А вражеские танки, выползшие из-за бугра, развертывались, устрашающе ворочая орудийными башнями.

— С Тимковским соедини! Живо! — приказал Петро телефонисту, сидящему в нише окопчика. — Готовлюсь отражать контратаку, — доложил он, прикрывая ладонью трубку и не спуская глаз с танков. — Пехоту отобью, а вот… Вижу шесть танков… Две самоходки вышли… Это потруднее. Прошу помочь…

— Дорогуша! — Голос Тимковского звучал насмешливо и укоризненно. — Я не слышал, что ты сказал… Понял? Думай о том, как гнать фашистов дальше, а не о том, как спасаться от них… Что, ты первый раз танки видишь? Испугался?.. Держись, атакуй смелее…

— Я не испугался, товарищ комбат, — сказал Петро, вспыхнув. — Мне надо знать, сумеете помочь или нет?

— Вперед пойдешь — помогу…

Петро сердито швырнул трубку телефонисту. В трусости его никто еще не мог обвинить. Он хотел закурить, чтобы успокоиться, но в эту минуту противник обрушил на высотку яростный огонь, и танки, видимо, ожидавшие этого, рванулись вперед.

Прячась за их броню, за камни, перебегали солдаты.

— Приготовиться к контратаке! — передал Петро в окопы. — Пулеметы, огонь!

Петро видел наступающих солдат все отчетливей. Их было не меньше сотни. У Петра, вместе с Сандуняном, с телефонистом, — двадцать девять.

Первыми же очередями, короткими, но меткими, пулеметчики принудили вражеских пехотинцев прижаться к земле, метнуться в укрытия.

— Э-э, жила тонкая! — закричал Петро, подбадривая себя и стрелков. — Сейчас еще добавим!.. Приготовить гранаты!..

Но, лихо выкрикивая первые приходящие на ум угрозы по адресу врага, Петро лишь скрывал тревогу за исход атаки.

Он много воевал и понимал, какая тяжелая сложилась обстановка. У фашистов имелись танки, самоходные пушки, артиллерия всех калибров, много солдат. У них была возможность в любую минуту подбросить резервы, боеприпасы. Они, разумеется, воспользуются своим преимуществом и обрушат на горстку десантников сильный удар, чтобы сбросить их обратно в море.

— Сандунян!. Евстигнеев! — кричал Петро. — Ослепляйте смотровые щели гадам! Шубин — тоже! Всем подготовиться! Встретим залповым!.. Врете, гадины, не возьмете…

Петро мысленно прикидывал расстояние до приближающихся танков.

Перед танками взметнулся вдруг щебень, с глухим гулом вздыбилась земля. Комья ее, взлетев вверх, осыпали башню одной из машин… Еще один снаряд… Этот угодил в танк.

— Ребята! Чушка бьет, — ликующе закричал Петро. — Чушка бьет!.. Большая земля помогает…

Голос его потонул в реве моторов. Советские штурмовики, наполнив все вокруг оглушающим свистом, пронеслись над окопами, обрушив на танки, на надвигающихся следом пехотинцев шквал огня из пушек, пулеметов… Фашистские солдаты, спотыкаясь, толкая друг друга, перескакивая через трупы и раненых, побежали назад.

Петро распрямился. Над проливом, быстро увеличиваясь в размерах, неслась еще четверка «илов», за ней — еще… С горы били по самолетам автоматические зенитки.

В окопчик впрыгнул Тимковский.

— Поднимай! — крикнул он возбужденно. — Поднимай в атаку!.. С фланга морская пехота ударит…

Петро метнулся к нему. Царапнувшись носом о колючую щетину на щеке комбата, он звучно поцеловал его. Подхватив на ходу автомат, рассовав по карманам гранаты, во всю силу легких крикнул:

— Гварде-ейцы! За Родину! Вперед!

…Через полчаса совместными усилиями отряда Петра и морской пехоты противник был выбит и со следующего рубежа.

В этот день передовому отряду Петра пришлось отбить еще три яростные контратаки противника.

На следующий день, когда через пролив были переправлены подкрепления и к отряду Петра присоединилась вся его рота, Тимковский снова зашел к нему.

— Командование довольно действиями твоих бойцов, — сказал он. — Мне поручено поздравить с успехом. Молодцы. Молодцы.

Петро радостно и смущенно улыбнулся.

— Спасибо. Передам всем. Ребята мои действительно герои!..

— Вообще… от души скажу, Рубанюк. Помнишь, ты боялся роту принимать? А я предсказываю: ходить тебе в маршалах…

Переговорив с Петром о делах в роте, Тимковский ушел. Каждый раз, слыша одобрение, похвалу по своему адресу, Петро чувствовал неловкость. Он, как и всякий молодой и способный офицер в его годы, испытывал некоторую неудовлетворенность тем, что им до сих пор было сделано, мечтал о большом деле, какой-нибудь самостоятельной операции, которая показала бы, что учили его не зря и что свои награды он носит достойно.

«Не честолюбие ли это? — задавал себе вопрос Петро. — Пожалуй… Что ж, плох тот командир, который считает, что уже всего достиг, ну… и не хочет перед товарищами блеснуть».

В эти дни соседняя часть хорошо продуманным и смелым обходным маневром окружила и уничтожила в сильно укрепленном населенном пункте крупный вражеский гарнизон.

«Вот это по-гвардейски! — с одобрением и легкой завистью раздумывал Петро. — Если так все будем воевать, меньше крови потеряем и скорее с врагом разделаемся…»

Через несколько дней и ему представился случай показать свои знания и опыт.

Войска, развивая успех штурмовых десантных отрядов, уже вели бои за овладение северо-восточными предместьями Керчи. Роте Петра было приказано выдвинуться к каменоломням, где контратаки были особенно яростными и враг теснил соседний батальон.

— Задержи во что бы то ни стало! — сказал Петру Стрельников. — Надеюсь на тебя.

— Сделаем! — заверил Петро, польщенный и этими словами и тем, что боевую задачу поставил перед ним сам командир полка.

Приказав своему заместителю форсированным маршем, вести роту в указанный район, Петро немедля направился туда.

На полпути ему повстречалась группа раненых. Они брели со стороны каменоломен.

— Как там? Держатся? — спросил Петро.

— Бомбит, обстреливает — спасу нет, — мрачно ответил пожилой солдат в измазанной грязью шинели и с толстым бинтом на окровавленной руке.

— Я спрашиваю, держатся?.. Не продвинулись фашисты?

— Покудова нет.

Петро ускорил шаг. В воздухе непрерывной каруселью кружились «юнкерсы»; они бомбили село. Уже подходя к рубежу, который ему было приказано удержать, Петро попал под сильный артиллерийский и минометный обстрел. Он бросился на землю, переполз в глубокую воронку. Слушая, как сотрясается земля, визжат осколки, переждал огонь.

Обстрел продолжался минут двадцать, затем Петро заметил серию красных ракет, взметнувшихся в расположении противника.

«Сейчас пойдут в атаку», — догадался он и, выбравшись на дорогу, заспешил к каменоломням.

Навстречу ему бежали несколько бледных, растерянных солдат.

— Сто-ой! — крикнул Петро, выхватив пистолет. — Куда бежишь? — Он яростно, в упор посмотрел на добежавшего до него солдата с винтовкой. — Куда бежишь? Где командир?

Солдат скользнул глазами по его погонам, оглянулся на товарищей.

— Все бегут…

— Командира в клочья разнесло, товарищ лейтенант, — сообщил, тяжело дыша, второй солдат.

— Ложись!.. Кому говорю? А ты куда?

— Я связной!

— Ложись! Все ложись!.. Занимай оборону. Сейчас гвардейцы будут здесь…

Властный тон Петра, его решительное лицо отрезвили бойцов. Они залегли за камнями, выжидающе поглядывали на молодого командира.

Рота уже подоспела, и Петро, приказав задержанным им солдатам возвращаться в свое подразделение, с ходу контратаковал перешедших в наступление гитлеровцев.

Ошарашенные неожиданной контратакой, фашисты дрогнули, вскоре их удалось смять. Петро, умело воспользовавшись их растерянностью, одним взводом обошел врага с тыла и выбил из окопов на высотах.

Это были последние высоты перед селением Аджимушкай. К полудню, противник был вышиблен из селения и отогнан от каменоломен.

Петро поднялся на залитый солнцем известняковый взгорок и увидел Керчь с голубой бухтой, разбитые корпуса завода, имени Войкова, левее — узенькую полоску пролива, отделяющую полуостров от Таманского побережья. Оттуда порывы ветра доносили бодрящий холодок…