. . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Был разгар арктического лета. Солнце, казалось, припекало, хотя в воздухе было всего 3 градуса тепла. Мы побросали кожаные куртки и в одних теплых норвежских фуфайках рассыпались по земле.

Молодой харьковский геодезист Войцеховский с теодолитом, компасом и штативом скрылся вместе с группой матросов за первыми песчаными холмами: ему надлежало точно определить астрономический пункт. Но произвести засъемку всей земли одному не под силу. Тринадцать человек было разбито на партии в помощь топографам, производящим полную топографическую съемку.

Земля огласилась криками, шутками, смехом. Геологи, мурлыча под нос песни, в ритм выбивали трели по каменьям своими молотками. Отбитые куски горных пород они тщательно укладывали в отдельные мешки и делали записи в специальных тетрадях.

Нашей группе — Самойловичу, Ушакову, Журавлеву и мне — выпала задача проникнуть вглубь и определить протяжение земли к северу.

За чашкой чая на пустынно-мертвом острове Визе (с кружкой в руках — проф. Визе).

РАЗВЕДКА ВГЛУБЬ ОСТРОВА

…Скудный наряд земли Визе скрашивают десятки долин и ручейков, сбегающих к морю. Илистая почва цепляется за кожаные сапоги, серым налетом застывает на голенищах. Ушаков, носивший всегда свободную обувь, негодовал, когда ему приходилось, поддерживая за ушки сапоги и согнувшись, переходить вброд небольшие ручьи.

— Завяз, подождите. Куда вы гоните!

Он еле поспевал за нами.

По склонам долин мы видели много оленьих рогов, костей полярных лисиц и даже нашли целый скелет белого медведя. Можно было заключить, что олени, занесенные сюда пловучими льдами, гибли от недостатка корма.

После однодневного исследования оказалось, что вновь открытая земля является островом, расположенным на 79°27′ с. ш. и 76°40′ в. д. от Гринвича. Остров тянется с северо-запада на юго-восток, имея в длину около 30 км и в ширину — около 15 км. Весь остров представляется в виде невысокой равнины, состоящей из наносов, главным образом песчаных. Плато острова покрыто своеобразными почвообразованиями, которые, в силу морозного выветривания, приняли форму многогранников, красиво расположенных на поверхности в виде мягких подушечек, похожих на очертания кошачьих лап.

Уже с первого взгляда можно было заметить, что остров Визе совершенно другого строения, чем Земля Франца-Иосифа.

На поверхности острова были обнаружены породы, относящиеся к так называемым „сибирским тропам“ (изверженные породы, распространенные в Сибири). Можно поэтому заключить, что движение ледников в древнее время повидимому было в направлении от Таймыра к этой суше.

Внешний вид острова Визе однообразен. Остров возвышается всего на 15—20 метров над уровнем моря и тянется сглаженной равниной, изрезанной довольно значительными ручьями и реками, текущими к югу с одной стороны, к северному берегу — с другой. Равнинная поверхность острова местами изборождена речными долинами, которые отчасти можно отнести к рекам, переставшим существовать или изменившим свое направление.

Самая большая долина принадлежит одной из рек, берущих свое начало на водоразделе острова, простирающегося с запада на восток. Эта река течет в северо-восточном направлении и впадает в море на северном берегу.

Эту изумительную по красоте будущую базу для воздушных сообщений между Америкой, Европой и Японией через Северный полюс, расположенную в центральной части острова, мы назвали, по моему предложению, долиной „Комсомольской правды“, а резвую речку, бегущую по этой долине, — „Комсомолкой“. В конце обследования острова, в честь ЦК ВЛКСМ, сложили на одном из выдающихся холмов груду камней в рост человека и оставили записку с указанием направления к долине „Комсомольской Правды“. Тщательно обследовав в течение дня остров, мы по проторенному пути вернулись обратно.

Последней с острова пришла группа топографа Войцеховского. За 36 часов, проведенных без сна и отдыха, ей удалось необыкновенно точно нанести на карту очертания открытой суши.

В кают-компании героем дня был проф. Визе. Десятки приветственных телеграмм лежали на столе.

Дежурный радист Гершевич принес телеграмму от правительства:

Стальной трос, оплетенный вокруг ледяного стана розового ропака, извиваясь змеей, пополз обратно на палубу.

— Лево! На борт!

Ледокол „Седов“ обмял бортами серый лед и направился с запада в обход острова Визе.

Бледные, молчаливые многолетние торосистые поля в 9—10 баллов, стерегущие в течение неисчислимых веков девственность открытой суши, потрескивали зло и гулко.

Морские течения за время нашего похода к острову Визе нагнали к берегам огромное количество тяжелого льда. Кольцо на пути ледового броненосца замыкалось.

— Назад!..

Первый раз наш полярный Колумб — тов. Воронин решил отступить. Путь прегражден. Ледокол заметался, скрипя.

2400 лошадиных сил — 9600 копыт здоровых коней машинного отделения с остервенением бились внизу, стараясь в куски разбить перекоп Арктики. Лед тяжелел. Корпус дрожал.

— Полный назад!..

— Владимир Иванович, вам телеграмма из Архангельска:

Архангельский помор стряхнул с каштановых усов мелкие сосульки, посмотрел с капитанского мостика на поле сражения.

— Задание правительства и трудящихся должно быть выполнено!

— Вперед!…

Задний ход освободил разгон.

„Седов“ рванулся, надавил приплюснутым носом первую льдину, скользнул по ней килем и с полного хода вклинился в береговой припай.

Положение серьезное. Сдержат ли шпангоуты натиск льда?

Ледокол, казалось, чувствовал волнение капитана. Он рвался вперед, но цепкие ледяные объятия, сжав его, сделали беспомощным.

За восемь часов непосильной работы продвинулись на два корпуса в сторону.

Траурная кайма береговой суши подвинулась к ледоколу.

— Расшибет о камни!..

Десятки раз обессиленный „Седов“ с разбегу налетал на ледяное препятствие и вновь отходил, расталкивая сверзающиеся льды.

Бессонная ночь состарила капитана.

— Право на борт!

           — Так держать!

                    — Бить перемычку!

                                   — Есть малый…

                                                — Есть назад…

                                                           — Есть полный…

Трехметровый лед не поддавался натиску корабля.

Солнечное утро глумилось над нами. Высокие торосы блестели серебряной чешуей инея. Направо, совсем недалеко, темнела полоса голубого неба.

На доске объявлений висела свежая телеграмма-„молния“ из Москвы:

„Седов“ во льдах.