Это была потрясающая новость!

Свои, не похожие на европейские, но которыми можно было записать и высоту, и длительность, и тембр, и силу звука, а так же обозначить октавы и гаммы.

Автором, "изобретателем" хорезмских нот был знаменитый исполнитель народных мелодий на тамбуре Нияз Мирзабоши.

История появления хорезмских нот излагалась следующим образом. Во времена правления хана Мухаммеда Рахима некий Ниязхан привёз из Бухары в Хиву серию народных мелодий, объединённых общим названием "Шаш-маком". Тамбурист Нияз Мирзабоши, разучивая и разбирая эти мелодии, выделил наиболее часто встречающиеся звучания и назвал их "макомы". Он был человеком, фанатично преданным своему искусству. Дни и ночи проводил Нияз Мирзабоши с тамбуром в руках, засыпая с ним и просыпаясь с ним. Вникая в природу инструмента, он всё время совершенствовал его - изменял расстояние между ладами, удлинял гриф, пробовал разные формы корпуса.

И вот однажды, когда тамбур наконец полностью удовлетворял требованиям своего хозяина, Нияз Мирзабоши сыграл на нем все "макомы" подряд. Потом половины "макомов" и четверти.

И внезапно уловил, что известная народная мелодия "Рост" может быть с помощью "макомов" записана на бумаге.

Так возникли хорезмские ноты.

Всего Ниязу Мирзабоши было известно шесть с половиной "макомов".

Его сын Расул Мирзабоши продолжил дело отца. Он переложил на хорезмские ноты и записал ещё шесть народных мелодий - "Панджох", "Ирок", "Бузрук", "Дугох", "Сегок" и "Навок". Кроме того, к шести с половиной отцовских "макомов" он сочинил ещё "полмакома", и, таким образом, их стало семь.

Расул Мирзабоши оставил после себя два тома "макомов" - собственные музыкальные сочинения и записи неизвестных народных напевов. Около тысячи мелодий. Обе неопубликованные рукописи, как рассказали книги, находились где-то в древних хранилищах Хорезма.

Хамза загорелся.

Теперь все его мысли были только о "макомах". Надо было уезжать из Ферганы. С одной стороны нависал Шахимардан, с другой - Алчинбек. "Покровительство" его стало невыносимым.

И как только представилась первая возможность, Хамза перебрался в Хорезм и начал поиски наследия Расула Мирзабоши. И здесь на его пути возник Абдурахман Шавкат.

Официально Хамза состоял в должности заведующего отделом искусств хорезмского Наркомпроса. Но в театрах Хивы и Ургенча шли репетиции его новых пьес, и приходилось непрерывно разъезжать из одного города в другой.

Это вызвало первое неудовольствие Шавката.

- Вы советский служащий, а не странствующий гастролёр, - сделал он резкий устный выговор своему подчинённому. - Вас никогда нет на месте! А мне каждый день нужны сведения, справки, документы для разговоров в правительстве. Потрудитесь в служебные часы находиться в своем рабочем кабинете. И без моего разрешения никуда не выезжайте.

Хамза для первого раза смолчал.

Спустя некоторое время Шавкат, как народный комиссар просвещения Хорезма, своею собственной властью остановил в Хиве репетиции пьесы Хамзы "Наказание клеветников", признав её безыдейной. Главный режиссёр театра, известный артист Таджи-заде, поругавшись с наркомом, уехал из города. Вместе с ним уехали ведущие актёры. Труппа распалась.

Автору пьесы, своему подчинённому, Шавкат давать какие-либо объяснения отказался. Безыдейная, и всё.

Хамза смолчал и на этот раз.

Вокруг него уже начал складываться кружок местной художественной интеллигенции, в который входили артисты и музыканты Мадрахим Шерази, Сафо Мугани, Матюсуф Харратов, Мутриби Хароби, Джуманияз-сурнайчи, Курбан-сазчи. Эта группа энтузиастов составила костяк, на основе которого впоследствии в Хиве был возрождён театр.

Особенно близко сошёлся Хамза с Шерази и с Харратовым.

Вместе они начали искать рукописи "макомов".

Между тем в Хорезме происходили довольно странные события. Боевые кадры первых лет революции, поднявшие народ на борьбу с ханом и одержавшие победу, давно уже разъехались по Туркестанскому краю - передавать свой революционный опыт в других местах. В руководстве республики оказалось много случайных людей. Но самое непонятное заключалось даже не в этом.

Со времён мировой войны в Хорезме содержалась большая группа пленных турецких офицеров. Неизвестно, когда и кто отдал распоряжение, позволявшее пленным свободно передвигаться по улицам.

Но было доподлинно известно, что по инициативе наркома просвещения всем пленным офицерам было предложено работать в местных школах. (Якобы для того, чтобы самим кормить себя, а не находиться на иждивении государства.) Турецкие офицеры, люди в основном хорошо образованные, практически преподавали все предметы, начиная от математики и кончая физкультурой.

Но, как говорится, и не в этом ещё состоял главный фокус. При ближайшем рассмотрении дело приобретало совершенно неожиданный и отчасти зловещий оборот.

Хамза был поражён, когда в один из первых дней своей жизни в Хорезме встретил на улице большую колонну местных юношей-подростков, которую строевым шагом вели через город два турецких офицера в военной форме (только что без погон), громко отдавая турецкие военные команды.

Через неделю он шёл мимо здания одной школы. На школьном дворе были построены шеренгой старшеклассники. Человек в военной турецкой форме (только что без погон) показывал ребятам приёмы штыкового боя... Потом начались занятия по строевой подготовке.

- Ас ол!! - зычно звучала команда.

Шеренга замирала по стойке "смирно".

- Согап Чарх!!

Шеренга послушно поворачивалась направо, налево...

- Илари арш!!

Школьники, агрессивно топая, начинали строевой марш.

Классическая турецкая военная муштра была представлена в лучшем виде.

А в самом центре школьного двора с группой турецких военных (только что без погон) стоял народный комиссар просвещения республики Абдурахман Шавкат и, хохоча во всё горло, разговаривал с пленными то по-турецки, то по-английски...

Да, это было весьма странное зрелище.

Турецкое военное засилье продолжало увеличиваться. Дело дошло до того, что Шавкат назначил одного из пленных офицеров директором школы. Группа служащих Наркомпроса потребовала собрать общее собрание, на котором был поставлен этот вопрос.

Собрание приняло резолюцию, осудившую действия наркома.

Хамза голосовал за резолюцию. Шавкат решение собрания проигнорировал.

Через два дня Шавкат вызвал Хамзу к себе.

- Вы, кажется, написали новую пьесу? - спросил он.

- Да, написал.

- Как называется?

- "Хивинская революция".

- Что за идиотское название? Разве у нас в каждом городе была своя отдельная революция?

- Это иносказание, художественный образ.

- По моим сведениям, вы начали репетиции. Кто вам разрешил делать это?

- Пьесу репетирует кружок любителей.

- Любителей? А почему в него входят профессиональные актёры, не уехавшие с Таджи-заде?

- Актёры не хотят терять квалификацию.

- Так вот, репетировать в помещении театра я вам запрещаю. Если вы любители, найдите себе другое место, в частном доме.

...Поиски рукописей Расула Мирзабоши не давали положительных результатов. Хамза даже приуныл. Он ехал в Хорезм в радужном настроении, надеясь быстро записать с помощью "макомов" многие свои мелодии, которые тоже были сложены на основе народных напевов. Это было бы то самое "своё", пробуждения и осуществления которого он так долго ждал. Звуки все ещё жили в нём, "флейта-позвоночник" хоть изредка, но всё-таки продолжала ещё звучать, рождала новую музыку... Но вообще-то происходило что-то непонятное. Иногда не хотелось даже лишний раз повторить новую мелодию на тамбуре. Вся энергия души уходила на сопротивление какой-то незримой и вроде бы несуществующей, но липкой, вязкой силе. Пожалуй, впервые в жизни ощущал себя Хамза в таком состоянии. Ему как будто бы ничто конкретно не угрожало, но он постоянно чувствовал вокруг что-то чужеродное, враждебное, ввергавшее в какое-то бессилие, безразличие...