– Я позвонил по телефону.

– Вы разговаривали с ним?

– Нет, я попросил ему передать. – Спрингвей снова смотрел в окно. Над головой висел слоистый клуб дыма.

– А как умерла Мария, мистер Спрингвей? – спросила Паркер.

– На пешеходном переходе, какой-то парень сбил ее на украденном автомобиле. Она скончалась на месте.

Паркер произнесла что-то сочувственное.

– Парня поймали?

– Он врезался в автобус. Разбил автомобиль и даже царапины не получил, без привязного ремня – надувной матрас спас его бесполезную жизнь.

У космического корабля была широкая подставка. Спрингвей поставил его обратно на камин.

– Иногда мне кажется, что она где-то здесь, среди звезд. – Он показал на орнамент урны.

Паркер не нашла слов, только кивнула.

– Возможно, Гарсия и был в чем-то замешан, но я не знаю, чем он занимался. Я бы вам рассказал.

Он потушил в камине сигарету и заплакал.

Уиллоус положил визитную карточку на камин, подальше от урны.

– Ну и что теперь? – спросила Паркер, когда они шли к автомобилю.

– Все то же, а потом и мы умрем.

– Скорее раньше, чем позже, если ты не встряхнешься.

Уиллоус улыбнулся.

– На полный желудок я меньше склонен к фатализму.

– Значит, ты голоден все время.

Уиллоус смотрел, как Паркер искала в сумочке ключи от автомобиля.

– Хочешь, поведу я?

– Я не доверила бы тебе даже руль от своего катафалка, Джек.

Глава 14

Грег чувствовал себя так, словно сначала его отколотили, потом сутки напролет ходили по нему, топтали и долго били по голове. Он с трудом открыл глаза и снова зажмурился от сверкания розового кафеля, хромированных кранов и цепочек. Грег проморгался – и все наконец попало в фокус. Он, согнувшись вдвое, сидел в ванной, из крана капало на спину, а мокрое полотенце, скомканное на коленях, служило ему подушкой.

В голове стучало. Он встал, потерял равновесие; ухватился за пластиковую шторку ванной, и она рассыпалась на полоски. С трудом он уселся на край ванны.

Один ботинок, недорогой мокасин из замши, лежал в унитазе, наполовину залитый водой. Он подозревал, что его собрат нырнул еще глубже, отверстие это позволяло.

Минуту он сидел, пытаясь собраться с мыслями. Потом встал на ноги и направился к висящей над раковиной аптечке.

Он принял огромную дозу аспирина, ополоснул лицо. Голова болела так, словно ею всю ночь играли в футбол.

Он выловил из туалета туфлю, помочился и включил душ, залив при этом и линолеум, выругавшись, неуверенно и без убеждения. Вокруг валялись детали распавшейся шторки: на плотном голубом пластике обнаженные женщины с красными зонтиками.

Шторка стоила недешево, но была настолько безвкусна, что он давно, но вяло собирался с удовольствием найти ей замену.

Не спеша, двигаясь с осторожностью, Грег принял душ и побрился, надел свежую рубашку из сухой чистки и линялые джинсы. После третьей чашки кофе он снова стал чувствовать себя человеком, мир прояснился и заявил о своих проблемах.

Вчера, прежде чем погрузиться в запой, он подсчитал пачку баксов, спрятанных в морозильнике в коробке с вафлями. Там было меньше трех тысяч, две восемьсот пятьдесят, если уж быть точным. Да еще в бумажнике было столько, что хватит на целую неделю, если пореже выходить из дома.

Он налил еще чашку кофе, уселся на софе и начал листать черный блокнот с кожаной обложкой, скрепленной спиралью. Грег думал о нем, как об «энциклопедии возможностей». Здесь были имена всех женщин, которых он уговорил встречаться с ним за последние полтора года, их описание и имена, адреса трастовых компаний, банков и кредитных союзов, в которых они работали.

У Грега была карта города крупного масштаба. Каждый раз, начиная встречаться с какой-нибудь женщиной, он втыкал булавку с розовой головкой в то место на карте, где она жила. Другая булавка – с черной головкой – втыкалась на место преступления. Он тщательно следил за тем, чтобы линии никогда не образовывали прямых и не следовали в направлении, которые легко предусмотреть. Он знал, что шаблоны – смерть для преступников вообще, и в особенности для грабителей банков. Он всегда работал в одиночку, не имел друзей и оставался трезвым в незнакомой компании.

У него была своя теория неуязвимости: ментам приходится реагировать, то есть делать ответные шаги, которые всегда запаздывают, поскольку игру ведет он. Если на него не укажет перст судьбы, им не удастся его поймать, только в случае его глупейшей ошибки.

Хилари была блондинкой, та, что перед ней, – рыжей. Он отметил имена первой полудюжины брюнеток, перечисленных в кожаной тетради, булавками с зелеными головками, и обнаружил, что одна из зеленых булавок оказалась там же, где и розовая.

Грег сверился с «энциклопедией»: в феврале прошлого года он встречался с женщиной, которую звали Жанет Саттон, она работала в кредитном союзе на улице Западная. Она и была розовой булавкой. А зеленая булавка – Темми Либоу – работала в банке, до которого надо было проехать полгорода. Женщины не знали друг друга, но у них было много общею: их работа, место жительства и Грег. Он вынул булавку Темми Либоу, вычеркивая ее из своего прошлого, настоящего и будущего единым росчерком черной ручки с фетровым кончиком.

Следующая брюнетка в списке была Барбара Робинсон, кассирша из загородного отделения Банка Монреаля. Грег пытался вспомнить ее и не мог. Может, это та высокая с конским хвостом, которая любила проводить время на гонках? С памятью у Грега обстояло неважно. Было очень печально, что он не мог отметить ее на карте.

Одну минутку… У нее на подбородке была бородавка, она курила длинные ментоловые сигареты…

Грег набрал номер банка и попросил позвать мисс Робинсон. Голос на проводе был безразличным, совершенно безжизненным. Грег ждал, принудительно слушал серенаду Музака.

Он прислонился к спинке софы, отодвинул шторку и выглянул в окно. Мир казался бледным, бесцветным. В парке напротив двое юнцов в свитерах и джинсах играли в футбол, по очереди изображая защитника и вратаря в кожаных перчатках. Играющий за вратаря, пытаясь отбить сложный обманный пас, повернулся, чтобы принять мяч, и головой ударился о дерево. Удар был так силен, что с дерева полетели листья, кружась и падая на пацана. Он не шевелясь лежал на траве, видимо, без сознания.

Грег пошире раздвинул шторки. Защитник подбежал к приятелю, встал на колени и тут же резко вскочил и начал дико озираться вокруг.

Серенада Музака внезапно прервалась – как раз в середине темы из «Робин Гуда».

– Прошу прощения, что заставила вас ждать, привет!

– Вы, возможно, не помните меня, все это было довольно давно, мы столкнулись на базарчике. Я нес вазу… – начал Грег высоким голосом.

– Найл, как поживаешь?

Грег издал вздох облегчения. Он не пометил, как он ей назвал себя. Обман ставит тебя в рамки. Но это лучше, чем тюремное заключение.

– Все хорошо, – сказал он. – Я собирался позвонить тебе, но уезжал из города…

– Куда?

– На Юкон, – сказал Грег. – Откуда, черт подери, это взялось? Я говорил тебе, что я художник? И вот я рисовал там лося, леопарда, карибу…

Барбара знала три шутки о лосях. И очень забавные, Грег чуть не рассмеялся. Так они болтали несколько минут о пустяках, но потом Барбара сказала, что ее просят к другому телефону. Он не возражает подождать? И это тоже была игра, в которую она любила играть, – заставить его ждать. Он подбросил на софе телефонную трубку и, закурив сигарету, вспомнил о мальчике, который ударился о дерево. Он все еще лежал там, но его, приятеля не было. Грег выпускал дым сквозь тонкие планочки шторок.

– Найл, ты все еще здесь? – спросила Барбара.

– Да я бы всю жизнь ждал.

– Не означает ли это, что ты добился того, чего хотел?

– Мне сейчас представилось: немного свечей и много вина, – уклончиво ответил Грег.

Барбара захихикала. Теперь он начинал припоминать детали. Интонации речи Найла, как Найл себя держал, как он вскидывал голову, отбрасывая с глаз волосы, его застенчивая улыбка, как ловко он бросал окурки в водосток, его любовь к заграничным фильмам, интерес к спорту. Хорошая идея – быть художником: появлялась причина иметь темперамент, поступать из ряда вон.