В ближайшее время больше думать не пришлось. Полк продвигался вперёд круглые сутки. Впереди боевые охранения, позади обоз, полковая артиллерия и другие службы.

 - За двое суток нужно пройти восемьдесят километров.

 - С ума сойти!

 Впереди первого батальона, ползи сани с большой будкой, из которой торчала железная труба и нещадно дымила. Внутри будки сидели комполка и его замполит - слащавый, лет тридцати, тоже полувоенный, с розовыми щеками и холёным лицом.

 - Остановка - двадцать минут. – Высунув в дверь нежное лицо, крикнул комиссар.

 Идущая рядом с Григорием медсестра резко опустила руки и, закрыв глаза пошла как слепая. Свернув с дороги, девушка побрела по сугробам, уткнулась лицом в снег и мгновенно уснула.

 - Замаялась бедная! – пожалел её пожилой усатый солдат.

 - Люди измотаны донельзя!

 Переутомлённые люди тут же легли на дорогу и мертвецки заснули. «Пара верховных», как солдаты прозвали Новикова и замполита, неохотно вышли по нужде и снова спрятались в будку с железной печкой, которую тянули две лошади.

 - Подъём! – вяло сказал комиссар.

 - Будка трофейная, - обсуждали командиров уставшие соседи Григория, - а немцы мастера делать средства передвижения!

 - Им хорошо, а нам пешедралом топать…

 Снова двинулись. Будка бельмом маячила перед глазами, закрывая впереди дорогу. Григорий тихо сказал ездовому, ловко правящему вожжами:

 - Земляк, ты на хорошем раскате сделай так, чтобы твой «дом» встал вверх дном! - тот понял и рассмеялся.

 - Будет сделано!

 На одном из поворотов он разогнал и свернул лошадей так, что будка опрокинулась набок и её пассажиры выскочили вон, все в саже, ругая, на чём свет ездового:

 - Под трибунал пойдёшь, чёрт косорукий!

 - Скользко… - кучер только ухмылялся, поднимая будку с другими солдатами.

 Но будка с печкой уже занялась огнём и спустя считаные минуты сгорела.

 - Главное лошадей успели вывести.

 - А будку жалко – хороша была будка…

 К счастью через пару часов войска вышли на рубеж обороны. Порыскав по передовой, бойцы нашли себе убежище - прекрасную, глубоко врытую в землю и покрытую пятью слоями брёвен немецкую землянку.

 - Такую и тяжёлый снаряд не прошибёт! – сказал Григорий и похлопал по смолянистому потолку.

 - Умеют подлецы строить… - согласился седоусый ефрейтор.

 Внутри размещались аккуратные дощатые нары на четырёх человек и маленькая печурка. Стены были обшиты обрезанной доской. На столике лежала забытая карта с подробнейшим и точнейшим обозначением расположения советских войск.

 - Все-таки «фрицы» умеют воевать!

 - Не то слово…

 Расположились с комфортом, но не тут-то было. В землянку вдруг ворвался плотный, белобрысый солдат, внешностью напомнивший Григорию юного Никиту Сергеевича Хрущёва. Покатые плечи, косой затылок. В руках автомат.

 - А ну, славяне, мотай отседа! - заявил он решительно. - Здесь будет командный пункт подполковника Соколова, мать вашу!

 - Мы же её первые заняли! - Красноармейцы были тёртые калачи, тоже схватились за автоматы и они крупно поговорили.

 На крик заявился артиллерист Соколов, в будённовских усах, с орденами на худой груди. Он был полон решимости вышвырнуть наглецов в траншею, но присоседившиеся связисты нашли хороший аргумент:

 - Товарищ полковник, там ведь рацию разобьёт.

 - Это другое дело! – согласился «бог войны».

 После чего последовало компромиссное решение. Солдаты расположились под нарами, на них возлежали Соколов и его коллега, командир разбитого стрелкового полка, а взводный лейтенант, разведчики на остальных нарах.

 - Зато не стреляют… - Григорий лежал тише воды, ниже травы и разглядывал ядовито пахнущие командирские сапоги, почти упиравшиеся ему в нос.

 Изредка подполковник густо харкал, давил цигарку о каблук и швырял её на пол.

 - Это небольшая плата за безопасность и тепло, - смирил гордыню Григорий, - потерплю…

 Командиры вели между собой мрачную беседу. 

 - Ведь оборону-то не удержали, и теперь будут искать виноватых, чтобы примерно наказать!

 - У нас виноватого всегда найдут…

 Они пили водку и вкусно ели. Артиллерист не совсем искренне утешал своего коллегу.

 - С нас спрос невелик, - прикидывал он перспективы, - только прибыли.

 Белобрысый парень, оказавшийся холуем подполковника и его племянником, Серёга Соколов, стал очень доброжелательным. Под нары, были переданы объедки рыбных консервов, солдатам перепала краюшка хлеба и кусок сала.

 - Вот это да! – молоденький солдатик рядом даже закрыл глаза от удовольствия. - Век бы лежал под задницей подполковника!

 - Смотри, оттудова недалеко и до передка…

 Бойцы сладко спали, несмотря на сильнейший обстрел и прямые попадания мелких мин в блиндаж. Снаружи было иное. Артиллеристы Орлова, остававшиеся там, не успевали хоронить своих товарищей.

 - А нам то что?

 - Всех сюда не вместишь…

 ***

 Наутро, после сильного обстрела, немцы полезли вперёд в сопровождении десятков танков. Необстрелянная пехота из пополнения побежала. Пока Сережка Соколов матом и прикладом автомата приводил в чувство пехотинцев, Григорий залёг за трофейный пулемёт и стал отпугивать наступающих «гансов».

 - Иначе сомнут нас! – сразу понял Григорий.

 Один танк подбила тяжёлая артиллерия, стрелявшая из тыла. Второй сожгли пушкари подполковника. Третий остановил Пашка Балашкин ловко швырнувший из лисьей норы противотанковую гранату… Остальные монстры попятились назад. Подобная карусель продолжалась и на другой, и на третий день. Затем бои постепенно утихли.

 - Инцидент, как говорится, исчерпан. – Пошутил мосластый сержант, прибившийся к их отделению.

 - Раньше немец пёр активнее...

 Перед этим взвод потерял Балашкина. Перебегали однажды из траншеи в траншею по открытому месту. Григорий выскочил первым, перелетел огромными прыжками опасную зону и камнем упал в укрытие. Второй за ним, третий… Выскочил и Пашка. И в это время под ним грохнул снаряд.

 - Пучок осколков сразил паренька, - грустно сказал сержант, рассматривая останки паренька, - можно сказать, на лету.

 - Словно заряд дроби птицу…  

 Они разговаривали, стоя на небольшом бугорке. Григорий взял трофейный бинокль и, оглядев пространство, над которым шла непрерывная пальба, ужаснулся:

 - Чёрное, выжженное «катюшами» и немецкими шестиствольными миномётами поле сплошь усеяно телами.

 - Наших много?

 - Трудно разобрать - чьих больше, наших аль немецких.

 - Часом раньше я видел, как по балке, где находились огневые позиция миномётной роты, бесконечной, непрерывной вереницей тянулись раненые с передовой. – Задумчиво сказал стоящий рядом сержант. – Давит подлец!

 - Они и сейчас там идут. – Григорий в бинокль чётко видел лица солдат.

 Грязь и кровь, перемешавшись, сделали повязки на ранах тёмно-бурыми, такими же были и лица людей, только что вырвавшихся из ада и ещё не вполне поверивших в своё спасение.

 - Они напоминают мне снегирей на снегу. – Сообщил товарищу Григорий.

 - И мне…

 Большую же часть раненых, ковылявших по свободной от снега балке, не успели даже перевязать, кровь не запеклась, а струилась по грязным, сумрачным, озлоблено-ожесточённым, отрешённым от всего лицам.

 - Лица раненых всегда становятся серыми, - сказал Шелехов глядя на шедших мимо них в тыл, - они напоминают контуженных, вырытых после разрыва снаряда из-под земли.

 - Видать впереди приходится не сладко…

 Немцы внезапно начали плановый отход. Полк неуверенно двинулся за ними. Там где шла часть Григория, повсюду торчали разбитые танки и пушки по обочинам. Девушки-регулировщицы деловито махали красными флажками. Густая снежная пыль кружилась в воздухе, проникая в уши, ноздри и глаза.

 - Когда-то всё закончится…

 - В любом случае!

 В проезжавшем рядом прицепе со снарядами, разведчик, закуривая, вместе с кисетом вырвал кольцо гранаты, находившейся в том же кармане. Григорий услышал характерный хлопок запала, шарахнулся в сторону, и тут ахнул взрыв. Ранило пятерых, в том числе и виновника события - ему совершенно выворотило бедро.