Четырежды за два месяца приступал Малхаз к рисованию, и каждый раз в истерике крича загрунтовывал начатое. В середине декабря отправились во второй раз на остров. В тропиках сезон дождей, к тому же Рождество на носу и людей на острове совсем мало. Поднимаются Шамсадов и Ралф каждый день на вершину острова: парит зной, жара, а к обеду страшный ливень. Понял Малхаз, днем на вершине делать нечего: солнце, ветер, дождь, да к тому же от испарений видимости нет. Нанял Малхаз местного проводника, вооружившись фонариком, задолго до рассвета тронулся по единственной тропе к вершине. Увязавшийся за ними пожилой лорд на первом же подъеме сдался, возвратился в гостиницу, а Малхаз быстро приноровился, ведь ходить по горным тропам сноровка есть; правда, пару раз в темноте чуть не оступился, на волоске был от падения в глубочайшую расселину. В этот день он впервые встретил зарю на вершине и проводил ее на закате. Так продолжалось несколько дней, никаких снимков или зарисовок он не делал, все оседало в душе. И наконец, Шамсадов все понял, все пережил, до всего дошел.

В резко наступивших потемках Малхаз в предновогоднюю ночь спустился с горы (со второго похода он от проводника отказался, ибо требовалось полное одиночество). Искупавшись и переодевшись в смокинг, он пошел в ресторан, где его должен был поджидать Воан Ралф.

— Вы мне не сказали о главном, — был возмущен Шамсадов, — на обеих стенах был изображен один и тот же вид, вид гавани; только один, на восточной стене, изображал рассвет, надежду, спасение предстоящего дня, а другой — закат, предстоящее жуткое одиночество в диких джунглях, в ночи.

— Браво! — восхитился лорд. — Я хотел, чтобы Вы сами до этого дошли! Я очень рад!

Так и творил Малхаз более полугода; до обеда на одной стене, к вечеру приступал к другой. В начале июля 1997 года лорд Воан Ралф пригласил в гости всех тех — родственников, соседей и знакомых, кто когда-то видел оригиналы обоих панно. Реакция была потрясающей! Через день Шамсадов стал весьма обеспеченным человеком, и первым делом, вопреки воле родных, он щедро рассчитался с матерью и братьями за помощь, возместив долг с лихвой, и одновременно узнал, что контракт еще не окончен, по договору предстояла еще одна поездка на остров, теперь уже только для отдыха.

— Ты заслужил! — хлопал по плечу Малхаза довольный лорд. — Теперь я приведу в порядок весь дом и парк, на это моего таланта хватит... А полетишь на сей раз один, там тебя уже ждет Томас Ралф-младший.

С первого взгляда щупленький, маленький Шамсадов почему-то невзлюбил рослого, стройного сына. Однако на вечеринке все это улетучилось: Томас Ралф-младший оказался славным малым, потомственным скорее не лордом, а пиратом, или, мягче, моряком, который, как и его отец, предпочитал родное шотландское виски, гаванские сигары и любовался мулатками.

— Хватит гулять на суше, — на вторые сутки отдыха заявил Томас Ралф-младший, — пора позабавиться, как пираты! А на этом острове скука, одни фригидные жеманные европейки.

Под этим лозунгом он арендовал вроде невзрачную, но, по его словам — военного капитана — очень добротную океанскую двухмачтовую яхту. Еще двое суток они шли в одиночестве, и Томас, научив Малхаза элементам навигации, днем, а потом и ночью поручал ему штурвал. На третьи сутки дошли до целой гряды небольших островов, пристали к одному для пополнения провизии. Оказалось, что Томас Ралф-младший здесь не впервые и даже знает местный диалект. А в состав провизии входят и шесть танцовщиц, да Ралф был недоволен местным поставщиком, он заказывал восемь.

Под барабанный бой, песни и пляски полуголых полинезиек ушли далеко в открытый океан, и ночью по приказу Ралфа опустили паруса, стали на якорь.

— Ха-ха-ха! Ну, как тебе современная пиратская жизнь? — с бутылкой виски ходил по палубе пьяный капитан Ралф.

— Отлично! — восторгался даже не представлявший такого «боцман» Шамсадов.

— Тогда так и держать курс!

— Есть так держать!

Так они и «держались» более трех суток, свободно дрейфуя в бесконечном океане. И тем не менее Ралф оказался профессионалом, за ситуацией он все-таки следил.

— Вставай! — ночью будил он Малхаза. — Барометр резко падает, идет шторм... Девушек в каюту, надеть спасательный жилет, и за мной на палубу... Завести мотор... поднять паруса! Постараемся обойти вон ту мглу.

Вспышка, ослепительная вспышка, ломаная яркая стрела во всю ширь неба озарили небосвод, наводя ужас. Сразу же все забурлило, загудело, вспенилось, вскипело; вздыбился непокорной стихией океан.

— Не успеем, не уйдем! — закричал во всю глотку Ралф. — Спустить паруса! Мотор на полные обороты!

Шамсадов кинулся к центральной мачте, и в это время первая, еще не очень сильная, авангардная волна брызгами, будто ядовитой слюной, обдала его лицо и руки.

— Быстрее! — яростно командовал капитан.

Малхаз схватился за канаты: все у него в голове спуталось, и он уже не помнил, что надо тянуть, что ослабить. И тут новая волна с легкостью перемахнула через борт, окатила его так, что он от испуга чуть не задохнулся. Вскочил на ноги, и новая волна, как свирепая голодная пасть акулы, сбила его с ног, понесла по палубе к форштевню. Потеряв ориентацию, он в панике орал, махал руками и, случайно ухватившись за килевой трос, вцепился в него чуть ли не зубами.

— Боже, спаси! Прости! — шептал он. — Знаю, за грехи, больше не буду!

В это время огромная рука до боли сжала его запястье, рванула от троса.

— Ты что это как мямля скис? — склонился над ним зубастый оскал Ралфа. — Что ты дрейфишь, за мной!

Железной хваткой, как ребенка, потащил капитан Шамсадова. Новая жесткая волна отрезвила сознание Малхаза, он вырвал свою кисть, и, вспомнив, как шел в атаку, со злостью заскрежетал зубами, сам дернул Ралфа:

— Капитан, паруса спустить не могу, путаюсь, поручи что другое.

— Вот так, молодцом! — хищно озарилось лицо капитана. Раскатистым басом закричал он в ухо напарника. — Ничего не бойся, с нашими спасательными жилетами ты никогда не утонешь, если даже тебя смоет... и еще, как только основательно намокнет датчик на жилете, автоматически включится спутниковый навигатор и нас в течение максимум двенадцати часов подберет ближайший американский или британский военный корабль. Понял? И еще, помни, мой прадед, ты это знаешь, после пяти лет одиночества на острове связал небольшой плот, и пять суток носило его по океану без еды и воды, пока не занесло на Галапогосы.

— Ана тоже! — помня о своем, закричал Малхаз.

— Чего?.. Короче, держись! А сейчас в трюм, отключи мотор, и к штурвалу, держи носом к волнам.

С мотором отключился свет, и тут же удар волны бросил Малхаза к стенке. Он еле вылез из трюма, палуба уже накренилась, вот-вот перевернется. До боли в пальцах хватаясь за поручни, до крови разбив руки и нос, он пополз к штурвалу. А волны и ветер словно взбесились, с огромной амплитудой перекатывают через борт, швыряют суденышко. С трудом Малхаз ухватился за штурвал, стал выворачивать, да это ему не под силу.

— Томас, Томас! — в смятении закричал он.

В ответ только свирепый вой, ни души кругом. Совсем отчаялся Малхаз, одиночество в стихии ужаснее всего, он уже подумывал бросить все, бежать в каюту к девушкам — и тут новый разряд молнии, прямо над головой! Еле успел выхватить Малхаз огромное тело Томаса на самом конце накрененной мачты, почти касаясь волн.

— Томас, Томас! — срываясь на визг, закричал Малхаз, и тотчас умолк в удивлении; на плечах, где погоны, замаячили яркие красные огоньки, и такие же замигали на мачте, спускаясь, а потом поползли к нему по палубе.

— Молодец, Малхаз! Так держать, еще левей, левее руля! — раскатистым басом навис капитан у самого уха. — Левее, еще крути!

— Не могу! — стонал Шамсадов, повиснув на штурвале небольшим своим весом.

— Не-не, так нельзя, — сдержал его порыв Томас. — Если поломается штурвал, то всё, девчата точно погибнут... Давай вместе, плавнее... дави, еще дави, еще чуть-чуть, — задыхался он.