Они стояли у её дома, и морозец с ветром начинал чувствительно пощипывать нос и щеки.

— Конечно, слушаю, умница моя милая! — отвечал Иван, поднимая воротник Вариного пальто. — Я уважаю твоих родителей, очень уважаю. Глядя на них, найдется и нам о чем подумать… Ты правильно, Варя, говоришь! И вот тебе моя рука в знак того, что не придется тебе краснеть за меня перед твоей мамой. Передай ей это.

— Я знаю. Спасибо… родней мой! — отвечала с чувством Варя, впервые называя Титова этим нежным, задушевным словом,

Возвращаясь с работы после вечерней смены домой, Ирина Фомина увидела просунутое в ручку двери письмо. Она подумала, что письмо от брата, и не взглянув на конверт, беспечно вынула его. И только разлезшись и подойдя к столу, Ирина узнала на конверте расплывчатый почерк Павла. Первым побуждением Ирины было желание постучать соседке в стенку, лишь бы не оставаться наедине с этим страшным письмом. Что там в нем, зачем он пишет? Как много прошло времени с тех пор, когда его письма приносили ей столько радости?..

«Ирина! — прочла она, поспешно разорвав конверт. — Мне многое надо сказать тебе, а бумаге доверить не могу: так не скажется. Прошу тебя о встрече во имя нашего прошлого и нашего сына. Это прошлое свято для меня и живет во мне, несмотря ни на что, верь мне! Отвечай, когда и где можно видеть тебя. Молчание сочту за нежелание встретиться со мной.

Павел Сазонов».

— Павел Сазонов! — машинально вслух повторила Ирина, неподвижно сидя на диване у стола и стараясь дышать как можно ровнеё, чтобы ничем не выдать охватившего её волнения. У неё было такое чувство, будто она сидит перед Павлом и он наблюдает за нею.

«Так, значит, велит верить ему… Но что же, что заставило его написать это письмо? — думала Ирина. — С новой женой, наверно, не поладил или, как тогда со «ной, просто разлюбил её. «Верь мне…»— снова повторила она строчки из письма. — Как любит он говорить пустые слова!

Да, было время, я верила ему во всем. Он знал эго и с эгоизмом самоуверенного человека все еще рассчитывает сыграть на этом».

Слегка забывшись под утро, Ирина во сне увидела Павла, влюбленного в неё, как тогда, в ту последнюю предвоенную весну, самую счастливую пору её жизни. Этот сон утомил её и странно взволновал. Все чаще и настойчивеё мелькали предательские мысли о том, чтобы встретиться с Павлом, выслушать его оправдания и, обманув себя, поверить им.

«А там будь что будет?.. Значит, люблю…»

Днем Ирина не раз бралась за карандаш и, знач, что не пошлет письма, писала Павлу о своей тоске по нем, нежности и любви, которые имели такую живучую, неистребимую силу.

Было жалко себя, перечитывая эти письма.

Ирина боялась одного: как бы он не вздумал писать ей еще или, чего доброго, приехать сам.

И вот он написал ей вторично, извещая о своем приезде: «Ирина, пойми: иначе не могу!»

«А я могу? — мысленно обращаясь к Павлу, спрашивала его Ирина.

Быстро собравшись, так, что это было похоже на бегство, Ирина поехала за город к хозяйке их бывшей комсомольской дачи, с которой она подружилась за лето. Юрку Ирина отвела на выходной погостить к Лизочкиной матери.

«Пусть приезжает, а меня дома нет», — думала Ирана в дороге, безучастно глядя в окна вагона и представляя, как она обо всем завтра расскажет Варе.

Сойдя с поезда, Ирина пошла по знакомой, обросшей стройными соснами дороге, многолюдной летом, а сейчас пустой и оттого очень торжественной. Направо, невдалеке, виднелся хвойный лес, и было похоже, что это он выслал сюда своих величавых сторожей.

Проснувшись утром на даче чуть свет, Ирина взглянула через стеклянную дверь террасы в сад и испугалась, не узнала его: сад поседел за одну ночь. И вдруг до боли сжалось сердце. Зачем, зачем она убежала от свидания с Павлом, лучше идти, увидеть его, чем без конца терзаться! И Варя, наверно, посоветовала бы ей поступить именно так

Павел обещал быть к двум, он всегда был точен, Ирина это знала. Оставались считанные минуты, когда она вошла к себе в комнату, где со вчерашнего торопливого отъезда было не прибрано,

«Ничего, пусть», — подумала она, вспомнив, как восемь лет назад он ушел отсюда на фронт и в комнате также царил беспорядок.

Ровно в два по коридору раздались знакомые полузабытые шаги Павла, и Ирина, проклиная свою память, узнала их. Она встала навстречу медленно открывающейся двери, готовая заплакать, крикнуть не своим голосом, — до того были напряжены нервы.

Павел и не Павел стоял на пороге. Ирина помнила тонкого, стройного юношу с открытым лицом, а этот— был солидный, полнеющий мужчина в добротном пальто и шляпе В лице его, все еще красивом, не осталось и следа от того молодого, подкупающего своей задушевностью выражения, так нравившегося ей: оно было напыщенно и самодовольно даже в такую минуту.

— Раздевайтесь и садитесь, — сказала ему Ирина, и это необдуманно сорвавшеёся обращение на «вы» сразу заглушило в ней волнение. Да и Павел, как заметила Ирина, был спокоен, словно и не он писал ей эти раскаивающиеся письма, прося о свидании.

Он не сказал Ирине, изменилась она или нет, но в его глазах прочла, что изменилась: постарела. Зато много говорил о том, что он работает в тресте на руководящей работе, пользуется персональной машиной и имеёт квартиру.

Ирина слушала его с горящими, щеками, сидя на диване прямо, напряженно; сухой блеск её глаз обжигал Павла.

— Что ж, — сказал он, глядя с улыбкой на Ирину, — я писал тебе, ты знаешь мои чувства. — Он помолчал, дожидаясь, не скажет ли что Ирина, но она сидела все так же молча. — Хочешь, я стану помогать сыну? — Он шел сюда, рассчитывая на мелодраматическую сцену примирения, а тут, пожалуйста, сидит как истукан!

— Ирина, дорогая! — Он потянулся к ней с намерением обнять и впервые, глаза в глаза, встретился с её взглядом и… отвел руки.

— Почему вы думаете, что я нуждаюсь в вашей помощи? — тихо, сдерживая себя, спросила Ирина.

«Зачем он приехал? И не спросит даже, где Юрка», — растерянно думала она, не зная, как положить конец этому свиданию. Ей было грустно, жалко себя и обидно до боли за свое невольное волнение, с каким она ждала его, все еще почти любя все эти восемь лет.

— Я сейчас, — сказала она, выйдя на минуту в кухню, чтобы освежить под краном лицо, и вдруг почувствовала, как веко над правым глазом подергивается мелкой нервной дрожью.

Когда Ирина вновь вернулась в комнату, она увидела Павла посреди комнаты, который стоял с видом победителя и читал её к нему письма, забытые на этажерке. Она изменилась в лице и чуть не вскрикнула.

— Извини, я тут похозяйствовал, — несколько смущенно проговорил он, подходя к Ирине. — Какая ты скрытная, я не узнаю тебя. Мы все-таки свои люди…

— Отдай, отдай! Как ты смел?! — закричала Ирина, не слушая его и вырывая письма.

Павел, усмехаясь, положил письма на стол. Он ликовал, успев прочитать их, а ведь несколько минут назад ему казалось, что придется уходить отсюда ни с чем. Впрочем, Павел не утруждал себя думами о том, что может получиться из этой встречи. Подрастающей дочерью и все прощающей ему женой он был доволен и не собирался уходить от них, да и на работе могли быть осложнения: сейчас за развал семьи по головке не гладят. Ирину он увидел случайно из окна вагона метро и, наведя о ней справки, узнав, что она все еще не замужем, не мог обуздать разыгравшегося воображения: она все еще любит его — вот приятный сюрприз!

Овладев собой, Ирина стояла перед ним спокойная, лишь слегка побледневшая, укладывая письма в стопку.

— Не тебе, Павел, я писала их, не тебе… Разве я знала тебя? Нет! А теперь вижу… Ты зачем пришел ко мне? — спросила она, взглянув на Павла осуждающим, внимательным взглядом.

— Я люблю тебя, Ира, — сказал он, пытаясь придать голосу страстность, но даже сам понял, что не сумел.

Ирина вспыхнула:

— Лжешь — и не стыдно. Люблю!.. А обманул меня, ребенка. Я жила… Нет, нет, — тут же она остановила себя, — это кончено! Но учти: если хоть раз ты напишешь мне, не говоря о том, что попытаешься прийти, я даю слово, — глаза Ирины холодно блеснули, — пойду к тебе на службу, в твою организацию и… и испорчу тебе карьеру руководящего работника. Все! А теперь, искатель любовных приключений, шагом марш в свою хваленую квартиру!