Но на другой день наши комиссары, побывав в учреждениях с полномочиями организационного совдепа, вынуждены были уйти оттуда, вдоволь наслушавшись издевательств над собой. Употребить силу они не могли, потому что силы под рукой не было, не на кого было опереться.

Итак, город не признал нашего временного совдепа. Два дня прошло в растерянности и безвластии. Потом снова началась суматоха, громкие споры. В конце концов собрались служащие городских учреждений, мещане, рядовые горожане и избрали Народный Совет, назначив временным уездным комиссаром некоего Петрокеева. Таким образом в Акмолинске сразу оказалось несколько «властей»: временный комиссар, уездный казахский комитет, временный совдеп, казачья управа, комитет земства.

Вначале все они администрировали параллельно, но постепенно наибольшие права стал приобретать наш организационный совдеп, в котором были представители разных слоев населения и разных национальностей.

Вскоре состоялось собрание уездного земства с представителями от аулов. Комитет земства, организованный летом, сейчас проводил перевыборы, в которых мы тоже приняли участие. В разные волости выезжали уполномоченные по проведению выборов, и мы, руководители «Жас казаха», снабжали их соответствующими инструкциями и наставлениями. Некоторые из этих уполномоченных, выезжавших в степь, были членами «Жас казаха».

Как раз в это время из Омска от имени казахского областного комитета прибыли к нам врач Асылбек Сеитов и капитан Мигаш (Мигадатша) Аблайханов, чтобы организовать уездный «национальный совет» в Акмолинске, иначе говоря, уездный совет алаш-орды. Предполагалось организовать казахскую национальную милицию и сколотить также средства для содержания правительства алаш-орды.

Они явились в казахский комитет и быстро сговорились там. В сговоре принял участие и Мухтар Саматов, специальный уполномоченный алаш, прибывший из того же Омска для выборов предполагаемых участников учредительного собрания.

На обсуждение пришли также Абдулла (Асылбеков), Кошербай Жаманаев, руководитель городской бедноты, и я.

Присутствовали только казахи. Налицо были все члены комитета: председатель ветфельдшер Хусаин (Кожамберлин), члены — мулла Мантен, переводчик Сарман (Шуленбаев), переводчик Хусаин (Ерденбаев), волостной Усен (Косаев). Собрались также ярые приверженцы комитета, такие, как волостной Олжабай, волостной Багжан, писарь Тулебай Нуралин — племянник Олжабая, член областного комитета, и Мухтар Саматов. Помещение комитета было переполнено. Все следили за происходящим с живым интересом, будто бы перед ними шло состязание борцов на богатых поминках бая. Спорили долго, но разошлись ни с чем, ни о чем не договорившись, не найдя общего языка.

Назавтра опять собрание и опять помещение комитета трещит, не вмещая желающих принять участие. Убедившись, что предстоят шумные споры, члены комитета вызвали на подмогу Шарипа Ялымова, сумасбродного говоруна, о котором я уже говорил, самонадеянного, глуповатого торгаша-татарина. Наша сторона решила в противовес вызвать своего товарища, учителя казахских педагогических курсов, тоже татарина, Увалия Хангельдина. Спор разгорелся вовсю. Но и на этот раз, ничего не решив, все разошлись, условившись завтра созвать многолюдный митинг во дворе комитета.

На другой день в большом дворе комитета собралась тьма народа, исключительно казахи. Был мороз, все оделись по-зимнему. Пар от дыхания стоял над толпой. Многие прибыли из разных аулов. Присутствовали здесь и старые, и молодые, и прежние волостные, и новые.

Открылся митинг. Председателем избрали Кошербая Жаманаева — представителя городской бедноты.

Кошербай — неграмотный человек, но говорить умеет и всегда придерживается нашей линии. Его незаурядные ораторские способности неожиданно обнаружились в бурное время после свержения царя. Лучшего говоруна, чем он, в Акмолинске вряд ли найдешь. Огласив спорные вопросы, Кошербай вынес их на общее обсуждение.

Начались выступления, и опять разгорелся спор. Настал решающий день борьбы, когда у каждой группы выход был только один: либо победа, либо поражение.

В течение двух последних дней мы вели активную разъяснительную работу среди городского населения, чтобы в решающую минуту иметь поддержку. Схватились на трибуне не на жизнь, а на смерть. Выступление следует за выступлением. Каждый стремится завладеть вниманием всех, завоевать доверие пристально внимающей публики. У ораторов лоб в поту, несмотря на трескучий мороз. От горячего дыхания стаивает иней на ресницах, пар от дыхания толпы летит в небо. На этом митинге мне пришлось выступать трижды.

— Что такое алаш-орда? — говорил я в своих выступлениях. — Это такая партия, которая намерена восстановить прежнее ханство, стать ярмом на шее и бельмом на глазу казахского народа. Нужно ли нашему народу ханство?.. Нет! Мы долго терпели ханские прихоти. Теперь не прельщают широкие массы казахского народа пустые бредни тех господ, которые мечтают про себя стать ханами. Изнуренная беднота, избавившись от царя, не желает снова сажать на свою шею «его светлость» хана. Ханство нужно как воздух баям и волостным. Ханство нужно сынкам господ, желающим стать потомственными дворянами. Многонациональная рабочая Россия, свергнувшая и навсегда уничтожившая трехсотлетнее царство Романовых, теперь не допустит, чтобы ханы опять угнетали казахский трудовой народ. Пусть помнят об этом господа, желающие стать ханами и дворянами. Простой народ не пойдет за ними… Они приняли решение собирать деньги с казахского населения. Спрашивается, для кого эти деньги? Только для тех, кто жаждет стать ханом. Решили создать милицию из казахов. Спрашивается, чьи интересы она будет защищать? Конечно, интересы ханов. От кого защищать? От большевиков, выступающих против ханов и царя. Кто такие большевики? Это люди, которые защищают интересы рабочих, пастухов и бедняков. Кто последователи большевиков? Весь многонациональный рабочий класс, пастухи аулов, вся многолюдная масса бедняков, вернувшиеся с фронта солдаты и бедные мужики русских поселков — вот кто идет за большевиками. Когда для охраны ханов создадут казахскую милицию, то она будет выступать против русских рабочих, солдат и бедных мужиков.

Большевики стремятся к равноправию всех национальностей. Они непримиримые противники царя, монархистов, баев, сосущих кровь народа, чиновников-грабителей, волостных и старшин.

Казахи не будут проливать кровь за тех господ, которые мечтают стать ханами, ибо у них нет лишней крови и излишних сил. Беспочвенные мечтатели пусть поищут в среде трудового народа желающих поддержать ханство. Справедливый степной люд не последует за ними. Не требуйте от казахского населения ни денег, ни жигитов в милицию! — решительно заключил я свое выступление.

С митинга мы ушли победителями, разгромив при поддержке большинства своих противников.

На другой день открылось собрание уездного земства. Прибыли многие делегаты от «Жас казаха», здесь присутствовали также члены нашего совдепа. Собрание открылось в двухэтажном здании гимназии, построенном из красного кирпича. Просторный зал казался неподходящим для бурных собраний того времени: стояли рядами стулья, спокойно рассаживались делегаты. Задние ряды занимали приглашенные.

В отдельной комнате был накрыт стол для делегатов, там можно было пить чай с сахаром, отведать белого сдобного хлеба, закусить маслом и сыром.

Когда делегаты заняли свои места в зале, председатель земства ветеринарный врач Чернов открыл собрание. Народу становилось все больше и больше. В зал пробились все городские активисты: бывшие судьи, следователи, инспекторы, врачи. Мне удалось занять место в первом ряду.

— Граждане, прежде чем начать нашу работу, нам следует принять гражданскую присягу. Мы будем присягать в верности временному правительству. Я буду читать текст присяги, а вы будете мысленно повторять его вместе со мной. Прошу всех встать!

Зал поднялся. Совдеповцы встали вместе со всеми. Для нас такое начало собрания было полной неожиданностью. Предварительно мы договорились на этом собрании требовать, чтобы земство подчинилось совдепу как революционной народной власти. В противном случае ему предстояло распустить свою организацию. Но мы совершенно не были готовы к такому началу, к тому, что придется присягать и, значит, потерять возможность выступать против только что данной присяги.