Нет, ни за что бы не поверил в те далекие времена заместитель секретаря по идеологической работе райкома КПСС Матвей Петрович Корунд, если бы кто-то шепнул ему, на что будет способен прыщавый салага-инструктор его отдела. Ни за что бы не поверил, на что способен и он сам, между прочим, главный идеолог района! Немедленно упек бы ненормального ясновидца в психушку. В лучшем случае выгнал бы из кабинета!
Матвей Петрович очнулся и услужливо улыбнулся дежурной шутке про партбилет: мол, ценю твое остроумие, Марлен, э-тт ты здорово пошутил.
И заверил:
- Ты не беспокойся, это я так, риторически. Уложимся в две недели.
- Ну, это меняет дело, если риторически, – сказал, по-отечески глядя на Корунда, Марлен Марленович. – Так бы сразу и сказал. Прям от сердца отлегло. А то я уж грешным делом подумал: отступление себе готовишь.
Он так посмотрел на Матвея Петровича, что у того в горле вдруг образовался комок, перекрывший доступ воздуха в легкие.
Корунд откашлялся и на всякий случай решил искренне возмутиться:
- Да ты что, Марлен!
- А ничего... Я ж тебя знаю как облупленного, – процедил сквозь зубы Пронькин. – Докладывай дальше!
Отеческий тон растаял без следа.
- Бармалей прислал шестерых, – с глуповатой обидой прогундосил Матвей Петрович. – Все до этого летали на военных. Двое из них – гражданские пилоты, но утверждают, что и на военных рулили. Доставил лично, на место. Там подучат – есть специалисты, все будет в порядке... Отморозки полные! – добавил он.
- Не забывай, что на этих отморозках кое-кто намечает бабло нехилое срубить.
Матвей Петрович снова промолчал, а про себя подумал: «Вот гад, все время мордой в говно... Это он-то меня упрекает. Бабло срубить? Сам в тысячу раз больше гребет – между прочим, вот этими руками». Он незаметно бросил взгляд на свои ладони, как будто ожидая увидеть на них случайно налипшие банкноты. Естественно никаких банкнот он не обнаружил, и ему снова стало очень обидно за себя.
Ведь, если рассудить по-честному, кто принимает основной риск на свою, так сказать, задницу? Корунд! Случись что нештатное, так с босса-то что взять? Ему хрен что пришьешь. Кого он козлом отпущения сделает? Корунда! Ему, Корунду, за все отвечать – всё через него проходило. Всё! Он на секунду представил себя в кабинете следователя, и ему сделалось не по себе. Расколоться? Просто немыслимо! Даже подумать об этом страшно. Лучше на зоне сгнить.
Матвей Петрович ужаснулся лексикону, который за последние два года выработался у него, интеллигентного человека, к каковым он себя бесспорно относил. Но сейчас он почти реально почувствовал запах зеленоватых, как будто полинявших, пожалуй, самых маловыразительных в мире купюр, и запах этот немедленно примирил его с действительностью.
Матвей Петрович незаметно потряс головой, прогоняя обонятельную галлюцинацию, но она не отгонялась. А Пронькин, как бы читая его мысли, с этакой подковыркой, спрашивает:
- Ты что, «цитрусовые» в уме пересчитываешь? У тебя уже сколько на счетах, а, Матвей?
Матвей Петрович не ответил – что правда, то правда – несколько лимонов накопилось. Сам даже запутался сколько.
Он тяжело вздохнул и доложил о подготовке мероприятия: все, мол, в порядке, не извольте беспокоиться, с черномазыми все договорено, переноса даты не будет. Да и какой перенос – знаем, какие люди пожалуют. За прием отвечает их полковник, как его, блин? Хрен запомнишь эти африканские имена, Бисаи, Себаи. Что? Нет, никогда не мог запомнить – где имя, где фамилия...
Он говорил, а сам с замиранием сердца думал: «Может все же пронесет?».
Натурально, не пронесло. Пронькин перебил его:
– Короче, ты мне лучше скажи, как это вам, засранцам, в голову пришло концы в воду таким идиотским способом? Это ж уму непостижимо – в Москву затащили! Ты, Матвей, можешь мне объяснить в чем дело? И вообще, ты когда-нибудь снимаешь свой идиотский картуз?! – ни с того ни с сего разозлился он на ни в чем не повинный головной убор. – Спишь тоже в нем?
Матвей Петрович, обиженно насупившись, стащил с головы свою любимую клубную фуражку со значком в виде акулы, которой собственноручно отоварился в Монте-Карловском бути;ке в прошлом году и с тех пор не расставался с ней ни на минуту.
– Я тебе сейчас все объясню, Марлен, – начал он. – Дело, видишь ли, в том...
– Ты покороче не можешь? Без всяких этих твоих: «дело в том, да дело в этом». Конкретнее! Если будешь опять меня разводить, то...
– Хорошо-хорошо, – не дал ему договорить сообразительный Матвей Петрович.
Он глубоко вздохнул и покаялся: частично, дескать, признает свою вину, готов искупить... то да сё... что-то, запинаясь, бормотал про повинную голову, которую меч не сечет, а в заключение осмелел и сообщил, что все же настоящая причина кроется в цепочке досадных случайностей, которые в конечном счете и привели к такой вшивой ситуации.
По его словам получалось вот что.
В тот злополучный день, с наступлением темноты, сразу же, как только его парни выехали на трассу, чтобы по инструкции перевезти объект для захоронения, за ними увязалась патрульная машина. Менты были московские, городские... С областными проблем бы не было. Договорились бы, сто пудов. А эти – другое дело. Правда, может, и случайно подвернулись – скорей всего так оно и было, только проверять это никому в голову не пришло, слава богу. Там отрезок трассы – в сторону Москвы всего-то километра два-три. Приняли решение не сворачивать, а дальше потянуть, проверить – отстанут ли менты? Если и не отцепятся, то в потоке, ближе к городу проще затеряться. А менты не сваливают – как пришитые! Ребята звонят ему: «Петрович, что, мол, делать?» А он им: «Действуйте по обстановке, но с ментами не базарить – шмон стопудово наведут... Лучше всего – оторваться, потом при первой возможности избавиться от груза и свалить».
– В общем, Марлен, – закончил свой живописный рассказ Матвей Петрович, – дотянули до города. Там, на светофоре удалось оторваться от патруля. Так и не поняли – хвост был или так, случайно. Но пакет сбросили прямо там, в залив. Побоялись снова из города вывозить. Концы, Марлен, в воду, теперь до весны не всплывет. Слава богу, все обошлось.
— Обошлось или нет, увидим, – произнес в задумчивости Пронькин, – а пока... х-мм… тебе будет небезынтересно узнать, что пакетик-то ваш выплыл.
— Как выплыл!? – схватился за сердце Матвей Петрович.
— А вот так. Выплыл! Кстати – и дело уже успели состряпать. А ты как думал? Что, испугался? Хорошо хоть нет у них ни хрена кроме трупа. Висяк получается, по крайней мере, на сегодняшний день. Так что пока ты загорал в командировках своих, здесь, Матвей Петрович, много воды утекло.
— Ну зачем ты так, Марленыч? Ты же знаешь как я пашу. И командировка была не на Канары, – попробовал обидеться Корунд.
— Канары, тайга – неважно! Твой косяк – тебе и расхлебывать... Вы что с ума все посходили!? Один косяк за другим. А с антиквариатом тоже случайность?! – голос его снова стал наливаться металлом. – Не слишком ли много?
— Марлен... прости, но это как... как, – Матвей Петрович от волнения не сразу подобрал подходящее сравнение, – как метеорит на голову свалился. Кто же мог предположить, что такое может произойти.
— У тебя получается настоящий метеоритный дождь, – перебил Пронькин.
— Марлен, – начал Корунд проникновенно, – я тебе сейчас все объясню...
— Я и не сомневаюсь, объяснять ты всегда умел.
— Нет, ты выслушай... Это никакая не халатность. Ты мне веришь? Все было организовано как надо. А это... это случайность! Роковое стечение обстоятельств. Дело в том, что Костя заболел, и его подменил новичок. Нарушил инструкцию, оставил на пять минут машину без присмотра. Всего на пять минут – ты представляешь!? В центре города, на Тверской. За эти пять минут машину и обчистили. Сигнализация даже не сработала... Одно ворье! – возмущению Матвея Петровича не было предела.