Взрывом этих авиабомб был сильно оглушен Болек, который продолжал молчать, он даже не застонал, так как говорить он ни с кем из окружающих красноармейцев не мог. Кроме своего туркменского языка, он не знал ни одного другого языка.

Но, когда немецкий штурмовик, выходя из пике, прошелся в нескольких метрах над землей и начал задирать свой нос, чтобы снова уйти в облака, то Болек, сузив туркменские глаза, начал из немецкого МГ34 поливать очередями немецкий штурмовик. Прошка собственными глазами увидел, как пули разбили остекление фонаря кабины пилота, его голову превратили в кровавый кочан капусты. Еще минуту штурмовик летел параллельно земле, но когда мертвое тело пилота грудью упало на штурвал штурмовика, то "Юнкерс 87" клюнул носом, своими выпущенными шасси коснулся поверхности ржаного поля, скакнул, словно козел в огороде, перевернулся. И таким образом этот немецкий штурмовик кувыркался по ржаному полю, пока не взорвался на остававшихся в его бомболюках авиабомбах.

Наблюдая эту картину, второй немецкий пилот повел себя более осторожно, более благоразумно, чем ведущий пилот его пары. Он не полез в атаку с полуразворота, а с немецкой педантичностью и аккуратностью строил аккуратные дальние заходы в атаку. И только после выполненных уставных разворотов и заходов, этот немецкий пилот пошел в атаку на танк. Из-за такой немецкой аккуратности и предусмотрительности его авиабомбы взрывались слишком далеко от русского танка, поэтому они не могли даже повредить этот тяжелый танк КВ.

Снова оказавшись в лесу, Сережка Мышенков остановил танк, чтобы подождать узбеков, а затем продолжить движение к Борисову. Но, когда время ожидания превысило разумные пределы, то стало понятно, что великие переговорщики решили пойти своим путем к линии фронта. В принципе, экипаж КВ не был ограничен каким-либо определенным временем, можно было бы еще подождать этих узбеков. Но после часа ожидания Прохор Ломакин отдал приказ механику-водителю выдвигаться на маршрут Логойск - Жодино - Будагова - Бабий лес - Кальники - Борисов. Эта дорога проходила в стороне от основной автострады Минск - Москва, поэтому была не очень сильно загружена тыловыми частями немецкого вермахта.

К сожалению, этот день не ограничился одной только встречей с немецкими штурмовиками лапотниками, которая произошла под селением Будаговой, и дезертирством трех десантников узбекской национальности.

В этот же день неуловимый танк КВ чуть-чуть не попал в заранее подготовленную артиллеристскую засаду 105 мм немецких легких гаубиц. Возможно, именно часовое ожидание дезертировавших десантников узбеков, спасло экипаж боевой машины от уничтожения этой немецкой дивизионной артиллерией. Там на огневых позициях в засаде расположилась немецкая батарея из четырех 105 мм легких гаубиц, которая легла в засаду, ожидая появления этого неуловимого русского танка КВ. Когда же время ожидания превысило разумные пределы, то командиру батареи поступил приказ, сниматься с огневых позиций , возвращаться в дивизию. Уже покидая белорусские Кальники, немецкая батарея лоб в лоб столкнулась с этим танком. Но в тот момент она была не готова к немедленному открытию огня, орудия находились на прицепе у тягачей. Поэтому и результат этой встречи получился весьма плачевным, для немцев, разумеется. Немецкая двухсотая пехотная дивизия осталась без своей дивизионной артиллерии!

Обергруппенфюрер СС Эрих фон дем Бах-Зелевски вызвал к себе оберштурмбанфюрера СС Михеля Циннера. Когда тот перешел порог его кабинета, то генерал СС возмущенным голосом поинтересовался, сколько еще времени этот советский тяжелый танк КВ будет бесчинствовать на освобожденных от советов территориях?! Обергруппенфюрера СС страшно возмущало то обстоятельство, что все большее и большее количество гражданских лиц немецкой администрации своими глазами могут наблюдать за тем, как этот танк передвигается к линии фронта. Полк СС оберштурмбанфюрера СС Циннера никак не мог этот партизанский танк загнать в ловушку, чтобы захватить или, по крайней мере, его обезвредить. Михель Циннер тут же пожаловался на то, что его в полной мере не информируют о передвижениях танка по Белоруссии с тем, чтобы он мог бы планировать какие-либо операции по его захвату или окружению.

Тогда Эрих фон дем Бах-Зелевски поднял голову и, задумчиво, посмотрел на оберштурмбанфюрера. Затем он поднялся на ноги и несколько раз прошелся по своему кабинету. Он остановился прямо перед оберштурмбанфюрером Циннером, вполголоса поинтересовался:

- Как ты сам, оберштурмбанфюрер, поступил бы в ситуации, когда о противнике тебе мало чего известно, но тебе было приказано его уничтожить? Что касается меня, то я хотел бы подчеркнуть, что такая ситуация меня мало волнует. Или мне было бы лучше сказать, она меня совсем не волнует! Но тебя, оберштурмбанфюрер, она, наверняка, будет очень волновать! С этой минуты я вопрос об уничтожении этого танка противника буду напрямую увязывать с твоим возможным продвижением по службе в СС?

Оберштурмбанфюрер СС Михель Циннер мгновенно подтянулся, сосредоточился и сказал в ответ:

- В таком случае я должен действовать следующим образом! Мне требуется своего противника заставить думать и поступать таким образом, чтобы он сам залез в нами устраиваемую для него ловушку, где он и будет уничтожен!

- Так вот, господин оберштурмбанфюрер, вам предоставляется трое суток на розыски и уничтожение этого неуловимого вражеского танка. Вашему полку будут предоставлены все необходимые средства усиления. Но, если в течение этих трех суток танк не будет найден и обезврежен, то пеняйте на самого себя. Если приказ не будет выполнен в срок, то имени оберштурмбанфюрера СС Михеля Циннера более в списках Ваффен СС не будет!

Чем ближе экипаж танка и добровольные десантники приближались к линии фронта, тем тяжелее экипажу танка КВ удавалось сохранять свою невидимость перед тыловыми частями вермахта, уходить от воздушного наблюдения.

Под белорусским городом Борисовым им пришлось особенно трудно!

С начала войны прошло чуть менее полутора месяца. К этому времени гитлеровцы оккупировали западные районы Советского Союза. Каких-то пару месяцев назад ни один советский человек в подобное дело никогда бы не поверил, человека, предположившего такой ход развития войны с Германией, назвал бы провокатором, предателем! Народ и советское руководство считали Красную армию сильнейшей армией мира, способной противостоять любому врагу. Но сегодня армии и дивизии РККА отступали, сдавая врагу громадные территории государства, при этом пытались оказать серьезное сопротивления частям и подразделениям немецкого вермахта, но те переигрывали советский генералитет в стратегии и тактике. От этого страдал советский народ, миллионы красноармейцев попадали в плен к немцам.

В большинстве оккупированных районов немцами была сформирована и первое время эффективно действовала новая власть, новый порядок. Этот немецкий порядок представлял собой искусственную смесь из представителей прошлой советской власти и представителей новой немецкой оккупационной власти. Бывшие председатели колхозов и директора совхозов работали бок обок со старостами, волостными старшинами и бургомистрами, которые назначались непосредственно немецкой оккупационной администрацией.

В результате этой политической и социальной мешанины, впервые месяцы существования нового немецкого порядка, советский народ, оказавшийся на оккупированных территориях, был в некоторой степени этими обстоятельствами дезориентирован. Люди попали в трагическую ситуацию, они не знали, кому верить, душа и сердце народа болело за державу, но государство и армия в те трагические месяцы лета 1941 года не могло должным образом защитить свой народ!

В самые первые месяцы войны народ на оккупированных территориях попросту не знал, какую именно власть ему следует поддерживать, он не совсем доверял ни коммунистам, которые их будто бы бросили на съедение немцам, ни самим немцам, которые на первых шагах пытались "дружить" с русскими крестьянами. Поэтому простые крестьяне на оккупированных территориях не очень-то охотно встречали, они попросту боялись, снабжать продуктами питания ту или иную противоборствующую сторону. Появившаяся полиция, якобы защищая жителей своего села или деревни, взашей гнали из деревень и сел окруженцев или бродячие группы красноармейцев. Но спустя рукава та же полиция посматривала на одиночных красноармейцев, примаков, которые за хлеб и кров работали и жили у вдовых крестьянок.