Через год своего бессмысленного сидения в одиночной камере внутренней тюрьмы Прохор Ломакин пошел на хитрость, утверждая, что все изменения в танковой конструкции были осуществлены только им одним. Что ни Мышенков, ни Кувалдин, члены его танкового экипажа не имеют к этому никакого отношения. Следователь был умным человеком и неплохо разбирался в психологии человека. Он хорошо понимал все, о чем ему говорил или рассказывал Прохор. Как и его руководство, этот следователь знал о том, что эти трое молодых парней являются одаренными телепатами и одновременно гениями изобретателями в танковом деле. В своей работе с ними своей главной задачей он ставил нахождения возможности сотрудничества с этими одаренными ребятами.
Следователь притворился, что поверил словам Прохора Ломакина, а сам тут же запросил специальную аудиенцию у Лаврентия Павловича. На этой встрече со своим непосредственным и высшим начальником он поделился своими сомнениями по поводу признания Прохора. Главное беспокойство у следователей НКВД вызывало одно то, что о Прохоре Ломакине вообще не имелось каких-либо записей в книгах гражданского состояния Советского Союза. Получалось, что этого парня вообще на свете не существовало, он не рождался, не учился в школе, не был пионером или комсомольцем, не призывался в армию.
Лаврентий Павлович внимательно выслушал следователя, долго обдумывал создавшуюся ситуацию. Он снизошел даже до того, что самолично дошел до прохоровской одиночки, долго рассматривая парня через глазок в двери камеры. В самую последнюю минуту нарком внутренних окончательно решил, в камеру не входить, в контакт с этим пареньком, Прохором Ломакиным, не вступать. Он внимательно посмотрел на следователя и выдал тому карт-бланш на работу с этим пареньком.
В результате, второй год пребывания Прохора Ломакина в тюрьме прошел чуть более результативно, нежели его первый год в тюрьме на Лубянке. После достигнутого устного соглашения Прошке пришлось неоднократно встречаться с советскими исследователями и инженерами в области военной и оборонной промышленности. Он делился с ними новинками в танковом деле, секретами и формулами варки броневой стали для танков. Передавал технологические новинки, в деталях рассказал о конвейерном способе сборки танков. Рассказал о кумулятивном эффекте при изготовлении противотанковых снарядов.
Пока Прохор работал с конструкторами и инженерами, Сергей Мышенков и Михаил Кувалдин учились в специализированной танковой школе, которая была организована специально для них двоих. Причем, занимаясь в этой школе, они никогда не покидали своих камер, воочию не видели своих учителей. Прошка продумал, а затем создал систему прямой передачи видеосигнала из учебных аудиторий и полигонов реальной танковой школы в камеры своих товарищей. Таким образом, его друзья получили возможность учиться, сдавать экзамены одновременно с курсантами той танковой школы. При организации виртуального учебного процесса ему немало помогли инженеры, с которыми он работал по другим проектам.
Однажды в середине 1942 года, работая с материалами из своего планшетника, Прохор вдруг вспомнил об одном крупном событии Великой Отечественной войны, о сражении советских и немецких танковых армий на Курской дуге. Этой информацией он, разумеется, тут же поделился со своим следователем. Во время этого разговора Прохор сделал акцент на том, что, как русский человек, он хотел бы на своем танке и со своим экипажем принять участие в этом сражении, которое станет переломным сражением Великой Отечественной войны, чтобы внести свой вклад в победу русского народа.
Хорошо понимая важность такой информации, следователь снова запросил встречу с наркомом внутренних дел. Но этот раз Лаврентий Павлович был очень занят каким-то проектом. Со следователем он смог встретиться только через месяц. С первых же слов своего следователя нарком внутренних дел уловил важность и значение только что полученной информации, а в душе он пообещал самому себе при первой же возможности исполнить любую личную просьбу рядового Прохора Ломакина.
Капитан Авраменко, командир 1-го танкового батальона 27-й гвардейской танковой бригады, с интересом посматривал на трех молодых парней красноармейцев, которые стояли перед ним по стойке смирно. Командир бригады, полковник Невжинский, пару раз специально ему звонил, чтобы предупредить о том, что в батальоне скоро появится экипаж тяжелого танка, к которому он должен относиться с особым вниманием, но не лезть в его дела. Этот экипаж будто бы получил карт-бланш на самостоятельные действия, чуть ли не верховного главнокомандующего. Капитан Авраменко воевал уже третий год, многое повидал на войне, ко многому привык, но такого еще не случалось, чтобы рядовой танковый экипаж был бы на уровне с ним в вопросах принятия самостоятельного решения на поле боя.
Во время этих перезвонов в голосе полковника Невжинского явно прослушивалась серьезная обеспокоенность с появлением этих молодцов-удальцов в его танковой бригаде. Полковник несколько раз повторил слова о том, что экипаж этого танка имеет право самостоятельно принимать решения в зависимости от боевой обстановки на поле боя. Видимо, он сам понимал полную несуразность такого приказа сверху, но вынужден был подчиниться. Сейчас же он пытался внушить своему подчиненному офицеру, принять этот приказ к исполнению, не задавая лишних вопросов! Следует сказать, что капитан Авраменко получал подобный приказ впервые в своей военной жизни! Единственное, что он мог сделать в этой ситуации, так это лично встретиться и познакомиться с этими необычными танкистами. Авраменко даже предположил, что, видимо, в прошлой жизни эти парни были старшими командирами танкистами, но были за что-то наказаны, в его батальоне они будут искупать свою ошибку.
Получив информацию о том, что какой-то танковый экипаж только что прибыл, что сейчас он находится во дворе, ожидает его дальнейших распоряжений, капитан Авраменко тяжело поднялся с табурета и направился на встречу с этими странными красноармейцами.
Но первым этих танкистов увидел капитан Сергеев, начштаба 1-го танкового батальона, который спешил на совещание в штаб бригады. Он прошел по двору мимо трех красноармейцев, одетых в новенькую форму с погонами рядовых на плечах, не обратив на них ни малейшего внимания, словно их и не существовало. От командира батальона капитан Сергеев неоднократно слышал о возможном появлении в батальоне каких-то таинственных танкистов. Что они будут воевать на переделанном тяжелом танке КВ, который вражеская артиллерия не способна подбить. В данную минут начштаба Сергеев повел себя так, как командиры среднего и старшего звена РККА обычно вели себя по отношению к рядовым красноармейцам. Он их попросту не заметил!
К сожалению, в РККА в те времена действовал принцип, красный командир не должен обращать внимания на отдельного рядового красноармейца. Если он будет работать с каждым красноармейцем по отдельности, то у него попросту не хватит времени на разработку и проведение боевых операций. Капитан Сергеев полагал, что работать с каждым красноармейцем в отдельности, это дело комиссаров, а теперь политработников. Именно они должны духовно и идеологически готовить красноармейцев к участию в боевых операциях, которые командир готовит, как стратег и тактик.
Одним словом, капитан Сергеев не обратил внимания на этих трех танкистов, которые не произвели на него особого впечатления.
Капитану Авраменко эти же парни наоборот, очень понравились!
Когда он подошел к ним, то красноармейцы сразу бросили курить папиросы, вытянулись по стойке смирно, глазами начали пожирать своего будущего командира. Опытный в таких делах капитан моментально догадался о том, что эти танкисты были талантливыми артистами, сейчас они собой изображали молодых, не нюхавших пороху красноармейцев танкистов. Но что-то в самих красноармейцах было такое, что позволило капитану Авраменко определить, что эти танкисты прошли огонь, воду и медные трубы сегодняшней войны. Что они все-таки повоевали, принимали участие в отчаянных танковых атаках, что эти красноармейца ничего на свете не боялись! Что они были настоящими советскими танкистами! Красноармейцы стояли и тянулись перед ним, капитаном и командиром батальона, хотя на деле Авраменко, как личность и как командир, их мало интересовал!