Я просто хотел сказал, что рад тому, что ты живешь в этом мире. Мне жаль, что я порой не мог сделать так, чтобы твоя жизнь была легче. Я никогда в жизни не был так счастлив, как сейчас. И поэтому в моей душе есть страх перед этой поездкой, ведь мне есть, что терять. Но у меня есть чувство ответственности не только за Александра и Ренате, но также за чилийский народ. Я только тогда могу быть для Ренате хорошим мужем и хорошим отцом, когда я также являюсь хорошим человеком, а слова сами по себе не делают ни одного человека хорошим».(261)
Рид и Робертс прибыли в Сантьяго 15 августа 1983 года. Друзья встретили их в аэропорту и кратко посвятили Рида в то, что происходило вокруг. Они рассказали актеру, что всего четыре дня назад прошли массовые демонстрации и генерал направил тысячи солдат на их подавление. Войска применили слезоточивый газ на студенческой демонстрации в университете, многих участников избили и арестовали. Двадцать семь человек погибли на улицах Сантьяго. Рид сказал, что хочет дать концерт и выступить в защиту демонстрантов. Именно на это надеялись и этого ожидали от него друзья. Все уже было подготовлено. Рид знал, что практически бросает вызов могуществу Пиночета, поэтому на следующий день он направился в посольство США и зарегистрировался. Они с Робертсом попросили и получили номер домашнего телефона генерального консула. Он также проинформировал посольство, что остановился в доме Марии Малуэнды, активиста Чилийской коммунистической партии.(262)
Затем Рид приступил к уже привычным делам. Он провел пресс-конференцию, на которой осудил политику правительства Пиночета и поддержку, оказываемую диктатору Соединенными Штатами. Он напомнил представителям прессы о своих тесных связях с руководством Альенде и о том, как стирал американский флаг у посольства США накануне избрания Альенде президентом страны. Этого было уже достаточно, учитывая тотальный контроль Пиночета над медиа, да и всей Республикой. Но Рид еще только разминался. 17 августа он направился в Ранкагуа, где его уже поджидали сотрудники полиции. Они официально предъявили ему приказ, запрещающий выступления с концертами на том основании, что Дин Рид находится в Чили как турист, а не как артист. Рид парировал тем, что даже турист может петь все, что ему захочется, и столько, сколько захочется слушать его друзьям, причем, совершенно бесплатно.
Представители шахтерского профсоюза, последовав за логикой Рида, заявили полицейским, что являются его друзьями и в качестве гостя пригласили его в свой самый большой и красивый дом, который по случаю оказался дворцом профсоюзов. Во дворце шло собрание профсоюза рабочих медного рудника. Прокоммунистически настроенный профсоюз выступал против Пиночета и его политики. На этом собрании Рид произнес короткую речь, в которой заявил, что верит в демократическое будущее Чили и что Пиночет – вне закона, потому что законно избранным президентом был Альенде. Затем Рид исполнил несколько песен под гитару в знак солидарности с профсоюзными деятелями.
Риск был велик как для членов профсоюза, так и для певца. Служба охранки и полицейские наблюдали за митингом и могли в любой момент арестовать собравшихся. Основные гражданские свободы были попраны Пиночетом и его спецслужбами, и арестованных могли продержать в застенках несколько дней или недель, не предъявляя никаких обвинений и не давая никому знать о том, где они содержатся. Участники профсоюзного движения нервно пошучивали между собою, однако все они были свидетелями или слышали о многих своих товарищах, которые утром перед уходом поцеловали своих жен или возлюбленных и больше домой не вернулись. Пиночет должен быть остановлен, но участь мучеников их совсем не прельщала. Рид также знал, что ходит по острию. Прошло чуть больше десяти лет с тех пор, как за похожие антиправительственные выступления в Аргентине он был подвергнут аресту и мучениям. Он не жаждал повторного приглашения. Но если бы он сидел сложа руки, то чувствовал бы себя ответственным за гибель и зверства, которые постигли его друзей. Поэтому он пел.
«Признаюсь, что я был покрыт гусиной кожей от страха, когда начал петь, потому что в тот момент я думал о том, что мне говорили друзья, запуганные неминуемым лишением свободы, но с каждым словом я становился более уверенным в себе», - вспоминал Рид. Агенты Пиночета и солдаты не предприняли никаких действий. Заряженный эмоционально митинг завершился без эксцессов скандированием лозунгов в поддержку народа Чили и против диктатора. Плата за вход на собрание была равна одному килограмму продуктов, что позволило собрать достаточно большое количество муки, хлеба, риса, бобов, овощей и фруктов для восьми сотен семей шахтеров, уволенных за участие в забастовке. Страх миновал, митинг закончился без происшествий, Рид испытывал эйфорию. Он выигрывал эту игру в «кто кого». Он смотрел в глаза самому дьяволу-Пиночету, а дьявол моргал. Рид находился на передовой линии, и, ей-богу, люди были счастливы оттого, что он с ними, что он один из них, даже при том, что перед ним благоговели, как перед большой знаменитостью. Следующий день добавил восторга, когда ежедневная общественно-политическая газета Сантьяго «Эль Паис» (исп. El Pais – «Страна») вышла с репортажем о митинге шахтеров. Это был оппозиционный репортаж, хотя правительство генерала зорко отслеживало сообщения прессы. «Статья не содержала каких-либо комментариев, хотя практически служила комментарием. Потому что сам факт того, что издатель выдал полный рассудительный репортаж о моей поездке в шахтерский город Ранкагуа, не приведя ни слова в защиту режима Пиночета, ясно давал понять, какие настроения преобладают в стране», - сказал Рид.(263).
На следующий день было выступление на митинге, организованном студентами - сторонниками левых в Педагогическом институте Университета Чили. Сценарий профсоюзного собрания практически с точностью повторился. Прозвучали речи студентов и Рида, затем американец повлек двухтысячный зал за своими песнями. И вновь люди Пиночета сновали внутри и снаружи, и напряжение было высоким. На этот раз, однако, собрание завершилось иначе. Дюжины студентов попали под арест полицейских, орудовавших своими дубинками. Одна из преподавательниц заметила, что несколько офицеров нацелили взгляды на Рида. Она схватила его за руку в тот момент, когда он шагнул в сторону бушующих полицейских, повела его к своей машине и увезла. Ведь на воскресенье было запланировано выступление Рида в большом католическом соборе Сантьяго по приглашению архиепископа Энрике Сильвы, влиятельного пиночетовского оппонента. Намечалось большое собрание, и усилия оказались бы потраченными напрасно, если бы что-то случилось с певцом и он не смог выступить.
Тем не менее Пиночет и его приспешники услышали и увидели предостаточно. И вот теперь Рид на заднем сиденье полицейского автомобиля покрывается холодным потом. Наконец водитель опять включает зажигание и машина трогается с места. Рид задышал снова. Его отвезли в другой пустынный район. В четвертый раз. Американец мог лишь мучится ожиданием, не здесь ли будет написан его некролог. Спустя два часа, по прибытии в аэропорт как раз к вылету самолета, Рид понял, что план состоял не в том, чтобы расправиться с ним, но чтобы держать его вдали от любых сторонников. Полиции не хотелось ввязываться в разгоны демонстраций, организованных в его защиту, помимо уже затухающих антипиночетовских выступлений.(264)
Рид вылетел в Москву, где провел примерно неделю, затем вернулся домой, к Ренате, которую не оставляло беспокойство с тех пор, как муж покинул воздушное пространство Восточной Германии.
Арест и депортация из Чили добавили Риду смелости и распалили его революционный жар. Он чувствовал себя необходимым, он чувствовал, что снова выполняет свою часть работы по защите отверженных и угнетенных всего мира. Рид недолго ждал вступления в драку. Четырехгодовалое правительство Даниэля Ортеги сражалось за то, чтобы удержаться у власти в Никарагуа. Социалист Ортега бился с контрас [антиправительственные вооруженные формирования – примеч. переводчика]. Контрас поддерживались Соединенными Штатами вначале легально, затем нелегально, когда президент Рональд Рейган велел своим подчиненными продолжать снабжение диверсантов оружием, даже после того как конгресс отказался от их помощи. Многие лидеры и некоторые из бойцов бандформирований являлись бывшими командирами армии никарагуанского диктатора Анастасио Сомосы. В сущности, для них это был матч-реванш июльской революции 1979 года, в результате которой Ортега лишил Сомосу власти.