Глава 22

Лулу не верила своим глазам: ее Фрэнка словно подменили. Впал в уныние. Словно в метеосводке только что объявили всемирный потоп. Ее чудо. Твердый, как скала. Закаленный, как сталь. И только взгляните на него сейчас.

Было десять утра. Они встали в семь. За эти три часа Фрэнк не произнес почти ни слова. Она проголодалась, едва сдерживала раздражение, но он не позволял ей выйти из комнаты или даже снять трубку и заказать еду в номер.

Потому что мог позвонить Ньют, позвать их завтракать, и он не хотел, чтобы босс расстроился, услышав сигнал «занято».

Точно зная, что она думает, и ничуть ее за это не виня, Фрэнк сказал:

– Почему бы тебе не взглянуть, может, есть что по телевизору?

– Потому что ничего нет. И никогда не бывает, это всем известно.

– Я думал, тебе нравится Мерв.

– Я ненавижу Мерва.

– А Джералдо?

– Он даже собственное имя произнести не в состоянии. – Лицо у нее прояснилось. – Хотя мне нравится его прическа. И чувство юмора у него отличное, правда?

Фрэнк закурил. У сигареты был отвратительный вкус. Он никогда не курил перед завтраком. К тому же пытался бросить – чтобы помереть здоровеньким.

Лулу слонялась по комнате, брала какие–то вещи, клала обратно. В номере было жарко и душно. Она выключила кондиционер, потому что его жужжание действовало на нервы; она хотела, чтобы Фрэнк открыл окно, но не решалась попросить. А вдруг Ньют и его мерзкий дружок нагнали на него такого страху, что он не в состоянии пошевелиться? А что, если он попытается открыть окно и у него не хватит сил? Лулу чувствовала себя преданной. После вчерашней встречи с Ньютом и Рикки, парой мерзавцев, она не узнавала своего любимого: молчаливый, задумчивый, несостоятельный незнакомец. Она думала, что нашла столп, на который можно наконец опереться, но похоже, он и сам–то с трудом держится на ногах.

Неужели она все–таки поставила не на ту лошадь?

Лулу подошла к окну и взглянула вниз. В прожекторе солнечного света улицы и здания казались черно–белыми, лишенными красок. Даже из машин и пешеходов, попеременно овладевающих перекрестком, как будто вытравили все цвета.

Она попыталась отпереть двойную раму и сломала ноготь. Боже! И когда уже казалось, что хуже некуда… Позади нее заскрипела кровать. И через мгновение Фрэнк целовал ее раненый палец с такой простой нежностью, что ее пробрала дрожь с ног до головы. Без малейшего усилия он открыл окно.

Лулу сказала:

– Мы должны их убить, Фрэнк. Ньюта и Рикки. Обоих.

– В алфавитном порядке или как?

– Если мы не одолеем их, они одолеют нас. Ты видел, как маленький подонок смотрел на меня?

Фрэнк кивнул.

– Я говорю не только о Рикки. Я имею в виду обоих.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, солнышко.

– Тогда ты отлично знаешь, о чем думали эти грязные похабники.

– Как будто ты что–то такое, шипящее на сковородке, что им не терпится плюхнуть на тарелку и сожрать.

Лулу глянула на Фрэнка через плечо:

– И что же ты собираешься предпринять?

Фрэнк подождал, пока пройдет парень в черной тройке, и выкинул окурок в окно. Удивительно, до чего он смягчился за последние несколько дней.

– Об этом я и думаю, как поступить.

Лулу обняла его, встала на цыпочки и поцеловала в ложбинку на шее.

– Этот маленький червяк прямо слюной исходит. И можешь не сомневаться, он сделает все, чтобы меня заполучить. – Она отодвинулась от Фрэнка и запустила пальцы ему в волосы, пристально глядя в глаза. – Я не спекулирую, Фрэнк. Ты сам видел, как он смотрел на меня. Мы оба отлично знаем, что это значит.

Фрэнк закурил новую сигарету, глубоко затянулся и задержал дым в легких.

Лулу сказала:

– Я бы сама его убила, но для первого раза это может быть трудновато. – Внезапно пришедшая мысль заставила ее озорно улыбнуться. – Ты сделал ошибку, не позволив мне пришить продавца в «Метротаун». Теперь мне бы пригодился опыт.

Фрэнк сказал:

– Зачем ты так говоришь?

А что? Я думала, тебе нравится.

– Нравится в общем. Это волнует, потому что ты с виду такой ангелочек, вся нежная и светлая, а мотом ты открываешь рот, и некоторые вещи, которые ты говоришь…

– Что? – Лулу начинала забавляться. Фрэнково ремесло, то, что она знала о годах, которые он провел в тюрьме, определили ее ожидания. Когда он впервые покраснел в ответ на ее слова, она чуть не лишилась дара речи от удивления.

– Не знаю. – Фрэнк пожал плечами, мускулы под его свежевыглаженной желтой рубашкой с розовыми пуговицами приподняли материал наподобие того, как набухает зеркально–гладкая поверхность океана, когда поднимается из глубины крупное млекопитающее. Не задумываясь об этом сознательно, Фрэнк понял, что с его возлюбленной легче объясняться языком тела. Он снова пожал плечами, слегка иначе, как недоумевающий веснушчатый вихрастый мальчишка. – С виду ты такой ангел.

– Фрэнк, как это мило.

– Но когда ты раскрываешь рот, Боже, иногда кажется, что ты просто на денек отлучилась из преисподней.

Лулу хихикнула, прижалась теснее. Фрэнк сказал:

– Ты любишь поражать людей. Я понял по твоим глазам, когда ты впервые проделала это со мной.

– Еще бы.

– Но глубоко–глубоко ты не такая. И ты знаешь кое–что – можно выделывать любые фортеля, но всегда приходится платить цену.

Раздался телефонный звонок, для Фрэнка он был не трелью канарейки, а криком грифа. Лулу спросила:

– А какова цена?

Фрэнк снял трубку. Рикки приглашал их на завтрак. Фрэнк собрался с силами. Он дал приглашению повиснуть в воздухе, потом ответил:

– Ладно, придем. Если будет довольно кофе и от меня не ждут, что я стану есть фрукты.

Рикки сказал:

– Правду говоря, Фрэнк, мистер Ньютон вообще не ждет от тебя многого.

Фрэнк молча подождал, предоставляя Рикки возможность пнуть его еще разок или повесить трубку. Наконец линия отключилась. Фрэнк положил трубку, обернулся к Лулу и спросил:

– Проголодалась, родная?

– Это имеет значение?

– Пока нет, но скоро будет.

Они поднялись на лифте в Ньютов шикарный люкс на десятом этаже. Дверь была нараспашку. Фрэнк дважды постучал. Лулу спросила:

– А почему бы нам просто не войти, не проявить инициативу? Они же нас вроде ждут.

– Это невежливо. В таких обстоятельствах надо оказать уважение. – Фрэнк снова постучал, не очень громко. Замерев у входа, он терпеливо ждал, пока Ньют разует уши.

Но к дверям вышел Рикки, вилка в одной руке, нож в другой. Небрежно махнув, он пригласил их войти.

Номер был больше, чем у Фрэнка, но не намного. Из окна открывался вид на залив. Под окном вокруг стола, накрытого на четверых, стояли четыре кресла.

На Ньюте были зеленые замшевые туфли, белые хлопковые штаны, завернутые до колен, с ярко–красным ремешком из плетеной кожи, хлопковая же рубаха в пастельных мазках розового, голубого и зеленого с короткими рукавами. Вырядился он так, словно собирался после завтрака отправиться на концерт «Бич бойз».

Ньют помахал Лулу бокалом и похлопал по креслу рядом с собой:

– Садись, детка. Замори червячка.

Фрэнк взял ладошку Лулу в свою лапищу, коротко пожал. Они сели, Ньют уронил на ковер кусок омлета, вилкой тыча Фрэнку на стул по левую руку от себя, вынудив Лулу занять место между собой и Рикки.

Фрэнк отодвинул с дороги тележку. Стол уставляли серебряные посудины, в которых грелся омлет с беконом, тарелки с тостами, рогаликами, крошечные баночки с джемом, серебряный кофейник, огромная чаша с фруктовым салатом и несколько бутылок шампанского «Калона пэстел пич».

Ньют сказал:

– Ну–ну. Уютное гнездышко, правда? Рикки, поухаживай за дамой.

С глянцевыми черными волосами и блестящими, холодными черными глазами, в белоснежной рубашке, черном костюме и галстуке в цвет, черных шелковых носках и надраенных до зеркального блеска миниатюрных черных лаковых штиблетах со встроенным каблуком и заостряющимися стальными накладками на носах Рикки мог сойти за метрдотеля в подпольном заведении или, скажем, за старшего надзирателя в приюте для окончательно свихнувшихся. Он сказал: