— Внушаю, — улыбнулся Сергей Дмитриевич.

— Ну вот, давай внушай. Каждый раз, как будешь затягиваться, так и внушай. Неделя не пройдет, как бросишь. Опротивеет донельзя. А выпиваешь?

— Понемногу.

— Чего больше, белое или красное? Или желтое?

— Что за «желтое»?

— Коньяк. Употребляешь его?

— Предпочитаю водку.

— Ага. Тогда идем.

И Репей повел Сергея Дмитриевича, да так быстро, что тот еле поспевал за ним. Спросить бы, куда ведет, да как-то неудобно было. Как неудобно было и отстать от него, вернуться домой. А Репей шел не оглядываясь, уверенный, что никуда приезжий от него не денется. Легонький, сухонький, беленький как одуванчик, он просто летел вперед.

И долетел до магазина.

— Сейчас узнаем, — таинственно сообщил Репей. — Случается, что и не всегда она бывает. Перебои, как в сердце. Будем надеяться. — Он взбежал по ступенькам, открыл на полный распах дверь и вежливо пропустил вперед Сергея Дмитриевича.

В магазине никого не было, кроме продавца, хромого, нестарого еще мужчины в белой куртке и черных замасленных штанах.

— Ага, вона она! — радостно воскликнул Репей и ткнул пальцем в верхнюю полку. Она была вся заставлена бутылками разных вин, и на боку каждой блистала маленькая электрическая лампочка, отражая большую, подвешенную к потолку. Окно в магазине было одно, да к тому же еще и маленькое, поэтому всегда горел электрический свет. — Дай-ка нам «Российскую», — сказал он продавцу. Тот, хромая, метнулся к полке. — Рассчитывайся! — взглянул Репей на Сергея Дмитриевича. И тому ничего не оставалось делать, как достать кошелек и заплатить за бутылку.

— Теперь прошу ко мне, — сказал Репей и легко сбежал со ступенек.

— Но я... — замялся Сергей Дмитриевич.

— Ничего, ничего, не стесняйся. Капустка, брусника моченая, а чего еще надо? Для знакомства выпьем, посидим. На что у меня старуха строга, но для такого случая слова не пикнет. Она, когда надо, тоже с понятием.

— Да нет, дело не в этом. Я не хочу.

— Как не хочешь? Ты ж сам сказал, что белое употребляешь?

— Это верно, но почему сейчас-то?

— А когда хотел?

— Да я вообще не хотел.

— А тогда чего ж покупал? Чего это у тебя такой неустойчивый характер? То хочу, то не хочу. Чать не маленький. Идем, идем!

Сергею Дмитриевичу ничего не оставалось, как последовать за Репеем.

— Во, Ксюша, глянь, кто к нам пришел, — сказал Репей жене, как только вошел в дом.

Старуха посмотрела и улыбнулась, отчего все ее лицо сморщилось, словно она собралась заплакать.

— Вот, значит, какой свекор у Авдотьи Никитичны! Вот кого ей бог послал. Ну что ж, можа, и ничего. Заранее-то как в душу влезешь, — сказала она.

— Ну, я ж говорил — обрадуется. Вишь, как льстит, — ставя бутылку на стол, сказал Репей. — Теперь можно и к главному приступать. Ты бы, мамашка, чего на стол из закуски сообразила да выпила с нами. Коли пришел гость, так надо угостить его.

— Чего ж это я поставлю? Если капустки да грибков?

— Неужели ты еще грибы сохранила? — удивился Репей и победно взглянул на Сергея Дмитриевича.

— А как же, есть, есть в подполе. Консерву делала, так как же не сохраниться. Слазай-ко!

Репей тут же откинул крышку и спрыгнул в подпол. Через минуту, улыбающийся, высунул голову и поставил на пол банку с грибами.

— Дай-ка руку, — сказал он Сергею Дмитриевичу и, когда тот подал, ухватился за нее и вывалился на пол. — Боровики! — открывая банку, гордо сказал он. — Один к одному беленькие. Я тут такие места знаю, что в любой год завсегда с грибами. Мамашка, нет ли картошин вареных? Они к грибам с маслом-то больно вкусны!

Старуха достала из чугуна несколько нечищеных картофелин, положила на щербатую тарелку.

— Вы уж тут каждый сам себе чисти, — сказала она и спросила Сергея Дмитриевича: — Хорошо ли приняла тебя Авдотья? Поди, куру забила?

— Нет, ведь мы с собой кое-чего привезли. Своего хватало, — ответил Сергей Дмитриевич, принимая из рук Репея стопку с водкой.

— Так что, и куру не забила? — удивилась старуха.

— Нет.

— Ай-яй-яй! — засмеялся Репей. — Вот вся она тут, Авдотья!

И старуха засмеялась, причем как-то по-куриному: «Ко-ко-ко-ко!» А Репей еще больше зашелся в смехе.

— Ну, давай теперича выпьем за личное знакомство и такое же благополучие, — вытирая слезу, успокаиваясь, сказал он.

Выпили.

— Нюська-то была девчушка справная у нее. Тут ничего не скажешь. Правда, сбежала с колхозу, ну дак не она первая. Дорожка-то была уж протоптана. Значит, невестка тебе она, — очищая ногтем от кожуры картофелину, сказал Репей.

— Да, славная девушка, — ответил Сергей Дмитриевич.

— Знаем ее, знаем, — вяло махнула рукой старуха, и не понять было, хорошо это или плохо.

— Ну, а ты интересовался у Нюськи, кто ее родители были, с чем пироги ели? — спросил Репей.

— Да особенно-то не расспрашивал. А что?

— Да ничего. Так, к примеру спросил. Ведь они, люди-то, каждый на свой манер. Кто ртом, кто носом дышит. Мамашка, помнишь, у нас Климов жил? Куда тебе как честный. А на поверку вышло? То-то и оно. Тут, брат, тоже надо, чтоб ухо было открыто, а не заросши волосом.

— Вы какими-то намеками говорите, — сказал Сергей Дмитриевич. — Разъясните, если можно.

— А чего ясней? Я ничего не сказывал. А если тебе про Климова, так что ж, он человек пришлый был у нас. Об этом вся деревня знает. Пожил с год и уехал. Это уж потом выяснилось, что он тут с двумя бабами путался, — как-то нехотя ответил Репей и налил еще по стопке. — Тебе-то наливать ли? — спросил он старуху.

— Налей, — разрешила она. — Для соблазну выпью.

Репей налил.

— Да, брат, ну и что же? Где спал-ночевал? — спросил он.

— А что? — уже настораживаясь, сказал Сергей Дмитриевич.

— Где она уложила-то тебя?

— В первой комнате.

— А молодые?

— Во второй.

— А сама?

— Этого я не знаю.

— Да ведь больше спать-то и негде там! — выкрикнул Репей и зашелся в смехе. И старуха закококала так, что даже плечи ходуном заходили.

— Я не совсем понимаю, — в недоумении сказал Сергей Дмитриевич.

— И ладно, что не понимаешь, если правду говоришь. Как ни летала, а перья все целы, — ответил Репей.

— Это к чему вы?

— А так, народная мудрость.

Бутылка подошла к концу. Старуха убрала стопки. Репей сдвинул на угол тарелки с недоеденной закуской, ударил ладонь о ладонь, как бы говоря: «Дело сделано!»

— Сегодня московское «Динамо» с киевским. Ты за кого болеешь? — спросил он.

— Ни за кого.

— А чего такой отсталый?

— Да просто не увлекаюсь.

— Тогда понятно, — засмеялся Репей. — Бывают такие люди. Моя вот тоже не болеет, так зато у нее и зубов нету. А у меня все сохранивши. Во, смотри какие! — Он распахнул рот, полный стершихся, но еще крепких зубов. — Захочу, резину сжую.

— Можно у вас закурить? — спросил Сергей Дмитриевич. Он давно уже томился без курева.

— Э, нет. Потом этот табачище за три дня не выветришь. На улице покуришь. Только не забывай — каждый раз, как будешь затягиваться, так тут же внушай себе: «Я не хочу курить. Мне противно. Тошно!» Вот, пойдем-ка, пойдем на улицу. Я погляжу, как ты будешь теперь курить. Пойдем! — Он шустро вскочил, поманил рукой Сергея Дмитриевича и открыл дверь в сенцы.

— Спасибо, — сказал Сергей Дмитриевич старухе.

— На здоровье, батюшко, на здоровье. Поел, и ладно.

На улице был уже предвечерний час. Шли коровы, медленно, вразвалку, неся тяжелое вымя. Перебегая с края на край дороги, метались овцы. Коровы мычали, овцы орали страшными голосами.

— Личное хозяйство, — пояснил Репей. — Пережитки.

— А у вас нет ни коровы, ни овцы? — спросил нехотя Сергей Дмитриевич, только ради вежливости. Ему почему-то было не по себе, словно он допустил где-то ошибку.

Репей взглянул на него.

— А ты чего ж, затягиваешься, а, похоже, не внушаешь себе, отвлекаешься? О, смотри, твоя новая родня — теща объявилась. За коровой вышла. Яловая у нее корова-то в нонешнем году, яловая. Два раза водила к осеменителю, а ничего не вышло. Зажирела, должно быть. Ну, покедова. Заходи, если что. Путь невелик. Побеседуем. Я тебе еще чего расскажу.