Флоре Мак–Кормик было чуть больше пятидесяти, рост ее равнялся примерно пяти футам четырем дюймам – и ни грамма лишнего веса. Коротко остриженные волосы она зачесывала назад. На ней были кремовые башмаки и мешковатый темно–зеленый брючный костюм.
Услышав их шаги, Флора подняла голову. Клер назвала себя и представила Уиллоуса. Флора едва кивнула и продолжила уборку.
– Освобожусь через несколько минут, – сказала она. – Только стаканы расставлю.
В зале было полсотни столов, каждый на четырех человек. Но только на нескольких столах стояли стаканы. Клер вопросительно взглянула на Уиллоуса. Тот пожал плечами.
Через четверть часа Флора Мак–Кормик провела их в свой кабинет, такой крохотный, что, казалось, он битком набит мебелью. Слева стояли два неметаллических стула и серый металлический стол. Справа выстроились вдоль стены стальные картотечные шкафы. Еще два шкафа высились у противоположной стены, по обе стороны маленького окошка. Клер подошла к окну. На подоконнике стояли чахлые ландыши. Из окна открывался вид на причал, в конце которого сидел на буксире мужчина с газетой. Дождь не прекращался.
Уиллоус дожидался у стола, пока Флора, выдвигая ящики, найдет ключи. Над картотечными шкафами висело множество черно–белых фотографий, закрывавших почти всю стену до самого потолка. Большинство фотографий были вставлены в рамки, некоторые же – просто прилеплены к стене клейкой лентой. Фотографии изображали всевозможные застолья и балы и располагались в хронологическом порядке. Самая ранняя из них, судя по дате, была сделана в новогодний вечер 1947 года. Темноволосый мужчина в остроконечной шляпе прыгал на краю круглого стола, а стоявшая рядом женщина пыталась сорвать с него белый балахон, в который он был закутан. Их обступила толпа веселых, смеющихся людей. Уиллоус задумался – он думал о том, где теперь все эти люди, что с ними и живы ли они вообще…
Флора Мак–Кормик наконец отыскала ключи и направилась к картотечному шкафу, стоявшему слева от окна. Затем отперла его и выдвинула верхний ящик.
– Вы всегда их запираете? – спросил Уиллоус.
– Да, всегда.
– И ключи всегда хранятся в вашем столе?
– Совершенно верно.
– И стол вы всегда запираете?
– Когда как. – Флора Мак–Кормик провела рукой по толстой пачке картонных папок. – Но какое это имеет значение?
– Для меня – большое.
Клер, пристроившись на краешке стола, рассеянно разглядывала фотографии в рамках, висевших над телефоном. Перехватив ее взгляд, Флора улыбнулась.
– С сигарой – это Гарри. Он был первым и самым лучшим. Парень в очках – это Ральф. Бездельник. Умер от рака поджелудочной железы. Одиннадцать лет назад. Нет, уже двенадцать. За две недели до своего дня рождения. Ему бы исполнилось сорок четыре. Представляете, умер в расцвете лет… – Флора взглянула на Уиллоуса, очевидно пытаясь определить его возраст. – А тот, в свитере с высоким воротником, – это Билл. Моя третья и последняя ошибка. Вы только посмотрите, какие зубы… Доводилось ли вам видеть улыбку более обворожительную? – Флора выдвинула следующий ящик. – Вся беда в том, что мне Билл почти никогда не улыбался.
Она нашла нужную папку и передала ее Уиллоусу. На корешке ее бисерным четким почерком было выведено имя Элис Палм. Уиллоус раскрыл папку. Клер, соскочив со стола, заглянула через его плечо.
Ничего нового Уиллоус не узнал, в смысле информации. Папка оказалась совершенно бесполезной. Дата рождения Элис Палм, рост, вес, цвет волос и глаза… Ее хобби была электротехника, а также некоторые виды спорта. Графа, отведенная для вероисповедания, оставалась незаполненной, хотя Уиллоус знал, что она принадлежала к англиканской церкви. Дата на листке свидетельствовала о том, что записи были сделаны пять лет назад. Но фотография, наклеенная в левом верхнем углу, была, по мнению Уиллоуса, не менее чем десятилетней давности.
Флора подала следующую папку. На ней было выведено имя Энди Паттерсона. Фотография же имела какой–то зеленоватый оттенок. Уиллоус и раньше сталкивался с подобным явлением – это происходило при использовании просроченной пленки. Он просмотрел данные Паттерсона, в том числе его хобби, а также симпатии и антипатии. Казалось, между ним и Элис Палм не было ничего общего. Она обожала классику и рок, он предпочитал Уилли Нельсона и джаз.
– А что за люди здесь собираются? – спросил Уиллоус.
– Что вы имеете в виду?
– Люди, которые приходят сюда поразвлечься, – что они собой представляют? Я имею в виду возраст, образование и тому подобное.
Флора пожала плечами.
– Большинство из наших завсегдатаев старше, чем были Элис Палм и Энди Паттерсон. Но с другой стороны, есть помоложе. – Она задвинула картотечный ящик. – Здесь собираются самые разные люди.
– А много ли среди них гомосексуалистов?
Флора кивнула.
– Я так и думала, что вы об этом спросите.
– Энди Паттерсон был знаком с Элис Палм?
– Не думаю.
– Элис знала Фасию Палинкас?
– Я уже говорила инспектору Бредли, что Фасия Палинкас не состояла в клубе. И это заведение – вовсе не место встречи гомосексуалистов. Паттерсон – единственный из них за время существования клуба.
– Единственный, о ком вы знали?
– Да, – решительно подтвердила Флора Мак–Кормик.
– А что Паттерсон здесь делал?
– Он был–то всего несколько раз. Думаю, он просто приглядывался.
– То есть?
– Сомневаюсь, чтобы в сексуальном плане он чувствовал себя комфортно. Я думаю, он приглядывался к женщинам. Наверное, хотел попробовать себя в качестве гетеросексуала.
– Любопытная теория.
– Вы можете предложить другую?
– А что Элис Палм? – вмешалась Клер. – Что она здесь делала?
Флора грустно улыбнулась.
– Как и большинство моих постоянных посетительниц, она была очень мила и очень застенчива. И я даже сомневаюсь, общалась ли она с кем–нибудь вне клуба.
– Как часто она здесь бывала?
– У нас ужин и танцы по пятницам и по субботам. Она почти всегда приходила по пятницам.
– А по субботам?
– Никогда.
– Она всегда приходила одна?
– Да, – сказала Флора Мак–Кормик.
– А уходила как? – спросил Уиллоус. – Они приглашала кого–нибудь к себе домой?
– Регулярно.
– А точнее? Как часто?
– Не помню. Два–три раза в месяц.
– Вы хотите сказать, что эта застенчивая леди приводила к себе домой мужчин два–три раза в месяц?
– Я точно не знаю, куда они отправлялись.
– Она состояла членом клуба почти пять лет, – сказал Уиллоус. – Клуб посещает множество мужчин. Сколько имен вы мне можете назвать?
– Ни одного.
– Не болтайте глупости, – сказал Уиллоус. – Я обвиню вас в сокрытии информации, устрою вам задержание.
– Но это правда. За все время, что я ее знала, она никогда не уходила с постоянными нашими членами.
– Минуточку, – вмешалась Клер. – А какие еще бывают члены?
– Бывают непостоянные, на одно посещение. – Флора Мак–Кормик улыбнулась, взглянув на Уиллоуса. – Предположим, вы хотите вступить в клуб, но предпочли бы осмотреться, прежде чем вносить плату за постоянное членство. В этом случае вам нужно лишь заполнить регистрационную карточку и заплатить мне пятнадцать долларов. В эту сумму входит ужин и танцы. Напитки отдельно.
– И как много таких посетителей? – спросила Клер.
– Достаточно. Несколько тысяч за год.
– Как же так случилось, – спросил Уиллоус, – что вы запомнили Паттерсона? Ведь он приходил всего несколько раз.
– Я уже сказала вам. Потому что он был гомосексуалистом.
– Иначе вы бы его не запомнили, так?
– Возможно.
– А может, вы забыли Фасию Палинкас, потому что она приходила всего раз или два?
– Ее имени нет в списках.
– Это всего лишь означает, что она не являлась постоянным членом клуба. Может быть, она была непостоянным – одним из тех, кто приходит время от времени. Вы храните регистрационные карточки таких посетителей?
– Я обязана это делать. Из–за налоговой инспекции. Я их храню начиная с 1961 года, когда мы с Гарри начали дело.