— Чего вы хотите? — взмолилась женщина.

Скэнлон взглянул на Хиггинс. На ней было черное хлопковое платье и мешковатая пестрая куртка. «Умеет же одеться», — подумал он, переводя взор на Донну Хант.

— Почему вы не попросили меня вернуть этот снимок, когда были у меня в кабинете?

Она неловко засмеялась.

— Я боялась. — Ее взгляд остановился на фотографии в руках Скэнлона. — Пожалуйста, уберите эту мерзость. Пожалуйста!

Он спрятал снимок в карман.

— Может быть, вернуть ее вам?

— Господи, ну конечно. Если Гарольд или дети найдут ее… — Она тихо заплакала.

Скэнлон чувствовал себя крутым легавым, запугивающим несчастную домохозяйку, которую ни разу не штрафовали даже за нарушение правил движения. В такие минуты Служба была ему ненавистна.

— Вы можете получить снимок, но взамен мне кое-что нужно от вас.

Донна Хант насторожилась.

— Что?

— Ваш муж — бухгалтер в «Лавджой компани». Мне необходимо знать, кто ее хозяин, но не говорите вашему мужу, что я этим интересовался.

Донна Хант прижала ладонь к груди.

— Неужели Гарольд во что-то впутался?

— Нет, — заверил ее Скэнлон. — Он совершенно ни при чем.

Немного успокоившись, она произнесла:

— Гарольд никогда не обсуждает со мной свою работу, и я не знаю кто владелец компании. Если я начну расспрашивать его, он удивится, и я буду вынуждена объяснить, почему интересуюсь его фирмой.

— Ваш муж хранит дома какие-нибудь деловые бумаги? — спросила Хиггинс.

— Внизу у него есть кабинет, он иногда работает там.

Поднявшись, хозяйка проводила детективов в кабинет Гарольда Ханта. Их глазам предстала небольшая комната с салатовыми стенами. Чувствовалось, что здесь давно не убирали: на полу стояла полная корзинка для бумаг, слой пыли покрывал письменный стол и полки. Донна Хант присела на ступеньку лестницы и следила за тем, как двое детективов просматривали деловые бумаги ее мужа.

Хиггинс проверяла ящики стола, а Скэнлон рылся в документах на полке. Они были похожи на стервятников, быстро, но дотошно просматривали все бумаги, следуя неписаному закону полиции: не оставлять следов.

На верхней полке они обнаружили старые записи, счета с открытой датой, балансовые расчеты, банковские чеки и долгосрочные векселя. Через полчаса напряженных поисков Скэнлон заключил:

— Ничего.

— У меня тоже ничего. — Хиггинс устало вздохнула.

Скэнлон посмотрел на сидевшую на лестнице Донну Хант. Ее зеленые глаза были прикованы к часам.

— Где-нибудь еще есть его бумаги? — спросил он хозяйку.

Донна Хант пожала хрупкими плечами.

— Насколько я знаю, нет. Все, что Гарольд хранит дома, находится в этом кабинете. Уже почти шесть. — Она с тревогой посмотрела на циферблат. — Гарольд может вернуться с минуты на минуту.

Полицейским понадобилось несколько минут, чтобы навести порядок. Они оставили все в том же виде, в каком застали. Так требовала служебная заповедь. Вместе со свидетельницей они поднялись на кухню. Донна Хант остановилась у раковины, не сводя вопрошающих глаз со Скэнлона.

Хиггинс тоже с любопытством взглянула на него.

Скэнлон увидел в их глазах один и тот же вопрос: вернет ли он фотографию, как обещал. Снимок, доказательство побочной связи, мог разрушить семью Донны Хант. Скэнлон посмотрел в наполненные слезами глаза Донны Хант и подумал: «Эта женщина не убийца. Она уже достаточно поплатилась за свою связь с Галлахером». Он подошел к ней и отдал фотографию.

— Прощайте, миссис Хант.

Оркестр играл «Лунную серенаду».

Скэнлон сидел в кресле и наблюдал за танцующими. Дискотека только началась. Он незаметно влился в круг танцоров и растворился среди них. Ему хотелось забыться, выкинуть из головы дела и перенестись в дальние страны. Он рассматривал женщин, танцевавших рядом, в надежде найти подружку на вечер, и думал о разговоре с Салли де Несто, о том, как обсуждал с нею свои неурядицы. Как было бы здорово вновь стать полноценным мужчиной, быть с Джейн Стомер, вернуться к нормальной половой жизни.

Музыка гремела. Скэнлон медленно передвигался по танцевальной площадке. В нескольких футах стояла женщина лет тридцати семи, с неровными зубами. Она смотрела на Скэнлона, но отвернулась, когда он улыбнулся ей. Скэнлон протиснулся мимо нее на пятачок для танцев.

Обнаженная Джейн Стомер стояла перед ним, протягивая руки. Он сидел на чужой кровати в незнакомой комнате. На лице Джейн, тронутом легким румянцем, играла нежная улыбка. Скэнлон устремился к ней, но Джейн мягко отстранилась и сказала: «Оставайся на месте, Скэнлон. Я сама приду к тебе». Как же прекрасно она произносит его имя. Как радостно быть с нею, видеть ее восхитительное тело, вновь и вновь утолять страсть. Что это? Где они? Когда они были вместе? Неужели это был только сон? Нет, это невозможно. Все было так реально. Они занимались любовью. Это было незабываемо, волшебно, чудесно.

— Джейн, я люблю тебя, я хочу тебя.

— Да, Скэнлон, да. Сейчас. Я хочу быть с тобой.

Пусть это не кончается. Он хотел снова и снова наслаждаться созерцанием этой картины. Но не мог.

Скэнлон рывком сел на кровати. Только сон? Но он был так реален. Можно было поклясться, что все это произошло на самом деле. Он почувствовал себя неуютно и сбросил простыню.

— Сукин сын! — закричал он в своей пустой мансарде, скатился с кровати, скомкал и отшвырнул белье и запрыгал на одной ноге в душ.

Глава 18

Скэнлон мерил шагами дежурку 93-го участка, сунув руки в карманы и вслушиваясь в тягостную тишину. Он взглянул на часы: 03.46. Минуло уже 226 минут нового дня. Ночные шумы проникали через открытые окна: взрывались шутихи, вдалеке скрипели автопокрышки, где-то кричала женщина. Ночная смена спала в комнате отдыха участка. Зазвонил телефон, и чья-то ленивая рука протянулась с койки, схватила трубку. Неразборчивые слова доносились из-за матового стекла двери в спальню. Скэнлон закурил «Де Нобили», вошел в свой кабинет. Приняв душ, он опять лег и попытался уснуть, но не смог. Грешные сны. Это звучало как название песни. А если жизнь личная приносит одни расстройства, надо одеваться и бежать на службу. Так он и поступил.

Голова словно налилась свинцом, и он туго соображал. Список людей, который дала ему Луиза Бардвелл, чтобы подтвердить свое алиби, был проверен. Все заявили, что в день убийства Галлахера она была с мужем в Сан-Франциско. Донна Хант была слишком маленького роста, вряд ли это она кормила голубей. Он напомнил себе: проверить место работы Линды Циммерман. Джордж Харрис? Мог ли он быть как-то замешан? Но где мотив? Скэнлон шагал из угла в угол. «Де Нобили» погасла, намокла и омерзительно воняла. Он вытащил сигару изо рта и бросил в ближайшую корзинку для мусора. Краем глаза он заметил, что на доске объявлений нет места. Он остановился, сделал несколько неуверенных шагов к доске; его взгляд был прикован к объявлению ассоциации лейтенантов, в котором предлагалось внести пожертвования в фонд памяти Джозефа П. Галлахера.

«Интересно, — подумал он. — Интересно!»

Тем же утром, в девять часов, Тони Скэнлон торопливо вошел в пышное фойе дома 250 по Бродвею, в Лоуэр-Манхэттене. Выходя из лифта на двадцать первом этаже, он сразу увидел последствия взрыва бомбы: опаленные стены, искореженные двери, висевшие на петлях. Он пошел по широкому коридору к охраннику в униформе, стоявшему перед кабинетами добровольной ассоциации патрульных полицейских города Нью-Йорка.

— Ваше удостоверение личности, — попросил коренастый охранник.

Скэнлон показал документы. Охранник сравнил лицо на растрескавшейся карточке с лицом человека, стоявшего перед ним. Возвращая кожаный чехол, охранник сказал:

— Распишитесь в гостевом журнале, Лу.

Приемная была маленькой и почти без мебели. Убранство исчерпывалось парой дерматиновых стульев и двумя кадками с пожухлой зеленью. Сторож, в нелепо огромных очках в роговой оправе, жевал резинку. Открыв окошко, он спросил с бруклинским выговором: