Пауза.

Хиггинс развернулась на своем стуле и бросила в Колона пригоршню скрепок. Он прикрыл ладонью трубку, прошипел: «Пошла к черту» — и сказал в микрофон: — Приказ номер восемь, текущая серия. Начальники полиции каждого района должны выбрать координатора по вопросам СПИДа. Да, да, так и надо. Я хочу, чтобы этот формуляр был на моем столе сегодня не позднее трех часов. — Он бросил трубку.

Хиггинс снова повернулась на своем стуле, положила руку на спинку и насмешливо сказала:

— Ух какой ты забавный! Разве не знаешь, что тараканы известны как переносчики вируса СПИДа?

Колон встал со своего места и сделал рукой неприличный жест.

— Хочешь вместе со мной провести опыт по выращиванию маленьких человечков?

— Поосторожнее, Гектор, у тебя в голове целое тараканье гнездо.

Телефонограмма гласила: «В понедельник, 29.06.1986 года собраться перед советской миссией при ООН в 7 часов 50 минут. Старший — капитан Кюн. Восточная Шестьдесят седьмая улица между Лексингтон и Третьей авеню. Обеспечить демонстрацию за освобождение советских евреев. Форма на день — шлемы и дубинки».

Сержанту Джорджу Харрису всегда было неуютно в униформе, и он ненавидел работать в ней. Он стоял перед советской миссией еще с десятком полицейских, которых к нему прикрепили, записывая их имена, номера значков, посты и непосредственные задания в формуляр «Описание задания».

Заполняя бланк, он подумал, за каким чертом их делят на Службе по видам работы. Формуляры «ПС» означали патрульную службу, «СО» — следственный отдел. Сам Харрис проходил по формуляру «СО», так почему он должен стоять перед коммунистической миссией в униформе и разглядывать десяток дебилов, которые прикидывают, как бы ему подгадить, и норовят смыться, едва он повернется к ним спиной? Дважды на трех последних дежурствах ему давали дурацкие задания. Кто-то хочет ему насолить. Кто? И, что куда важнее, зачем? Герман Германец? Вряд ли. Харрис видел инспектора утром в 114-м участке, когда зашел туда за формой и снаряжением. Герман улыбнулся и подмигнул. Скэнлон? Может быть, этот калека, поумнел? Он отбросил эту мысль. «Не паникуй по мелочам», — одернул он себя.

Тут до него донесся гвалт демонстрантов. Злобные насмешники ходили по кругу позади кордона полицейских на восточном тротуаре Лексингтон-авеню. Почти у всех в руках были антисоветские лозунги. Конные полицейские стояли фронтом к демонстрантам, придерживая своих лошадей.

Харрис оглядел лица десяти легавых, выстроившихся перед ним. «Надо показать им, кто здесь главный», — подумал он.

— Мы отвечаем за вторую линию заграждения в центре перекрестка на Лексингтон-авеню, и никто не должен пройти мимо нас. Понятно? Я буду поблизости. Так что, черт вас возьми, постарайтесь быть на месте. Я не собираюсь искать никого из вас. Если кого-нибудь недосчитаюсь, пеняйте на себя. Вы меня еще запомните. Вопросы есть?

Волосатый полицейский с пятном от томатного соуса на рубашке спросил:

— А вы не заказали нам обед, сержант?

— Потом. А теперь на пост!

Харрис отдал формуляр ПС-30 полицейскому в фургоне, стоявшем напротив миссии. Ему очень хотелось унять противное бурчание в животе. «Успокойся», — велел он себе, возвращаясь к своим подчиненным.

— Мы потратили три дня, прочесывая эти проклятущие лавки с гримом, и ничего не обнаружили, — пожаловался Крошка Биафра, падая на стул в кабинете Скэнлона.

— Нам очень жаль, лейтенант, — сказал Кристофер, — но мы сделали все, что могли.

Играя медными пуговицами на куртке Кристофера и пытаясь скрыть разочарование, Скэнлон ответил:

— Я знаю.

— И что теперь? — спросила Хиггинс.

Скэнлон посмотрел на часы. Было без двадцати пять.

— Будем считать, что работа на сегодня закончена, Мэгги.

Детективы медленно расходились по домам, все, кроме Гектора Колона, который задержался в дежурке. Подождав, пока Скэнлон закончит подписывать документы, Колон вошел в его кабинет и сказал:

— У меня сложность, шеф.

— Валяй, — ответил Скэнлон.

— Это касается моей подружки. Несколько месяцев назад я обещал ей, что мы пойдем на вечеринку по случаю помолвки. Это будет завтра вечером. Несколько недель назад я подал прошение об отгуле, и ты разрешил.

Скэнлон протянул руку к боковому ящику и, вытащив дневник бригады, пролистал его. Дойдя до страницы, соответствующей завтрашнему дню, он увидел, что Колон отпросился с дежурства за три часа до конца.

— У тебя будет время, так в чем же дело?

— Но я могу тебе понадобиться в связи с делом Галлахера. Нельзя, чтобы ты оставался без людей. Хочешь, я заберу свое прошение?

Скэнлон спрятал дневник в стол.

— Иди на вечеринку, Гектор. Мы справимся. Я не хочу, чтобы ты огорчал свою подружку.

Скэнлон сумел сохранить невозмутимое выражение лица и ничем не выдал своих мыслей. Если детектив не способен определить, что для него важнее, пусть пеняет на себя.

В восьмом часу в кабинет, слегка пошатываясь, ввалился Лью Броуди.

— У меня, кажется, кое-что есть, Лу.

Скэнлон натирал тальком свою культю.

— Что? — спросил он, гадая, в каком баре детектив провел последний час.

— Сегодня около половины второго Линда Циммерман вышла из дома своей тетки и пошла на запад по Пятьдесят первой улице. Я последовал за ней. Мы дошли до Химического банка на углу Пятьдесят первой и Третьей авеню. Линда слишком долго пробыла там, поэтому я зашел проверить. Не увидев ее, я предположил, что она в хранилище. И точно, через десять минут она поднялась по лестнице, будто старуха, а потом вышла из банка. Я дождался ее ухода и тотчас бросился вниз. Оказалось, что хранилище сторожит отставной полицейский. Он разрешил мне взглянуть на ее карточку. Она абонировала сейф двадцатого июня этого года, на другой день после убийства матери. И я держу пари, что это было сразу после похода за вещами в ее квартиру. Парень сказал, что она часто приходит и подолгу сидит возле сейфа. Однажды она так задержалась, что он даже подумал, не случилось ли чего. Тогда он подошел к двери и прислушался. Он услышал, как она что-то говорит. Будто на кассету записывает, или что-то в этом роде.

Скэнлон откинулся на спинку стула и вставил культю в гнездо протеза.

— Хотел бы я заглянуть в этот сейф, — сказал он, одергивая штанину.

— Да, но как? Для этого нужен ордер. А у нас нет оснований его просить.

— Следи за ней, Лью. И сообщи мне, когда она опять пойдет в банк.

— Ладно, — бросил Броуди, выходя и направляясь к ближайшему питейному заведению.

Было начало девятого, когда Скэнлон поднял глаза от рапорта, который составлял, и увидел Харриса. Тот стоял на пороге, разглядывая его. Голова сержанта была склонена набок. Он был в джинсах, синей рубахе и ковбойских сапожках.

«А все-таки я выкурил ублюдка», — подумал Скэнлон.

— Что-то долго тебя не было, сержант.

— Я знал, что ты будешь здесь, — сказал Харрис, усаживаясь на стул перед столом.

— Ты занят?

— Переписываю прошлогодний отчет, чтобы выдать его за новый, — ответил Скэнлон. Он подался вперед, разглядывая своего посетителя. — Я уже давно понял, что Служба — это машина для суесловия. Мы постоянно закладываем в нее одни и те же слова и смешиваем их, пока не получаем какую-нибудь бессвязную баланду.

— Да, это так, — согласился Харрис, взгромоздив ноги на стол и раскачиваясь на стуле.

Взяв со стола словарь, Скэнлон продолжал:

— Маленькая игра, в которую я играю с канцелярскими крысами из управления. Я всегда включаю в рапорт какое-нибудь заковыристое словечко, а потом считаю, сколько времени потребовалось этим крысам, чтобы присвоить его себе. В прошлом году это было слово «табель». У них ушло ровно три недели, чтобы ввести его в один из бюллетеней управления.

— А какое теперь будет слово? — спросил Харрис, разглядывая носки своих сапожек.

— «Ограждать», — сказал Скэнлон. — «Каждый полицейский обязан ограждать управление от взяточничества и мздоимства».