— У меня к тебе небольшое дело, Григорий. Ты никогда не видел этой картины? Не сможешь ли ты определить ее ценность? Я имею в виду денежную ценность. — И Решетняк протянул Проценко маленькую, писанную маслом миниатюру.

Проценко засмеялся:

— Рублей, наверно, двести в комиссионке можно взять. А видать раньше видал. Это миниатюра художника Григория Проценко, вашего покорного слуги и друга детства. — Проценко вдруг посерьезнел. — Постой, постой. Откуда она у тебя?

— Тут еще какая-то иконка, — довольно пренебрежительно сказал Решетняк, не отвечая на вопрос Проценко.

Если миниатюра была тщательно завернута в чистую белую тряпку, то иконка была кое-как засунута в сумку.

Однако Проценко, кинув на нее взгляд, переменился в лице и в волнении вскочил на ноги.

— Сумасшедший! — срывающимся голосом заорал он и, смахнув свою собственную миниатюру на пол, задрожавшими руками схватил то, что Решетняк назвал «иконкой». — Невежда! Варвар! Это же Рублев!

— А кто такой Рублев? — неосторожно спросил Решетняк.

Проценко вскипел еще больше.

— Ты что, серьезно спрашиваешь, — аккуратно положив в центре стола икону, двинулся на Решетняка Проценко, — или ты меня специально позлить явился? Цирк устраиваешь? По поводу подарков паясничаешь, а Рублева — подлинного Рублева! — кое-как засунул в сумку и молчишь! Сколько стоит? Денежная ценность? Рублев не Проценко. Эта «иконка», как ты смеешь выражаться, сотню тысяч стоит. Да разве дело в деньгах? Весь мир преклоняется перед шедеврами Рублева.

— Сто тысяч? — недоверчиво переспросил Решетняк. — Не ошибаешься?

— Ошибаюсь? Андрей Рублев — великий русский художник, живший на рубеже четырнадцатого и пятнадцатого веков. Это необыкновенный живописец. Это проникновенный поэт в живописи. Современники называли его Преподобным и Блаженным за его искусство. Образы Рублева передают возвышенную, духовную красоту человека. Он видел в человеке "земного ангела" и изображал ангела, как "небесного человека". Именно в Рублеве истоки нашего русского национального искусства. До него наше искусство было придавлено византийскими традициями, отрешиться от которых могли лишь с появлением гения. Таким гением и оказался Рублев. Взгляни на эти изумительные краски.

Боясь даже прикоснуться к иконе, Решетняк внимательно разглядывал ее, а Проценко пояснял:

— Вот тут изображен ангел на фоне неба. Сине-голубой цвет неба необычайной чистоты сочетается с темно-вишневым одеянием ангела. Вокруг сияющее золото зеленоватого воздушного тона. К сожалению, сейчас почти утрачен секрет создания этого тона. А эти полутона! Светло-голубые, нежно-сиреневые, золотисто-желтые, прозрачно-зеленые. Благодаря им кажется, что изображение светится изнутри и само излучает свет.

— Гриша, — робко спросил Решетняк, боясь опять попасть впросак, — именно эту икону тебе приходилось видеть раньше?

— Да, это из коллекции Киевской картинной галереи. Во время войны она была эвакуирована к нам и выставлена в нашем музее. Когда фашисты подошли к Кавказу, картины эвакуировали дальше, через Каспий в Среднюю Азию и Сибирь. Часть из них пропала.

— Каким образом? Ты не знаешь?

— Поезд попал под бомбежку, а главное — эшелон не успел проскочить Кавказскую, она уже была у фашистов. Я ведь тогда жил в Тбилиси. Почему у меня и Алка оказалась. Наташа и Николай, уходя в партизаны, отправили ее с бабушкой ко мне. А Агафью Максимовну убило по дороге при бомбежке. Спасибо, ехавшие вместе с ней довезли Аллу до Тбилиси.

— Это я знаю, — осторожно перебил его Решетняк. — А кто может знать хоть какие-нибудь подробности исчезновения картин?

— Никто ничего не знает. Я очень много занимался этим. Но нет никаких концов. Откуда у тебя взялся этот Рублев?

— Расскажу. Подожди минутку.

Решетняк выложил на стол содержимое своей сумки. Тут были две запасные обоймы к пистолету, какая-то потрепанная толстая книга и много различных бумаг.

Из кухни, неся блюда с яствами, возвратились Ольга и Алла.

Взгляд Аллы упал на письменный стол и на книгу, лежащую среди бумаг Решетняка.

— Ой, "Три мушкетера"! — удивилась она. — Вот здорово! Дареное передаривать нельзя, так я тех "Трех мушкетеров", что Васька подарил, оставлю себе, а этих отдам Шурику.

— Постой, постой, — охладил ее восторги Решетняк, — я-то ведь тебе этой книги не дарил.

— Как это "не дарил"! — возмутилась девочка. — Если что украдут и милиция найдет, всегда возвращают.

— У тебя украли эту книгу?

— Ну да. Позавчера. Вот и Оля знает.

— А ну-ка, расскажи все по порядку, — заинтересовался Решетняк.

Алла стала рассказывать, как она, Шура и Васька купили в букинистическом магазине "Трех мушкетеров". Потом Лелюх увидел на витрине "Пятнадцатилетнего капитана". Они начали выворачивать карманы и подсчитывать деньги. В это время в магазине появился какой-то высокий вертлявый человек, похожий на цыгана. Он спросил "Трех мушкетеров". Продавщица указала на ребят и сказала, что они только что приобрели последний экземпляр.

Увидев на прилавке книгу, которую Алла на минутку положила, черномазый, не спрашивая ни у кого разрешения, схватил ее и почему-то сразу стал перелистывать последние страницы.

— Ребятки, эта книга мне нужна, — заявил он, — я ее заберу, а вам деньги отдам.

Он старался говорить как можно вкрадчивее, но его маленькие черные глаза смотрели настолько зло, что Васька Лелюх решил на всякий случай укрыться за спиной какого-то майора, рывшегося в кипе сложенных на прилавке книг.

Да что Васька! Даже не принадлежащая к робкому десятку Алла растерялась. Она не находила слов для ответа.

Только Шура решительно ухватился за книгу и потянул ее к себе.

— Ну ты, щенок, — окрысился черномазый, — не хватай! Кишки выпущу! — Он произнес замысловатое грязное ругательство.

Говорил он, не повышая голоса, но все же его слова услышал майор, выбиравший книги. Офицер подошел и строго спросил:

— Вы почему хулиганите, гражданин? Как вы смеете ругаться в общественном месте? Да еще в присутствии женщин и детей!

Незнакомец повернулся в сторону майора, и лицо его расплылось в наилюбезнейшей улыбке.

Ободренный поддержкой, Шура что есть силы потянул к себе книгу и овладел ею.

Похожий на цыгана любитель Дюма рванулся к мальчику, но майор заслонил Шуру собой и решительно проговорил:

— А ну-ка, идемте со мной гражданин.

Маленькие глазки черномазого забегали по сторонам, и вдруг он одним прыжком оказался у дверей, толкнул ее и выскочил на улицу.

Его никто не преследовал.

Майор улыбнулся друзьям и снова склонился над стопкой книг. Ребята отправились домой.

Потом Алла начала рассказывать о том, как была украдена книга.

Решетняк слушал ее не перебивая и жестом останавливал Проценко и Ольгу, если видел, что они хотят что-то спросить у девочки.

Только когда Алла закончила рассказ, капитан задал ей сразу несколько вопросов.

Где старый, выломанный из двери замок? Куда делся валявшийся в комнате окурок? Не заметила ли она, от какой папиросы был этот окурок? Ведь на бумажном мундштуке пишется название папирос.

Алка подумала и начала отвечать.

Посмотреть название папирос ей в голову не пришло. Окурок она вымела и выбросила в ведро для мусора, которое стоит на кухне. А замок Шура кинул в ящик, где валяется всякий железный хлам и инструменты.

— А ну, пошли, — (поднялся с кресла Решетняк, — покажи замок и ведро.

Алла провела подполковника на кухню. Проценко и Ольга заинтересовавшиеся всем происшедшим не менее Решетняка, последовали за ними.

Алла хотела вытащить замок из ящика, но, только она потянулась к нему, как Решетняк предостерегающе схватил ее за руку.

— Подожди, подожди! Я сам.

В планке замка торчал шуруп. Вот за этот-то шуруп, взяв его двумя пальцами, Решетняк поднял замок. Он отнес его в столовую, аккуратно положил на письменный стол.