— Куда вы идете? — ужаснулся он. — Не беспокойте капитана, вы ведь знаете, какой он нервный!

Они это знали, но отчаяние стюарда не в состоянии было их удержать.

Андерсона пропустили вперед. В дверях салона делегация остановилась в нерешительности.

— Разрешите, господин капитан, пожелать вам счастливого Нового года, попутного ветра, хороших заработков! — начал Андерсон.

— Ага, спасибо! Стюард, посмотрите, нет ли там еще бутылки джина.

Вот и все. Получив свое, кочегары вернулись в кубрик, и там с полчаса царило приподнятое настроение. Когда бутылка опустела, Зван пошел к стюарду просить еще. Он поймал его у камбуза.

— Если ты человек, достань еще! Как только получим деньги, расквитаемся.

Но стюард был неумолим.

— Нет ни капли. Все под пломбой. Когда таможенный надзор разрешит открыть, получите.

Ничего не оставалось делать, как ложиться спать. Люди разделись, погасили свет, пробовали уснуть, но с берега доносились веселые крики моряков с соседних кораблей: счастливцам удалось напиться…

Ла-Паллис — так назывался маленький порт. В нескольких километрах к северу от него находится Ла-Рошель — старинная крепость и база военного флота. В Ла-Паллисе стояли военные суда — маленькие подводные лодки и несколько минных тральщиков.

В городе имелась одна-единственная улица, застроенная только с одной стороны небольшими двух- и трехэтажными зданиями, в которых размещалось все, без чего не может обходиться ни один порт: управление порта, шипшандлеры, шесть или семь кабачков и кино.

В первый день нового года до обеда моряки занимались стиркой белья. Стирали с ожесточением и радовались, что хоть так могли убить время. Когда все было выстирано, началась нескончаемая игра в карты.

После обеда Волдис, Ирбе и радист Алкснис сошли на берег. В течение получаса они осмотрели город. Ничего примечательного в нем не было. Единственное интересное зрелище, которое им удалось увидеть, — громадный двухтрубный пассажирский пароход дальнего плавания, принадлежащий «Компани женераль трансатлантик»[51], который стал на ремонт гребного винта. Гигантский пароход, корпус которого теперь был хорошо виден от киля до верхушек мачт, представлял собой весьма внушительное зрелище.

Потом они пошли на мол, к маленькому входному маяку. На рейде стоял, ожидая прилива, большой трехтрубный пароход.

Друзья любовались красивым кораблем и прекрасным спокойным заливом, за которым раскинулись необъятные океанские просторы и заманчивые солнечные страны. Они вздыхали, мечтали и говорили о далеких краях.

— Знаете что? — произнес Ирбе. — Если через год я не буду на той стороне, не стоит больше и плавать!

— Я тоже мечтаю об этом! — сказал Волдис.

— Я бы тоже не прочь! — присоединился к ним Алкснис. — Давайте держать пари: в течение года любой ценой попасть в Америку. Посмотрим, кто из нас это сделает первым.

— Возможно, нам посчастливится уехать всем вместе, — сказал Ирбе.

— В это я не верю, — возразил радист. — «Эрика» так далеко не пойдет.

— Поищем другой пароход! — предложил Волдис.

— Вы с Ирбе сразу найдете другой пароход, кочегары везде нужны. А где я найду место радиста?

— Иди в матросы, пока не переберешься на ту сторону! — воскликнул Волдис.

— Можно и так…

Мечтая таким образом, они смотрели на залив, по которому скользило много рыбачьих лодок с большими парусами; они напоминали маленькие яхты, так как все имели бушприты и по две мачты.

Возвращаясь обратно, они в одном месте увидели сборщиков устриц. Между устоями разводного моста глубина воды была не больше двух футов, и сборщики и сборщицы устриц, засучив штаны и подоткнув юбки, босиком бродили по воде. Запустив по самые плечи руки в воду, они шарили по мелким камням, устилающим дно, и изредка находили устричную раковину. Вода в это время года была ледяная. Голые икры женщин багровели. Временами люди останавливались, размахивали руками, отогревали дыханием посиневшие пальцы, продолжая по колено стоять в воде.

«Эрику» окружили любопытные, в недоумении разглядывавшие латвийский флаг, — он, вероятно, впервые появился в этих местах.

Наутро кочегары отказались приступить к работе, пока капитан не достанет денег. Чиф бегал с пеной у рта, второй механик шнырял молча, с угрюмым видом. Угрожая и уговаривая, они пытались заставить «черных» работать.

— Вы только подумайте! — кричал Рундзинь. — Машина залита маслом, везде нагар, ржавчина. Если мы сегодня не промоем ее, она совсем заржавеет. Кто будет возмещать убытки? Промойте машину, а потом хоть последнюю рубаху пропивайте!

Когда о бунте узнал капитан, он сперва очень возмутился и начал даже кричать:

— Вы нарушаете подписанный вами договор! Я имею право отдать вас под суд! Вы что, хотите, чтобы я из кожи вон лез? Ну, нет у меня денег, ждите до вечера, а пока идите работайте. Только имейте в виду, если машина сегодня не будет промыта, никто не получит ни цента. Взрослые люди, а ребячитесь, как мальчишки. Известно ли вам, что я имею право совсем не выплачивать авансов?

— Тогда увольте нас! — крикнул Зван. — Дайте расчет.

— Ах вот как! Когда кончается срок договора?

— Первого апреля.

— Значит, до этого времени не может быть и речи ни о каком расчете.

После некоторых размышлений «бунтовщики» признали, что машину промывать все же придется: кто его знает, этого капитана, иногда он бывает чертовски упрям. Но прежде чем приняться за промывку, они начали дипломатические переговоры с чифом. Для ведения их опять выбрали Андерсона.

— Мистер чиф, вы согласны отпустить нас в город, когда мы промоем машину?

— Ну конечно, черт вас побери! — прокаркал чиф.

— Независимо от того, когда мы кончим промывку?

— Оставьте, наконец, меня в покое! Помилуйте, машина-то ведь ржавеет, а стоит она миллионы.

Выторговав себе аккордные условия работы, кочегары направились вниз и принялись за дело с таким рвением, что отпала всякая необходимость их торопить. Механикам оставалось только следить за тем, чтобы все машинные части были протерты, очищена ржавчина и надраены медные и латунные части. Люди с мокрыми от пота лбами лазали под цилиндрами, терли, полировали, смазывали, время от времени поторапливая друг друга:

— Гинтер, ты там не очень прохлаждайся! Блав, не мечтай о мате!

В результате машина уже к двенадцати часам сверкала чистотой. Чиф пытался казаться недовольным и сердитым, но не мог скрыть улыбки… Кочегары прихватили и часть обеденного перерыва, чтобы окончательно завершить работу, и в половине первого уже вытирали тряпками замасленные руки.

Начались праздничные сборы: брились, стригли ногти, гладили брюки и галстуки. В два часа все были готовы. Дело было за капитаном. Каждые десять минут кто-нибудь бегал к стюарду узнавать, не вернулся ли старик из города.

Люди тосковали по опьянению, которое в одни вечер вознаградило бы их за двухнедельные муки. Они чувствовали и знали, что жизнь пуста, темна и тяжела, но сегодня им хотелось пустить в небо яркую ракету, которая на мгновение осветила бы мрачную бездну, чтобы потом рассыпаться на тысячи искр-воспоминаний, И опять десять дней мрака, и — одна ракета…

Блав плел, плел, плел свой мат, пока, наконец, дух беспокойного ожидания не передался и ему.

— Черт бы побрал все маты и всех капитанов! — воскликнул он и с притворной злостью отбросил плетенье на койку. — Беру на сегодняшний день отпуск!

Волдис обнял его за плечи.

— По мне, так пойдем вместе с нами на берег, только деньги ты не бери с собой. Вспомни, что обещал.

— Как же это я буду пить за чужой счет?

— Почему? После отдашь.

— Нет, так неудобно. Я никогда не смогу заказать, сколько мне захочется.

— Вот это и хорошо. Подумай о синем костюме.

Да, синий костюм! Глаза Блава мечтательно заблестели. Он сдался.

Капитан пришел в половине пятого. Не успел он снять фуражку, как салон заполнили жаждущие денег.