— Я, ваш бродь! — вырос, как из-под земли, бравый унтер.

— Знакомься. Наш новый офицер.

— Здравия желаю, ваше благородие.

— Здравствуйте, — кивнул Алексей.

— Это не вас ли татарин заколоть пытался?

— Точно так, меня.

— Между прочим — это я его пулей снял. Ага. Мы, когда в лес на позиции вышли, сразу по татарам разобрались, что б, значит, залпом, по всем. Я, вообще-то, в другого целил. Но когда Илья Петрович команду дал, смотрю, один басурман на кого-то кинжалом замахнулся. Думаю, не своего же он собрался заколоть. Ну, и жахнул по нему на всякий случай. Получается — не зря.

— Спасибо, братец, выходит — спас ты меня.

— О, хо-хо, — по-детски широко улыбнулся Прохор. — Здесь — это обычное дело. И вам еще придется меня спасать, и мне вас, не раз…

— И не два, — прозаично закончил Туманов. — Живо рассаживай народ по телегам. Ночь просыпается.

Окна хат уж мерцали тусклым светом, когда истерзанный обоз вошел в станицу. Атаман встретил земляков объятьями, драгун — восторженными возгласами.

— Спасибо, ребятушки! Век не забуду! Выручили.

— Полноте, Яков Степаныч, полноте, — соскочил с воронца Туманов. — Обычное дело. Где, кстати, твои казаки? В походе?

— В том-то и беда.

— Одни, без атамана?

— Староват я уже, да и захворал малость. Преемник там верховодит. Надеюсь, толково.

— Ну, и славно. Давай теперь разбираться, куда мертвых складывать, куда живых расселять. Ты про моих тяжелых не забыл, достойно устроил?

— Конечно. В лучшую хату определил.

— Им не хата — сиделка хорошая нужна: что б напоила, накормила, исподнее, если надо, поменяла.

— Все так и есть. Лучшую сиделку им приставил. Сама тяжелых спрашивала.

— Потом зайдем, посмотрим.

— Конечно, обязательно посмотрим.

Поручик ушел в отведенную ему хату. Унтер принялся командовать драгунами, атаман — станичниками. Всякий занялся своим делом. Алексей почувствовал себя никому ненужным. Спросить о ночлеге постеснялся, до того ли сейчас этим измотанным людям. Поставив на траву чемодан, присел у забора в надежде, что кто-нибудь вспомнит или заметит. Ночь уже легла на землю, вытягивая из нее накопленное за день тепло. В небе появились звезды, большие и низкие. Смотреть на них можно было, не поднимая головы — вот они, прямо перед глазами. Казалось, выстрели — собьешь.

— Фуф, жарко в хате, — послышался за плетнем скрип открывающейся двери и милый девичий голосок, — давай-ка лучше тут погутарим.

— Деда маво постеснялась, Маришка? — спросила вторая девушка, видно, вышедшая вслед за первой.

— Конечно. При нем же ничего не скажешь.

— Ну, выкладывай, что там у тебя?

— Только предупреждаю, Настена, об этом никому ни слова.

— Понятно дело.

— Ну вот. Помощник мне командирский глянулся, Прохором кличут, хочу на постой его к себе определить. Не поможешь устроить?

— А как я те помогу?

— Ну, подойди к атаману, скажи, так, мол, и так… Нет. Лучше, подойди к деду. Скажи, так, мол, и так — иди, старый хрыч, к атаману…

— Отправь к Маришке Прошку, да?

— Нет, чей-то не получается.

— Успокойся. Коли ты ему глянулась, сам объявится, а нет — и не надо.

Наступила пауза… Вероятно, Маришка обдумывала услышанное от подруги. Ведь слова ее прозвучали явным укором: негоже, мол, бегать за хлопцами, наоборот бы должно. Но ответ нашелся быстро.

— Тебе, Настена, легко рассуждать, ты красивая, а мне…

— Во-первых, ты тоже не кикимора, — прервала ее Настя. — А во-вторых, не в красоте счастье. Я сегодня за нее чуть не поплатилась: татары с собой хотели утащить. Хорошо, наши вовремя подоспели, а так бы, стояла я нонче совсем в другом месте.

— Страшно было?

— А то. Налетели, как саранча, перебили всех, перерезали, нас в круг согнали, торг учинили. На других баб и не глядят, а в меня шашками тычут: якши, мол, якши. Командир драгунский молодец, показал им «якши» с саблями. Орел.

— Понравился?

— Ага, правда, немолод уже.

— Вот и я говорю, не молод. Слушай, а офицерик с вами какой-то приехал, вроде, ничего, пригоженький.

— Обычный, каких пруд пруди. К тому же, перед татарами скис: не стрелял, не дрался. Не — не орел.

Алексея подобный отзыв совершенно не расстроил. Сам он считал себя мокрой курицей. Было несколько обидно, что девушка не оценила его налет на разбойника. Впрочем, Бог ей судья. Жаль, пулю на орла зря потратил. Неблагодарная.

— Ваш бродь, а я вас обыскался, — раздался невдалеке голос унтера. — Илья Петрович интересуется, где вы устроились.

— Пока нигде.

— В этом случае, он просил вас к нему в дом. Места, говорит, там на троих хватит.

За плетнем послышались возмущенные девичьи голоса.

— Ты глянь, какой жук — прям под боком сидел!

— Вот, негодник.

Алексею стало неловко за свое поведение, и он решил исправить ситуацию.

— Прохор, а где ты сам устроился?

— За меня не беспокойтесь, я без крова не останусь. На крайний случай к вам приду, Илья Петрович любит, когда я под рукой.

— А позволь тебе порекомендовать исключительно удобный вариант.

— Давайте, коль не жалко.

Алексей окинул рукой двор, у которого они стояли.

— Вот, превосходное место, теплый дом, прекрасная хозяйка, — здесь он вспомнил, что Маришка, очевидно, жила в другой хате, раз в этой находился дед Насти (стало быть, и она сама). — А, впрочем, постой…

Прохор уже заметил двух девиц у крыльца и с интересом ожидал развития.

— Простите, милые барышни, — как можно учтивее начал Алексей, — не подскажете, где можно обрести ночлег молодому унтер-офицеру нашего полка?

Глаза Маришки засияли даже в темноте.

— Отчего ж не подсказать, коли человек хороший.

— Он очень хороший, сегодня героически спасал ваш обоз.

— Так что ж он сам молчит, аль язык проглотил?

Унтер покашлял в кулак, ухмыльнувшись.

— Скромный я, застенчивый.

— Оно и видно, — кокетливо улыбнулась Маришка и пошептавшись с подругой, как бы нехотя, направилась к воротам. — Пойдем, что ль, застенчивый, пока не передумала.

Когда они ушли, Алексей, взяв чемодан, открыл было рот, чтобы попрощаться с Настей. Но та его опередила.

— А теперь, наверное, вы будете проситься ко мне на постой?

— И хотел бы — не стал. До свидания…

Отмахав сажен тридцать по улице, он сообразил, что не знает, где разместился командир (Прошка ведь не указал дорогу). Решил постучать в первый попавшийся дом. Подходя к окну, угодил ногой во что-то мягкое, судя по запаху, не в манную кашу. Принялся чистить ботинок о траву… Получалось скверно.

— Что, ваше благородие, в дерьмо угодили? — участливо спросил широкоплечий, с саблей на боку, драгун, проходивший мимо.

Алексей хотел было ответить ему по-уставному, но, увидев на круглом лице благодушную улыбку, передумал. Странное дело, эти бравые ребята, которые еще недавно рубились в кровавой потехе, как настоящие герои, здесь, на мирном берегу, не кичились своими подвигами, не разговаривали надменно с новичками (в отличие от обозного солдата, что всю дорогу смеялся над кинжалом), наоборот, являли исключительную доброжелательность. От людей ли то зависело, от условий ли жизни, судить пока было трудно.

— Да вы его не троньте, засохнет — само отвалится, — посоветовал драгун тоном знатока. — Вы часом не командира ищете?

— Точно, его.

— Вон он, в доме напротив остановился.

— Спасибо, братец. Как звать тебя?

— Трифоном, ваше благородие, обращайтесь, ежели чего.

— Непременно.

Доковыляв до указанной хаты, а по пути еще раз наступив во что-то мягкое, Алексей вошел в чистые сенцы. Здесь, ощутив неловкость за свой грязный вид, снял ботинки и, морщась от вони, выставил их на улицу. Не успел прикрыть дверь, как из комнаты вылетел озабоченный Илья Петрович.

— Объявился? Ну, и славно. Мы с Яков Степанычем надумали хаты проверять, если хочешь, давай с нами.