Изменить стиль страницы

– Я не могу рисковать судьбой города из-за Жанны д'Арк, – голос Гийома де Флави холоден как лед. – Если я прикажу открыть ворота Компьена, сюда могут ворвутся бургундцы, и тогда пострадают тысячи людей. Если помните, я пытался отговорить Деву от этой… эскапады!

– Приказываю вам именем короля Франции, – напряженно говорю я. – Откройте ворота!

Мы стоим лицом к лицу, и если командующий гарнизоном спокоен, то меня натуральным образом трясет. Ведь я прекрасно слышу звуки боя, который идет сразу за городскими воротами. Судя по тому, как морщатся воины, выстроенные за спиной де Флави, они тоже различают голоса погибающих французов, что молят распахнуть створки и впустить их в Компьень!

– Орлеанская Дева прибыла к вам, чтобы снять вражескую осаду, отчего же вы не хотите ей помочь?!

Капитан де Флави приподнимает брови, расслышав в моем голосе нотки мольбы, но сейчас я готов встать перед ним на колени, лишь бы уговорить открыть ворота.

Понизив голос почти до шепота, капитан отвечает:

– Вы прекрасно знаете, шевалье, что, явившись сюда, госпожа д'Арк нарушила прямой приказ короля Франции. Не хотите же вы, чтобы командующий гарнизоном поступил точно так же, как эта безответственная девчонка?

В первые мгновения до меня не доходит чудовищный смысл его заявления, затем я в гневе отшатываюсь.

– Вы лжец, капитан! Этого просто не может быть! – кричу я и тут же понимаю, что он говорил чистую правду.

Сам сьер де Флави ни за какие коврижки не осмелился бы на подобное безумство, приказ исходит с самого верха. В сентябре прошлого года Жанну д'Арк, раненную при штурме Парижа, на весь день оставили валяться под городскими стенами без всякой помощи. И только поздно вечером, когда стало просто неприлично дальше ждать, Карл VII скрепя сердце разрешил вынести девушку с поля боя. Выходит, в этот раз король Франции решил сыграть наверняка?

– Немедленно опустите меч и угомонитесь, – цедит сквозь зубы сьер де Флави. – А иначе…

Он вскидывает руку, и воины, стоящие за спиной капитана, мгновенно ощетиниваются копьями. Тяжелые наконечники отполированы до блеска, наточены так, что ими можно бриться. Я медленно поворачиваю голову вправо, оттуда доносится до боли знакомый скрежет. Ах да, это городские стрелки натягивают вороты арбалетов! Несколько секунд я борюсь с желанием кинуться в бой и пусть умереть, но перед тем стереть с лица сьера де Флави эту гаденькую улыбку. Останавливает лишь то, что смерть моя ничем не поможет Жанне.

Пересилив себя, я разворачиваюсь и кидаюсь к узкой каменной лестнице, ведущей на городскую стену.

Они бьются буквально в десятке ярдов от городских ворот. Куча бургундцев, а посредине – быстро тающий отряд Жанны. Я с надеждой оглядываюсь по сторонам, но арбалетчики, густо усеявшие стены Компьена, и не думают вмешиваться. Некоторые из них отводят взгляд, кто-то угрюмо плюет себе под ноги, один из воинов с проклятием отбрасывает арбалет и, громко матерясь, бредет со стены прочь. Остальные провожают его тоскливыми взглядами.

Оскалив зубы, я делаю шаг к ближайшему стрелку, который без возражений отдает мне арбалет. Звонко щелкает металлическая тетива, визжит от боли здоровенный серый жеребец, не слушаясь поводьев, встает на дыбы. Всадник, не удержавшись в седле, летит под копыта, тут же с раненым мною конем сталкивается еще один скакун. Оба жеребца валятся набок, подминая нескольких бургундцев, до меня доносятся крики боли, вопли проклятий и предсмертное лошадиное ржание.

Какую-то секунду я морщусь, предательски алеют щеки, мне до смерти жаль погибшего коня, а затем зло ухмыляюсь, ощутив, как спадает любовный дурман. В голове окончательно прояснилось, и я понимаю, что пора бы и мне вмешаться в сражение. Но тут проклятые бургундцы откатываются назад, готовясь к решительному натиску, и я вижу лицо Жанны, обращенное ко мне. Твердый взгляд примораживает меня к месту, в ее глазах я читаю ясный, недвусмысленный приказ: «Любой ценой спаси Пламень!»

Стыд мне и позор, я слушаюсь женщину! На какую-то секунду я закрываю глаза, ликующие крики бургундцев звучат в моих ушах погребальным эхом. Через несколько минут бой заканчивается, израненных пленников, связанных по рукам и ногам, победители кидают через седла, лишь Жанну усаживают на ее же коня, накрепко связав руки.

Повод ее жеребца держит в руке высокий жилистый воин, в тот момент, когда он оборачивает ко мне, лицо, светящееся торжеством, я узнаю Тома де Энена. Итак, смертельный враг Жанны, год назад поклявшийся отомстить за пережитый им позор, добился своего. Тогда, при штурме Турели, де Энену не удалось убить Деву, я смог извлечь посланную им стрелу и выходил Жанну после тяжелого ранения. Теперь же он все-таки одержал победу, да еще и какую! Ведь намного почетней пленить опасного врага, чем просто уничтожить его!

При виде того, как торжествующие бургундцы увозят плененную Надежду Франции, французы, столпившиеся на стенах неблагодарного Компьена, ежатся, пряча глаза, некоторые плачут. Сгорбив спину, шаркающими шагами я спускаюсь вниз к городским воротам. Когда через час их наконец отворяют, я оставляю Компьень, навеки запятнавший себя предательством.

Как и положено профессионалу, иллюзий я не строил, прекрасно понимая, что в одиночку мне Жанну не вызволить. Но к кому обратиться за помощью, если отец Бартимеус объявил охоту на собственного ученика, а король Франции приказал сдать Орлеанскую Деву врагам? «Ничего, – подумал я. – Мы еще повоюем. Не может быть, чтобы не нашлось какого-нибудь выхода!»

Я долго ломал голову, но ничего путного в нее не приходило, и для начала я решил понадежнее упрятать легендарный меч великого полководца франков. Понурясь, я ехал заброшенными тропами, тщательно избегая дорог. Не хватало мне попасться на глаза бургундцам или англичанам, когда на поясе мерно покачивается национальная реликвия!

На ночь я остановился в самой глубине леса, выбрав подходящую поляну с текущим неподалеку ручьем, но долго не мог заснуть, раз за разом переживая все события проклятого дня, 23 мая 1430 года, будь он неладен! Где-то вдали протяжно завыл волк, тут же отозвался другой, затем к слаженному дуэту присоединились еще несколько зверюг. Конь тревожно зафыркал, прядая ушами, и я не поленился проверить, крепко ли он привязан. Не хватало еще, чтобы глупая скотина оборвала веревку и умчалась в лес, на встречу с волчьими желудками. Что же мне тогда, пешком брести?

Я глянул в черное как смоль небо. Сквозь облака плавно скользила новорожденная луна, ее тонкий полупрозрачный серп совсем терялся среди ярких костров звезд. Медленно, но неуклонно волчий вой приближался, хмуро усмехнувшись, я подкинул охапку сухих сучьев в костер. Тот благодарно затрещал, расправляя огненные плечи, языками пламени просигналил: серые и хвостатые нам на один зуб, дружище кроманьонец, отобьемся, чай не впервой. Саблезубых тигров отгоняли, пещерным медведям шкуру подпаливали, мамонтов жарили, правда, по частям, не целиком. Тридцать тысяч лет вместе, плечом к плечу, покоряем планету. Так что не дрейфь, прорвемся!

– Знаю, – ответил я одними губами.

Прислонившись спиной к толстенному стволу дерева, я вытащил Пламень из ножен, некоторое время забавлялся тем, что бездумно разглядывал клинок с обеих сторон, а затем воткнул меч в землю перед собой. Рука дрогнула под тяжестью арбалета, протяжно скрипнула тугая тетива, стрелу же я выбрал полегче, ведь санитары леса – это вам не воины в полной броне. Явись ко мне на поляну даже северные волки, восьмидесятикилограммовые красавцы, что в холке мне по пояс будут, легкий болт любого из них уложит на месте. На расстоянии до десяти ярдов арбалет бьет с силой тяжелого рыцарского копья, не то что волка, медведя просадит насквозь. Подготовившись к встрече, я замер в ожидании, но волки, покрутившись вокруг поляны, так и не решились напасть, постепенно вой стих.

Я посидел еще немного перед танцующим пламенем костра, ожидая непонятно чего, переделал все дела, которые только смог измыслить. Достал из потайных ножен на предплечьях кинжалы и метательные ножи и тщательно их наточил. Проверил все до одного арбалетные болты, подшил подошву на правом сапоге и старательно расчесал гриву скакуну, чем привел его в несказанное изумление. Наконец дела закончились, а ночь все не думала уходить, упрямо нависала за плечом, тихонько ухала совиными голосами, теплым ветром ворошила волосы.