Альфия Камалова.
А у нас во дворе...
Повесть.
Выходя из подъезда, Алина толкнула тяжелую металлическую дверь и поняла, что ударила ею кого-то снаружи.
- Ой, извините! – с сожалением пробормотала она, увидев, как парень с большой корзиной яблок дернулся назад, а яблоки его посыпались и раскатились по асфальту.
Алина бросилась их подбирать и складывать обратно в корзину.
- Да, оставь! Они же битые и уже не годятся для продажи! – остановил ее как будто знакомый голос. Рыжеволосая девушка стояла около старенькой легковушки советских времен с открытым багажником, из которого выглядывали желтые тыквы и зеленые кабачки-цукини.
- Танька! – расцвела изумленной улыбкой Алина и кинулась обнимать подругу детских лет. – Лет шесть тебя не видела. - Твой? – кивнула она в сторону входных дверей, имея ввиду парня с яблоками.
Таня утвердительно качнула головой:
- Приехали вот из Челябинска! Мы там живем! Бабуле помогаем с уборкой урожая на даче, - сказала она, закрывая крышку багажника. - Я слышала, ты в Питере сейчас?
- Да, в журнале работаю корреспондентом. А ты?
Таня засмеялась:
- Домохозяйка я, обеды готовлю, ползунки стираю. Младшему скоро годик, ходить уже пытается. С ним счас бабуля нянчится. А старший… - подруга детства завертела головой, оглядывая двор. - Егорка! Брось сейчас же! Кому говорят: брось! Это бродячая кошка!
Возле мусорных баков стоял чумазый рыжий мальчуган лет пяти и жимкал серую кошку, которая, издав пронзительный взвизг, вырвалась из его рук и шмыгнула под легковушку. Мальчишка сначала присел возле машины, а затем и вовсе лег на асфальт, чтоб под тенью грязного брюха советской «копейки» разглядеть затаившуюся там кошку. Татьяна, подскочила, ухватила сына за подмышки, поставила его на ноги, отряхнула от пыли одежду и в сердцах шлепнула его по мягкому месту.
- Глаз да глаз за ним! Не углядишь, куда-нибудь да вляпается! Вот смотри, - она показала тыльную сторону Егоркиной ладошки, - видишь след от лишая, недавно вывела... От такой же бродяжки подцепил.
- Да, погоди ты, не кипяшуй! Кошечка вполне ничего, чистенькая! Может, она домашняя? – попыталась успокоить Алина Таню.
- Как же! Будет тебе домашняя по помойке шастать в поиске пищи?
- А здесь ничего не изменилось со времен нашего детства, да? - сказала Алина, оглядывая двор. - Все та же березка на углу дома, все та же сцена и лавочки, лужайка с раскрашенными гномиками … Вот только теннисный стол почему-то убрали. А вон площадка, на которой мы в футбол с дворовыми пацанами гоняли, помнишь?
- Да… Отчаянная я тогда была! А вот на этом самом месте, прямо под твоими окнами, мы с Леркой стояли и кричали тебе: «Али –на-а!» Кажется, что только вчера это было! А уже десять лет пролетело!
- Алина-а-а! - зов с улицы врывается в открытую форточку. Алинка, торопливо прикрыв бегущую из крана воду и на бегу хлопая себя по бокам мокрыми руками, выскакивает на балкон.
- Выйдешь? - румяная щекастая Лера, щурясь от солнца, задирает к ней белокожее лицо, которое даже летом загар не берет.
Девчонки со двора мало-помалу собираются. Вот одна, торопливо одергивая платье, выскакивает из подъезда и крутит головой, кого-то выискивая глазами. Легонько подбрасывая мяч, не спеша, приближается другая.
Улицу Алинка обожает, и жизнь двора переживает пылко, со страстью, а как же иначе, ведь все, что нынче происходит, все внове, все впервые... Вот и сегодня, с утра переделала дела, которые мама с нее требует - час за книжкой, час за пианино - затем согрела себе обед, помыла посуду и - тут же выпорхнула во двор.
Подружки уже заждались возле подъезда. Сидят себе стайкой на низкой металлической оградке в тени тополя - и шушукаются, и хохочут. Громче всех заливается Танька: '' Да он же все глаза обмозолил об тебя!'' - театрально, как артистка на сцене, выкрикивает она. Слова ее долетают до третьего этажа, где на балконе развешивает белье соседка тетя Шура.
- Де-е-вочки! Весь дом уже знает ваши секреты! – с осуждением качает она головой. – Валерия! Нельзя об этом так громко кричать, – проникновенно обращается она не к той, которая, трещит, как сорока, а к той, которая, по ее мнению, самая авторитетная и может других образумить.
- Тетя Шур! Вы меня с кем -то спутали. Вот я как раз сижу и молчу! – сердито отзывается Лерка. - Если не видите, очки надевайте!
- Вот уж кому не позавидуешь, кто внизу живет, - вполголоса ворчит уже про себя тетя Шура. - До полночи у их под окнами хиханьки да хаханьки... Мало им шума да визга, еще и парней со двора приваживают. Повадились тут сходняки устраивать! Что ни вечер - опять капелла у подъезда гогочет…
«Что касается нижних этажей, вот они-то как раз не возникают! Из недовольных - тетя Шура одна и ''крысится'' на нас. Однажды в сердцах (наверно, сын у ней опять до чертиков надрался) она нам такое выдала! – ну мрак какой-то : ''Шлюхины, - говорит - вы дети... '' Все наши девчонки покоробились тогда: во-первых, кроме нас, тут есть кое-кто похлеще; во- вторых, самое страшное преступление, которое мы совершили - это спички жгли в подъезде, чтобы все подумали, что мы курим. Это Лерке в башку втемяшилась такая дурь, временами ее так и подмывает похулиганить ... А еще – надпись появилась новая на белой стене красным фломиком - «Антон +Лера», кстати, она единственная среди многочисленных вариаций на тему ''Лось + Неля ''. И эта новая - разумеется - Леркиных рук дело.
А то, что соседка тогда брякнула - поклеп полнейший – причем невтемачный по всем параметрам! Все в доме знали, что мы не шалавы какие - нибудь. И родители у нас – приличные и уважаемые люди. Дело даже не в том, что тетя Шура вдруг засомневалась в порядочности наших мам, просто она горячку спорола тогда; так бывает, когда человек сильно не в духе: может, у нее сын последние деньги пропил или давление подскочило... А в хорошем настроении, можно сказать, она даже любит нас. В детстве, помню, все конфетками подкармливала нас да по головкам гладила. Да и сейчас, пройдешь мимо нее, а она умиляется.
- Как время-то летит! - говорит она. - Давно ли в пеленках лежали?... В суете и не углядишь, как жизнь промелькнет… Одна пора прошла, другая пришла… Глядишь, а девчушки-то уже и не соплюшки, заневестились - на загляденье всем!»
Да уж, «пришла пора»...Еще недавно Алинка терпеть не могла, когда ее одноклассницы только о пацанах и базарили, как будто других интересов нет... Но потом как-то так получилось, что она и сама стала такой... То ли оттого, что мальчишки стали на нее внимание обращать … Или нет…
Это случилось в тот день, когда они с Леркой стояли на лестничной площадке, и Алина зачитывала ей с листка арию из модной рок - оперы ''Нотр- Дам де Пари ''. А потом она как-то резко обернулась и... - глаза в глаза - встретилась взглядом с парнем из соседнего дома - Юркой Селезневым. С тех пор это стало, как необходимость, ...как праздник, хоть один раз в день увидеться, заглянуть в глаза и.. ошалеть от счастья! (Непонятно, что с ней происходило, точно радость в крови закипала). Юрка этот еще раньше ей нравился, но одновременно с ним… и его друг Антон тоже производил впечатление. Но после того случая в подъезде к Антону она почему-то утратила интерес…
«Между прочим, эта бацилла заразила всех. Девчонки совсем запутались, не знают, кого и выбрать в объект своей любви. Лерка, например, никак не могла в себе самой разобраться, понять не могла, в кого из троих знакомых пацанов она влюблена. Так и любила того, кто ей чаще на глаза попадался. А чаще других попадался почему-то Антон Гончаров… А после того, как я на Селезнева, переключилась, Лерка так вовсе на Тохе зациклилась. Для этого, кстати, есть ряд причин: во – первых, Антон – самый взрослый из дворовых ребят, ему семнадцать лет, он закончил ПТУ, и осенью его в армию заберут; во – вторых, он – самый вежливый из всех мальчишек во дворе: не дразнит, не гоняет девчонок и не дерется.