Усатый турок с арбалетом высунулся из стрельчатого окошка странноприимного дома, быстро выстрелил и нырнул обратно, очевидно, чтобы перезарядить свой арбалет. Адельгейда увидела, что возле коновязи завязалась схватка. Сарацины пытались прорваться к своим лошадям, но несколько рыцарей в тяжелой броне во главе с ее отцом уверенно сдерживали их натиск: ржали лошади, сверкали клинки, слышались крики умирающих.
Сарацины терпели поражение. «Их нельзя брать в плен, лучше сразу убить», — думала Адельгейда, нервно перебирая тонкими пальцами полы плаща. После того, что они сделали с ее матерью и старшей сестрой, и, если бы отец со своими рыцарями вовремя не отбил захваченный врагами во время очередного штурма донжон, то сделали бы и с ней, в сердце девушки поселилась лютая ненависть к этим людям.
Замок барона люди султана Бейбарса штурмовали непрерывно в течение трех недель, главное вражеское войско давно обошло его и двинулось дальше к побережью, но сарацинские штурмовые отряды продолжали штурм с прежним усердием. У них были катапульты и длинные осадные лестницы. Замок крепко держался. Только подкоп, обрушивший часть стены, помог сарацинам ворваться в твердыню в первый раз. Но тогда их отбросили, потому что у барона еще оставались могучие боевые кони, которые, прикрытые кольчужными попонами, пронесли своих всадников через ряды противников и даже позволили сокрушить две из четырех катапульт. Но осаждающих было слишком много, и их длинные пики сделали свое дело: из той атаки в замок вернулись всего три всадника.
Новый штурм был ужасен. Сарацины пошли на приступ сразу с двух сторон. Пока барон с рыцарями оборонял главные ворота, сарацинская пехота, используя брешь от подкопа, ворвалась в замок и захватила среднюю башню южной стены, отрезав донжон от основных сил осажденных. Трое рыцарей, несколько оруженосцев и десяток сержантов не смогли удержать двери, а арбалетчики с верхней площадки были не в силах перестрелять всех врагов, когда страшная, вооруженная до зубов толпа сарацин, подмяв под себя защитников, хлынула в главную башню.
Адельгейда спряталась за гобеленом, и это спасло ей жизнь, но она видела все. Оцепенев от страха, она смотрела, как сарацины насиловали ее мать и старшую сестру. Она навсегда запомнила и тот ужасный момент, когда отец со своими рыцарями прорвался в покои донжона, весь перепачканный кровью, с безумными от гнева глазами. За считанные мгновения он зарубил длинным мечом пятерых насильников, но двое уцелевших успели перерезать горло обеим женщинам прежде, чем смерть нашла их самих…
Два дня назад, после того, как была отбита очередная атака, отец Адельгейды собрал всех оставшихся защитников замка и объявил, что пали все окрестные христианские твердыни, и помощи ждать неоткуда, а без подкрепления дольше удерживать полуразрушенную крепость они не смогут. Было решено прорываться к Акре. Под покровом ночи пятеро рыцарей, шестеро оруженосцев и восемь арбалетчиков, взяв под свою защиту Адельгейду, единственную уцелевшую дочь барона, покинули замок по подземному ходу.
Пешком, набросив поверх доспехов черные монашеские плащи, люди барона навсегда оставили свой замок. Развороченная камнями катапульт верхушка донжона еще долго была видна за спиной на фоне звезд. К утру ветер нагнал облаков, и пошел сильный дождь. Вода лилась с неба потоком, и продрогшим христианским беженцам казалось, что это сам Господь оплакивает скорбную участь королевства христиан. После изнурительного пути под дождем они нуждались в еде и отдыхе, но вся местность, через которую они продвигались к Акре, уже перешла под контроль мусульман. Промокшим насквозь беглецам было необходимо обогреться, пополнить провизию и найти лошадей. Потому барон и решился отбить этот небольшой монастырь.
Усатый турок перезарядил арбалет и высунулся снова, но его тут же отбросило от окна назад: пущенный сиром Эдвардом болт врезался турецкому арбалетчику в переносицу. В этот момент христианские рыцари прикончили последнего сарацина у коновязи и ринулись к дверям странноприимного дома. Несколько сарацинских лучников попытались стрелять по ним из узких стрельчатых окон второго этажа, но их быстро сразили болты людей Эдварда.
После короткой схватки на первом этаже, сарацины, находившиеся на втором, начали выпрыгивать из окон в надежде добежать до своих лошадей и спастись. Но все они нашли свою смерть во дворе, подстреленные арбалетчиками барона. На близкой дистанции от арбалетных болтов не защищали ни щиты, ни доспехи.
Когда Адельгейда через распахнутые настежь ворота вошла во двор монастыря, то насчитала не менее двадцати трупов. Девушке на мгновение сделалось дурно, но она за последнее время так привыкла видеть кровь и мертвецов, что уже не падала в обморок.
В трапезной странноприимного дома царил разгром. Столы и лавки были перевернуты, в беспорядке валялись сарацинские плащи и брошенное оружие. Но трое сержантов-арбалетчиков быстро наводили порядок. Вскоре столы и лавки приобрели привычное положение, лишние вещи были свалены в мешки, а из кухни запахло горячей едой.
Адельгейда забилась в теплый угол возле кухонной печи, но все никак не могла согреться, хотя дядя Эдвард лично принес ей ломоть плоского сарацинского хлеба, деревянную ложку и горячий суп в глиняной миске. Лицо дяди пересекал длинный багровый рубец: след от сарацинской сабли. Дядя был очень добр к ней, но Адельгейда хотела видеть рядом с собой отца, а он все не появлялся. Она была измучена и нуждалась в поддержке. Девушка никогда прежде не совершала столь длительных пеших прогулок. Ноги ее болели, и она чувствовала себя невероятно уставшей. Снова она с тоской вспоминала мать и сестру, вспоминала прежние счастливые годы, ведь вся ее жизнь была связана с их замком. Она родилась в этом замке и прожила в нем всю свою жизнь. Все пятнадцать своих лет. И еще она не понимала, что будет с нею теперь, как она сможет жить дальше без матери, без сестры, без дома? Ведь даже привычных вещей у нее теперь не будет: все их вещи оставлены сарацинам вместе с замком. Да и из одежды осталось только то, что на ней. И вообще чудо, что она осталась жива. Пока жива. Все это казалось страшным сном, но сном не было.
Наконец отец появился, лицо его было мрачным, глубокие морщины пролегли над переносицей, темные круги обрамляли глаза, лоб был рассечен и кровоточил. После гибели матери отец вдруг сразу постарел. Он объявил людям, что дает всем время на отдых до рассвета. А завтра на рассвете они оседлают захваченных лошадей и доберутся до Акры уже к вечеру. Еще он сообщил, что пленные сарацины, которых захватили при взятии монастыря, сказали, что армия султана Бейбарса двинулась на юг, к Яффе, и путь к Акре свободен. И побережье пока остается в руках христиан. Люди барона выслушали это сообщение с радостью, потому что это была самая добрая весть за все последние дни.
Простой каменщик
Средиземное море вяло накатывало на берег и отступало, бессильно размазываясь пеной по желтому песку пляжа. Падающее к горизонту солнце уже теряло силу, и дневная духота, иссякая, понемногу сменялась слабым предвечерним бризом. Десятилетний Марчелло играл с большим лохматым псом коричневой масти. Мальчик и собака носились друг за другом по полосе прибоя. Марчелло смеялся, а пес весело лаял. «Опять этот старик», — подумал мальчик, увидев, в который уже раз, немолодого седого мужчину, голого по пояс, бредущего к морю, босыми ногами увязая в песке.
Странный то был мужчина. По крайней мере, Марчелло таких людей раньше не видел. Старые шрамы покрывали широкий мускулистый торс, лицо и руки этого человека. В одно и то же время приходил он на морской берег, садился на песок и неотрывно глядел в морскую даль целыми часами. «Наверное, в молодости он был пиратом», — думал Марчелло. И ему хотелось расспросить старика о страшных морских сражениях и дальних странах. Но Марчелло знал, что на самом деле расспрашивать старика особенно не о чем. В небольшом городишке все говорили, что человек этот — простой каменщик, что он один из тех людей, которые строят на площади новую церковь, и шрамы его, скорее всего, от многочисленных падений с хлипких строительных лесов, а на берег моря он приходит только затем, чтобы немного отдохнуть после тяжелой работы. Такие слухи ходили о незнакомце в маленьком городишке.