Радист Гершевич, медленно отделяя фразу от фразы, как заправский диктор, выкрикивал в микрофон:

— Проверяйте настройку. Раз!.. Два!.. Три!..

— Даю еще. Настраивайтесь. Раз!.. Два!.. Три!..

— Сообщите слышимость. Через полчаса передаем концерт. Вспыхнули и замелькали синие огоньки в радиорубке. Громкоговоритель застрекотал ремингтоновской машинкой.

Десятки плавающих кораблей в море Баренца, в Белом море, Карском море, Земля Франца-Иосифа, остров Диксон, норвежская станция, ледокол „Сибиряков“ и какой-то советский радиолюбитель откликнулись на брошенный вызов из страны ледяного молчания.

— Настроились. Заметна хрипота звука. Немного исправьте. В общем слышно хорошо.

Зимовщики Земли Франца Иосифа попросили Румянцева спеть любимую „Седовскую“ песенку. Заказ был принят.

П. И. Румянцев, артист студии Станиславского, работающий в качестве завхоза на ледоколе „Седов“, подошел к пианино, привычным жестом разложил ноты.

— Готово, можете включать.

Гершевич включил аппаратуру и поднял микрофон.

— Алло! Алло! Говорит радиостанция ледокола „Седов“. Полярные радиослушатели! Настраивайтесь на нашу волну. Даю настройку, даю настройку.

— Раз… Два… Три… Передаем оригинальный концерт, конферансье — корреспондент газеты „Известий“ Борис Громов. Слушайте, у микрофона товарищ Громов.

В вязаной шерстяной фуфайке, в длинных охотничьих сапогах с грохотом шагнул из-за стола „арктический конферансье“.

— Всем! Всем! Всем слушающим концерт правительственной экспедиции.

— Ледокол „Георгий Седов“ вошел в девственные льды Карского моря. Водитель корабля В. И. Воронин вторую ночь не покидает капитанского мостика. В ледяных полях, только ему известных, находит он небольшие лазейки открытой воды и ведет ледокол к Северной Земле.

— Ночью о борта ледокола звенел нилосовый лед. Вчера открыли „пловучую землю“ доктора Лимчера.

— Краснофлотцы Балтийского флота выпустили стенгазету „Айсберг“. Объявляю результаты шахматного турнира. Первую премию — фунт шоколада и бутылку вина — получил профессор Шмидт. В конкурсе участвовало 15 чел. Со всех концов Советского Союза получаем десятки приветственных телеграмм.

— Громыч, не затягивай, экономь время!

Многословье конферансье было приостановлено выкриками с места.

— Сейчас прослушайте „матросскую“ песенку в исполнении артиста оперы — нашего завхоза Павла Ивановича Румянцева.

Я видел не раз Румянцева исполняющим роль Онегина. Видел его Васильем Грязновым в „Царской невесте“, но таким близким, дорогим мне и каждому я вижу его в первый раз. Артист Румянцев, обросший густой щетиной волос, поддернул спадающие кожаные брюки, подошел к микрофону.

— У рояля профессор В. Ю. Визе, — добавил конферансье и перевернул ноты.

…Утро только начиналось. Мягкий негреющий свет полярного солнца лег на грудь белой пустыни.

Визе двумя сильными арпеджио пробежал по клавишам.

Первый раз ледяная пустыня несла радиоволнами эту песнь полярных исследователей. Суровая легендарная Арктика покорно слушала человека, победившего ее наукой и техникой.

Павел Румянцев уставил взгляд через открытый иллюминатор на синюю пелену снега на ледяных полях и поднял голос:

Тихо ходит капитан над кают-компанией. В песню вкрапливаются его слова:

— Держать на пе-ре-мы-чку…

Ледокол, нарываясь на крупную льдину, вздрагивал; вздрагивал вместе с ним и голос певца.

Лед. Песня. Снег. Песня. Снова лед…

— Что чернеет впереди?..

Из открытой двери в накуренную комнату влетел холодный ветер. Наш капитан тихо, как-будто боясь, что ему не поверят, обвел всех присутствующих голубыми глазами и выпалил:

— Товарищи, на горизонте показалась не обозначенная ни в одной лоции мира неизвестная земля. Глубина упала. Впереди земля.

Многие из нас не верили даже капитану. — Земля? Ну, это, братцы, дудки. Пущена утка. Подниматься наверх в разгаре „полярного концерта“ никому не хотелось. Многие думали, что навстречу снова жалует „пловучая земля“ в виде огромней ледяной горы.

Однако Визе, прекратив аккомпанемент, легко одетый, первым бросился на капитанский мостик; долго не отрывал близоруких глаз от бинокля.

— Да, это земля, самая настоящая, — не спеша, но уверенно говорит Владимир Юльевич.

В секторе СССР следует зарисовать новую неведомую землю.

Вокруг Визе уже собралась толпа из матросов, кочегаров и членов экспедиции.

На развернутом листе немецкой карты Брейтфуса Визе стал показывать местонахождение предполагавшейся им ранее земли.

— Вот смотрите!

На карте мы увидели штрихи со знаком вопроса и надпись „Земля Визе“.

— Существование земли, — объяснял проф. Визе, — мною было предсказано еще в 1925 году на основании изучения дрейфа погибшего судна экспедиции Брусилова „Святая Анна“…

— В этом же году я предположительно нанес место этой земли на карту. Нам известно, что льды полярных морей передвигаются под влиянием двух сил — ветров и морских течений. Действием этих сил передвигалось в 1913—1914 гг. затертое во льдах судно „Святая Анна“. Штурман Альбанов, подобранный экспедицией Г. Я. Седова на Земле Франца-Иосифа после долгих скитаний по пловучим льдам, доставил вахтенный журнал этого судна. Сама же „Анна“ бесследно погибла. В журнале остались записи об общем движении судна, его дрейфе и о направлении — силе ветра.

— По теории нам приблизительно известно, с какой скоростью и в каком направлении затертое во льдах судно должно передвигаться под влиянием ветров. Зная общее передвижение судна, скорость и направление ветра, можно вычислить и скорость морского течения; это и было моей целью, когда я взялся за обработку журнала „Анны“. При анализе записи я натолкнулся на любопытную особенность, которую дрейф „Анны“ показал между параллелями 70 и 80 норд и меридианами 70—80 ост. Здесь судно, двигавшееся в общем на север, отклонялось от направления ветра не вправо, как следовало бы ожидать по теории дрейфовых течений Экмана, а влево. Объяснить эту аномалию я мог, только допустив существование суши к востоку, недалеко от дрейфа „Анны“.

— Ряд других особенностей дрейфа „Анны“ в этом районе подкрепил мое предположение. Более подробный анализ позволил мне приближенно определить место предполагаемой суши. Я нанес его на большую карту, приложенную к моей статье о течениях в Карском море, опубликованной в 1924 году. Позднее эта суша под названием „Земля Визе“ с вопросительным знаком была нанесена Брейтфусом на немецкой карте, которая перед вашими глазами. До сих пор она значилась как проблематическая и такою нанесена на карту Арктики.

— Зная о проекте Нобиле лететь в 1928 году к Северной Земле, я обратил его внимание на желательность обследования того района, где я предполагал сушу. Дирижабль „Италия“ пролетел тогда весьма близко от этой земли, но не видел ее, вероятно, потому, что земля в это время была сплошь покрыта снегом. Несмотря на то, что с дирижабля не было усмотрено суши, я не переставал придерживаться своего мнения. Теперь „Седову“ выпала честь открыть предположенную мною землю и стереть знак вопроса.