Тем временем Ерёменко отдал приказ 4-му механизированному и 13-му танковому корпусам остановить продвижение немецких танковых дивизий. К этому моменту 6-я танковая дивизия противника прошла уже тридцать километров и форсировала реку Аксай. Только два дня спустя, после длительных совещаний в Кремле и напряжённых разговоров с Василевским, Сталин дал разрешение перебросить 2-ю гвардейскую армию на опасный участок.

 20 декабря Манштейн неоднократно повторял атаки на этом направлении при поддержке огня артиллерии и ударов авиации. Десять «Тигров», впервые появившиеся на Восточном фронте, существенно усилили наступательную мощь танковых войск. Их броня и эффективное вооружение создавало им превосходство над Т-34, поэтому они могли господствовать на поле боя, обеспечивая при этом защиту более слабым танкам. Они подняли наступательный дух, но не оправдали надежд, которые возлагало на них немецкое Верховное командование, так как их количества было недостаточно.

 Кроме того, вскоре стало ясно, что тяжёлые «Тигры» слишком «неуклюжи» для обычной мобильной тактики танковой дивизии. Они имели массу, но не лошадиные силы, и они не могли приспособиться к стремительному бою. Приказ о том, что они не должны попасть в руки врага, сдерживал их применение.

 Частые запросы из ОКБ наводили на мысль, что Гитлер слишком многого ждал от этих рот «Тигров». При сильных морозах собственный огромный вес создавал для них опасность соскальзывания на обледенелых склонах. Если такое случалось или если они обездвиживались в результате попадания снаряда, то для того, чтобы их вытащить, требовалось два других «Тигра». 

 Обстановка продолжала оставаться напряжённой. 21 декабря противник продолжил наступление в районе Громославки, сосредоточив на этом направлении до полка пехоты и 100 танков. Части 98-й стрелковой дивизии к 13 часам дня отразили три атаки немцев. Пехота, прорвавшаяся к южной окраине населённого пункта, была отброшена контратакой дивизионного резерва. 

 Яростная схватка длилась три дня и стоила больших жертв обеим сторонам. Войскам Манштейна оставалось пройти всего пятьдесят километров до встречи с окружёнными под Сталинградом. Однако последующие события показали, что эти кровопролитные бои имели лишь косвенное отношение к выводу 6-й армии из окружения. Судьба армии Паулюса решалась совсем в другом месте, в 125 километрах к северо-западу.

 Сталин быстро понял, что Жуков и Василевский правы. Лучшим способом пресечь попытку 6-й армии прорвать кольцо окружения была блокировка ударной группы генерала Гота. Главный же удар следовало нанести в другом месте. Сталин полностью одобрил план операции "Сатурн" и дал согласие на некоторую отсрочку наступления.

 В первый день сражений у Верхне-Кумского были отданы соответствующие приказы, предписывавшие командованию Воронежского и Юго-Западного фронтов подготовить новую версию операции, которую переименовали в "Малый Сатурн". Суть это плана состояла в том, чтобы смять 8-ю итальянскую армию и выйти на линию реки Чир. Удар в направлении Ростова исключался. После полного разгрома 1-го румынского корпуса угроза выхода советских войск в тыл группы войск «Дон» стала реальностью.

 22 декабря противник, убедившись в бесполезности атак, начал отводить свои главные силы на юг, оставив часть сил танков и пехоты на рубеже Громославка, Ивановка. Используя обходные маневры, 70-й стрелковый полк РККА в полдень овладел Верхне-Кумским. В это время 7-й танковый корпус вышел на подступы к Котельникову с севера. Туда же начали подтягиваться и другие соединения 2-й гвардейской армии.

 Командир корпуса решил силами 33-й гвардейской стрелковой дивизией нанести удар на Котельниково со стороны Нижне-Яблочного. Атака началась в 4 часа утра 29 декабря с артиллерийской подготовки. Противник открыл сильный ответный огонь, но из-за темноты удары его артиллерии были малоэффективными. Под прикрытием мрака советские части ворвались в город с запада.

 Разгром котельниковской группировки немцев имел очень большое значение. Он означал, что попытка германского военного командования выручить окружённые войска потерпела полный крах. Линия внешнего фронта окружения войск Паулюса проходила теперь в 200 километрах от Сталинграда.

 ***

 В походном госпитале Григория быстро вылечили, а вернее фронту срочно требовались солдаты и поэтому врачи сильно не заморачивались.

 - «К строевой службе годен». – Гласило их заключение.

 - Заживает всё как на собаке! – огорчался он, направляясь в родную дивизию. – Можно было поваляться и подольше…

 33-й гвардейской стрелковая дивизия к тому моменту числилась в составе 2-й ударной армии Малиновского и стояла в армейском резерве. Дивизия входила в 1-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерал-майора Миссана.

 - Хотя бы отдохну в тылу! – радовался Шелехов, добираясь на попутках в часть, к которой был приписан. 

 В день прибытия выздоровевшего бойца шёл обильный снежок. В Сталинграде «фрицы» притихли в ожидании дальнейший действий советских войск. Где-то севернее шла интенсивная перестрелка из орудий и пулемётов. Потом и там, на короткое время затихло.

 - А может, не придётся боле воевать… - подумал Григорий, вслушиваясь в долгожданную тишину.

 Следующим утром в избу, где квартировал взвод Шелехова пришёл адъютант командира дивизии и сказал взводному:

 - Нужно выделить двух автоматчиков!

 - Шелехов возьми напарника, и поступаете в распоряжение капитана.

 - Слушаюсь!

 Вскоре из штабной избы, рядом с которой они присели на пенёк, вышел злой командир дивизии. Рядом с ним находился незнакомый подполковник - высокий, лет под пятьдесят, похожий на цыгана.

 - А это ты Шелехов! – узнал Григория Утвенко.

 - Здравия желаю!

 - Поедем снимать бездельников! - сказал ему генерал-майор.

 Лихой вороной, с белыми чулками рысак нёс лёгкие санки по просёлочной дороге, ведущей к станции Котельниково. Рослые Утвенко и его спутник, два ручных пулемёта с ящиком запасных дисков к ним полностью заполнили санки.

 - Вашу  мать! – тихо матерился Григорий.

 Он еле держался за заднюю перекладину санок, иногда бороздя по глубокому снегу на дороге изношенными валенками.

 - Скорей бы приехать! – Мысли в голове перетряхивались на ухабах.

 Слева показался вагон-товарняк, покосившийся немного набок. Железной дороги не наблюдалось - немцы для своих нужд уволокли рельсы. Снег лежал огромными сугробами, словно невидимый великан специально сдувал его в кучи.

 - Шелехов крикни хозяев.

 - Есть!

 Все сошли с саней, передав коня испуганному часовому. Григорий вызвал из темноты вагона командира полка, низкорослого испуганного подполковника. Он вылез - толстенький боровок, какой-то мягкий, не военный, похожий на заведующего столовой.

 - Кто ещё в вагоне, - грозно приказал Утвенко. – Вылезай!

 Вышли две молоденькие связистки или санитарки, застеснялись.

 - Так, - сказал грозно генерал. - Батальон в окружении бьётся вот уже полсуток, а ты, сволочь, прохлаждаешься… с этими.

 Он кивнул на девчат, которые так и замерли на месте, боясь дышать. И генерал, размахнувшись, ударил подполковника в ухо так, что тот кувырком завалился в снег!

 - Рядовым в штрафбат пойдёшь!

 - Да я отдыхаю после контузии…

 - Там тебя полечат!

 … Новым командиром полка был назначен Новиков - длинный и упитанный, неуклюжий и нескладный подполковник, только что призванный из тыла, с «гражданки». Но вредный, упрямый, самолюбивый и безграмотный как военный.

 - Нам выпала великая честь сдержать наступающие армады Манштейна. – Ораторствовал он, выпив для храбрости.

 Комполка стоял перед строем, одна пола полушубка на четверть короче другой, но он этого не замечал. От волнения он говорил что-то невразумительное. Григорий огорчённо подумал:

 - Да, с энтим командиром из московских мещан нам явно не по пути.