— Рада познакомиться.

— Вы, господа, наверно, знакомы? — спросил гостей хозяин. Дитерихс в ответ кивнул. Несмелов раскланялся с генералами. Задержал взгляд на Пепеляеве.

— Ваше превосходительство, прошу не забыть, что через три часа ваш поезд отправится на станцию Маганская.

— Благодарю. Я помню.

Васса Родионовна спросила:

— Как вам понравились наши картины?

— Разве могли не понравиться. Один Малявин чего стоит. Жаль, что не смог увидеть всей коллекции.

— Полковнику очень понравился твой портрет.

— Молодость всегда нравится.

— Мне, мадам, понравились и ваша молодость, и сама живопись портрета.

Сыровый, внимательно и настороженно рассматривая Несмелова, спросил:

— Полковник, мне кажется, мы с вами знакомы, помню ваше лицо. Напомните, где мы могли с вами пстретиться. Может быть, в Челябинске?

— С удовольствием напомню. Вы сдались в русский плен на участке моего батальона поручиком австрийской армии.

— Неужели? Какая поразительная память!

— Но и вы не забыли меня. Хотя тогда я вас только угостил кружкой горячего чая со спиртом.

— Да, да, был холодный дождливый вечер. Почему никогда не навестили меня?

— Некогда было. Воевал. А кроме того всегда считал, что вам, бывшим пленным, не место в нашем споре.

— Разве? — Сыровый удивленно пожал плечами.

В комнату вошла девушка.

— Барыня, ужин подан.

— Прошу извинить, — сказал Несмелов, обращаясь к хозяйке.

— Разве не останетесь поужинать?

— Не волен. Служба.

Поцеловав руку хозяйки, Несмелов раскланялся с генералами и вышел с Красногоровым.

Дитерихс спросил Пепеляева:

— Встречались с Несмеловым на фронте?

— Знаю его еще по германской. Мужик бедовый.

— Назначен комендантом станции по приказанию адмирала.

— Прошу, господа, к столу, — предложила хозяйка гостям.

Длинным коридором прошли в столовую к красиво накрытому столу на белоснежной скатерти.

В столовую вошел Красногоров.

— Проводил? — спросила Васса Родионовна мужа. — Приятный офицер.

В этот момент все услышали четкие выстрелы, и совсем близко.

— Господи, эта стрельба! — прижав пальцы к вискам, выкрикнула с испугом Васса Родионовна.

Сыровый спросил:

— Вас все еще пугают выстрелы, мадам?

— Конечно, когда неожиданны…

На следующий день в газете Красноярска было напечатано сообщение, что в девятом часу вечера накануне на соборной площади было совершено покушение на жизнь коменданта станции полковника Несмелова. Злоумышленник, к счастью, промахнулся, но был убит выстрелами полковника. Оказался чешским легионером из команды, обслуживающей в эшелоне типографию газеты «Чехословацкий дневник».

От лучей закатного солнца сугробные снега Красноярска в узорах скошенных сиреневых теней. Под тяжестью кружевного, пушистого инея обвисали в палисадниках ветви деревьев и кустов.

На дорогах, укатанных до блеска полозьями, густое движение кошевок, легких санок и розвальней. От выкриков кучеров и возчиков шарахаются в сугробы зазевавшиеся путники. Из-под конских копыт вспархивают стайки воробьев. На березах деловито верещат сороки, осыпая при взлетах блестки инея.

На заметенных снегом тротуарах, возле домов и палисадников прорыты тропы, на них торопливые прохожие вперемежку с военными, отчего цвет толпы грязновато-серый.

Капитан Муравьев шел на второе свидание с Настенькой.

Выехав из Новониколаевска в эшелоне, он только на восьмые сутки приехал в Красноярск. Произошло это вчера после полудня.

Он тотчас отправился к Красногоровым. Встреча с Настенькой была теплой, но, к сожалению, произошла на людях. В доме были гости, пришедшие проститься с хозяевами или же пожелать им счастливого пути.

Муравьев, появившись в доме, естественно, стал центром внимания. Его засыпали самыми неожиданными вопросами, не сознавая, что на многие он просто не мог ответить. Спрашивали обо всем, что удалось ему узнать, увидеть и даже только услышать в пути до Красноярска.

Муравьев понимал, что у людей было желание узнать достоверную правду обо всем происходящем на железной дороге и около нее на всем пути следования армии и беженцев. Муравьев отвечал с особой осторожностью. О многом умалчивал, ссылаясь на незнание, чтобы не увеличивать и без того цепкий страх.

Спрашивала Настенька об отце, когда он видел его последний раз, что отец ему сказал, что просил передать ей? Муравьеву приходилось придумывать ответы, чтобы не заронить подозрения о их ложности. На людях он твердо решил не говорить Настеньке о смерти отца.

От Красногоровых Муравьев ушел поздно, пообещав Настеньке вновь прийти завтра. Переночевал он на станции в сторожке путевого сторожа. Днем разыскивал санитарный вагон, в который погрузили раненого в пути поручика Можарова. Розыск не увенчался успехом. Чтобы навести справки, куда отправлен чешский эшелон с прицепленным санитарным вагоном, он пошел к коменданту станции и неожиданно встретился с полковником Несмеловым. Тот его узнал. Сообщил, что нужный ему эшелон отправлен из Красноярска и находится в пути к Иркутску. Несмелов, узнав, что Муравьев в Красноярске без своей части, приказал ему в течение двух дней закончить личные дела и быть в его распоряжении — в качестве офицера для поручений.

Идя на вторичное свидание с Настенькой, Муравьев все еще не знал, как ему сказать любимой девушке о смерти отца. Вчера он был потрясен переменой в ее внешности. Ее всегда живые лучистые глаза были потухшими, в них властвовала грусть, цепко поработившая разум девушки.

Ему самому вновь пришлось перевидать в пути такое, отчего часто в жилах холодела кровь. Перед ним вновь вставал ужас гражданской войны. И глаза все время натыкались на новые кошмары жизни и смерти. Муравьев видел теплушки, набитые штабелями мертвецов — жертв сыпного тифа. Видел, как в этих теплушках, пренебрегая опасностью, поселялись беженцы и солдаты и в пути под веселые прибаутки выкидывали трупы. Видел мертвые поезда, брошенные людьми, ибо от них были угнаны паровозы. Видел, как освобождая путь от таких поездов, вагоны сбрасывали под откосы. Видел возле полотна дороги мешки, в которых были трупы молодых женщин и девушек — жертв насилия, выкинутых из солдатских эшелонов. А детские трупики, завернутые в разное тряпье, не переставали сниться Муравьеву по ночам.

Перед Боготолом партизаны разобрали путь, и эшелон, в котором ехал Муравьев, сошел с рельсов. Две теплушки свалились под откос, и никто из беженцев, ехавших в них, не остался жив. Дважды пришлось пережить стычку с партизанами. При перестрелке были убитые, а поручик Можаров получил ранение, но, к счастью, не опасное. Его пришлось отправить в санитарном вагоне, прицепленном к чешскому эшелону. В Ачинске Муравьев простился с капитаном Стрельниковым, случайно нагнавшим свою воинскую часть.

Обо всем этом Муравьев вчера ничего не рассказал в доме Красногоровых.

Приближаясь к соборной площади, Муравьев вновь ощутил волнение перед встречей с Настенькой. Он сознавал, что сегодня должен будет сказать ей правду. Но как это сделать, он все еще не знал.

Горничная, открыв дверь, обрадовала Муравьева сообщением, что хозяев нет дома, а барышни ждут его в столовой за самоваром.

Настенька встретила Муравьева в дверях в столовую и, обняв, поцеловала, встревоженно спросив:

— Почему так поздно?

Муравьев, поцеловав руку Калерии Кошечкиной, ответил:

— Мотался по станции, разыскивая санитарный вагон с раненым товарищем.

— Нашли?

— Нет.

— Так боялась, что вас куда-нибудь ушлют. До нашего отъезда город не покинете?

— Получил приказ быть при станционной комендатуре.

— Как я рада!

— Настенька, давай сначала накормим его. Он же голодный.

— Что вы, Калерия Родионовна, я сыт.

— Где же это насытились? Садитесь и ешьте пироги с чаем. Позже будем ужинать.

Калерия налила в стакан чай. Настенька положила на тарелку большой кусок капустного пирога.