегруженности саней.

Дорога торная, но днем солнце сильно греет, собакам жарко, и работают они тяжело. Решили перестроиться на ночное передвижение, когда холоднее, солнце стоит невысоко на горизонте и не так печет.

Пройдя 43,4 км, остановились на мысе Анучкина для определения очередного астрономического пункта. Это немного рано после мыса Берга, но конфигурация берега и здесь гораздо сложнее и расчлененнее, чем показано на старой карте гидрографии. Кроме того мыс — место весьма приметное, как бы самою природой предназначенное для пункта.

16-го поехали дальше. Берег, довольно высокий, каменистый, сложенный попрежнему интенсивно дислоцированными метаморфическими сланцами, идет почти прямо на юг. Вглубь острова на запад тянется сначала морская терраса шириною 3–5 км и высотою около 50 м над уровнем моря. Далее за ней поднимаются скалистые обрывы коренного берега высотою 200–300 м, расчлененные долинами, по которым сползают языки глетчеров, здесь почти везде кончающихся слепо сразу же при выходе на террасу. Внутренняя часть острова имеет сглаженный мягкий рельеф, занята фирновыми полями и ледниковым куполом, отпрысками которого и являются долинные глетчеры.

Вдоль берега идет цепь мелких скалистых островков. Впрочем, один из них довольно большого размера, около 2½ км в ширину и 10 км в длину. Он расположен на месте мыса Арнгольд старой карты, которого, таким образом, не существует.

Заезжаем в залив или пролив Шокальского. Что-то сулит он нам?

Погода испортилась, туман, холодный сырой норд-ост, временами густой хлопьями снег. И вдруг совершенно неожиданная встреча. Впереди из снежной пелены вынырнули два темных, таких знакомых птичьих абриса. Круглое плотное тело, мощные крылья и длинные шеи. Да ведь это гуси! Мы не верим своим глазам. Гуси… здесь… на Северной Земле… В царстве мертвых скал и льда, да еще сейчас, в такую мерзкую погоду. Не может быть! Но факт остается фактом. Это гуси-казарки несомненно. Птицы низко и тяжело пролетели над нами и скрылись к северу в густой сетке лепящего снега.

Значит, нужно ждать скорого наступления интенсивного таяния. Едва ли данная пара будет единственной. Наиболее вероятно, что это передовые разведчики, за которыми через несколько дней последует массовый прилет. Дробовое ружье и патроны у нас с собой взяты, значит можно рассчитывать на гусиный суп.

Лагерем остановились в 5 часов, пройдя за переход 50,4 км по плотной, очень торной, легкой для собак дороге. Самим же пришлось тяжеловато. Более 14 часов непрерывной напряженной работы со съемкой, ходьбой и лазанием по горным обнажениям утомят хоть кого.

На восток километрах в тридцати видны гористые склоны уже противоположного берега. Они так же, как и наш, идут прямо на юг, продолжаясь до пределов видимости. Схождения берегов пока не заметно, так что, вероятно, здесь лежит пролив, а не залив. Горы Толмачева, показанной на старой карте, нигде что-то не видно. Вероятно это был оптический обман вследствие рефракции, которая в Арктике может ввести в заблуждение даже очень опытных людей.

Гуси не обманули. Днем температура +5°, несмотря на пасмурную погоду. Снег раскис, превратившись в мокрую кашу, которая уже не держит саней. Теперь надежда только на ночные заморозки. Хорошо, что идем по морскому льду и пересекать землю вторично вероятно не придется.

Ночью подморозило, и, пользуясь этим, удалось проехать 32,8 километра. Теперь окончательно нет сомнения, что мы едем по проливу. Восточный берег отстоит километров на двадцать — двадцать пять и идет все так же неуклонно на юг. Наша сторона у места стоянки изменила направление с южного на юго-западное. Поэтому здесь необходимо определить астрономический пункт.

На гранитных скалах у лагеря гнездятся белые ледяные чайки, как снег облепившие каменистые обрывы. На глине у журчащего ручья спугнули стайку гусей уже штук двадцать, но дробовое ружье было в санях, и птицы благополучно улетели.

На террасе в обнажающихся здесь гранитах обнаружены кварцевые жилы с вкраплением колчеданов и обильным, хорошо кристаллически образованным турмалином прекрасного черного цвета. Сам гранит газообразными выделениями магмы местами превращен в аггрегат слюд, кварца, турмалина, сульфидов и других минералов. Все признаки оловорудного месторождения налицо. К сожалению, из-под снега вытаяли лишь бугры, а ложбины еще везде под снеговым забоем. Однако задерживаться тут долго нет возможности и приходится ограничиться изучением того, что доступно осмотру. Взят ряд образцов и проб для анализа.

В надежде на будущие благоприятные результаты мыс назван Оловянным.

На льду пролива около приливных трещин лежат пригретые весенним солнышком нерпы и зайцы. Время от времени который-нибудь из них приподнимается, внимательно осматривает все кругом, а потом его голова снова падает на лед, как у подстреленного, и зверь засыпает глубоким сном на минуту, полторы. Этим интервалом и нужно пользоваться подползающему охотнику. Когда же животное осматривается, нужно лежать неподвижно, подобно тюленю, лучше всего не на виду, а под прикрытием какого-либо бугра или тороса. Глаза у нерпы превосходные, и опасность она замечает уже за 1–2 километра. Несмотря на зоркость, чуткость и отдых предпочтительно на открытом месте, медведь все же ухитряется подбираться и ловить спящую нерпу. Он терпеливо крадется, пользуясь малейшим прикрытием местности в виде торосин и бугров, а потом, улучив момент, уже накоротке пулей кидается на добычу, убивая ее одним могучим ударом огромной лапы. На открытом месте медведь часами ползет, прикрывая черный предательский нос лапой, пока нерпа спит. Белая шкура отлично сливается со снежным фоном, делая ползущего зверя до поразительности схожим с снежным бугром или старым торосом.

Нерп кругом много, значит должны бродить и медведи. Действительно, вскоре после того, как разбили палатку, с юга показалась шествующая мамаша с двумя малышами нынешнего года рождения. Она шла прямо на нашу стоянку, но метров за триста заметила опасность и круто свернула в сторону, когда было уже поздно. Спущенные с прикола наши патентованные медвежатники Бурый, Ошкуй и Архисилай^[19] взяли в работу не очень-то еще прытких на бегу медвежат. Мамаша, конечно, вернулась и кинулась на защиту детей, но тут подоспели мы, и все было кончено. Теперь мясом можно основательно подкормить собак, экономя пеммикан на будущее. Шкуры, конечно, пришлось бросить. Дорога тяжелая, и для собак теперь каждый килограмм в тягость.

20 июня. Ночью подморозило. Пользуясь этим благоприятным обстоятельством, мы тронулись в путь дальше при ясной солнечной погоде. С возвышенности у лагеря сегодня особенно отчетливо видно, что берег противоположной стороны далеко на юге кончается обширной низменностью.

До нее на-глаз километров шестьдесят — восемьдесят. Это вероятно и есть юго-западная оконечность южного острова — мыс Неупокоева. Берег высокий, но не очень крутой, сложенный гранитами и метаморфическими породами, продолжает итти на юго-запад, все более и более заворачивая к западу. Таким образом из пролива мы, несомненно, выходим на западную сторону земли.

Пока солнце стояло низко и держался мороз, дорога затвердела и была сносной, но уже с 10 часов снова потеплело, поднявшееся солнце начало сильно пригревать и снег опять раскис. За предыдущее тепло он уже успел превратиться в зернистую разность — фирн, в котором, как в рыхлом песке, вязли и сани, и люди, и собаки почти на полметра. Последние 10 км шли 4 часа, причем нам, конечно, все время приходилось помогать тащить сани, впрягшись в лямку наряду с собаками. Все же за переход удалось сделать 34,1 километра. На мысу, названном мысом Якова Свердлова, сделаем основательную стоянку, чтобы дать отдых утомленным собакам, а главное — определить поточнее астрономический пункт, так как берег дальше повернул на северо-запад и данный мыс, стало быть, является наиболее южной оконечностью острова Октябрьской революции.