Вскоре, не заметив как, они будто обменялись ролями: не Лизочка, а он шефствовал над ней, и Лизочке было трудно вспомнить, да и не верилось, что она могла считать его смешным и некрасивым. И если ей, случалось теперь, знакомые девушки говорили, за что она полюбила рыжего, некрасивого Колю, она искренне возмущалась: с его душой — и некрасив.

Она не могла прожить и дня, не увидевшись с ним. А сейчас, когда строился поток в цехе, Коля, случалось, задерживался в городе, зная наперед, что не избежать объяснений с Лизочкой. Но вот она однажды появилась в цехе сама, среди ночи. Титов первый заметил её.

— Лизочка, ты что? — крикнул он с высоты транспортерной ленты, где они больше двух часов, злые и уставшие, мучились с Колей над вопросом, почему застревают кольца.

Коля в эту минуту тоже увидел Лизочку и, рискуя сломать или, по крайней мере, вывихнуть ногу, спрыгнул к ней.

— Ежик, что случилось? Дома, да? — спросил он, с трудом переводя дух. — Да ну говори же!

Ничего не случилось. Просто я пришла к Алексею Ивановичу, соскучилась и пришла. Что, не веришь?

Коля засмеялся:

— Нет, не верю. Ко мне пришла. Отец! — тут же крикнул он. — Встречай делегацию!

Через несколько минут Алексей Иванович, Коля и Титов сидели наверху в пустом буфете за разложенными в тарелке припасами Лизочки.

— Ты нам, как бывало подмастерьям, обед в салфетке принесла, — сказал Коля с неуверенной улыбкой на губах, трудно привыкая к тому, что отец, по всем приметам, относится к Лизочке, как к родной.

— Почему подмастерьям? Мы протестуем. Правда, Лизочка? — возразил Алексей Иванович, блеснув глазами из-под своих нависших седых бровей. — Мастера мы! Да и ты уже не подмастерье, слава богу!

Он встал, потянулся: невысокий, кряжистый, с красной, будто растрескавшейся от глубоких морщин шеёй, в неизменном черном халате с отвисающими большими карманами, где были тряпки для вытирания рук, штан- гель и всякие нужные инструменты. Мастер следовал пословице: запас карман не ломит, а в нужную минуту все должно быть под руками.

— Спасибо за угощение, — поблагодарил он Лизочку. — Только это не манер по ночам не спать, в отпуск отдыхать нужно. В другой раз непременно рассержусь, — с шутливой угрозой добавил он, касаясь своей тяжелой загрубелой рукой волос девушки.

Проводив Лизочку до проходной, Коля спустился в цех, придумывая, как лучше объяснить отцу и Титову, почему она приходила Но его ни о чем не спросили и ничего не сказали. Тогда Коля слова влез на транспортерную ленту, где уже находился Иван. Тот сидел свесив ноги и курил папиросу за папиросой. Субботин, пройдя по линии, тут же обнаружил, где на сей раз не сработал отсекатель колец, остановив всю трассу.

— Хоть кричи, хоть плачь, — сказал ему Титов, рукой разгоняя около себя густое облако дыма. — Кажется, уж с такой тщательностью ставили эти проклятые отсекатели. Совсем бы их выбросить к черту!

Коля Субботин, освобожденный по просьбе Титова от работы наладчика, монтировал со слесарями поток, часто с радостью убеждаясь, что может быть полезен не только как технический исполнитель.

Отсекатели еще в чертежах беспокоили Колю: никогда нельзя было поручиться за их бесперебойную работу. Они с отцом много передумали вариантов-заменителей, которые тут же сами отвергали — так все было несовершенно.

— К черту! — сказал вдруг Титов, сидевший до того в глубокой задумчивости. — Терпеть не могу эту дрянь. Давай ломать их, Коля!

— Да что ломать-то?

— Отсекатели, что… Груз с души долой! Сломаем к черту, скореё придумаем что-нибудь.

Схватив с трассы молоток, размахнувшись (чувствовалась сноровка бывшего слесаря), Иван ловко ударил по отсекателю.

— Бей, Николай, бей?

— Вы что, ополоумели? — закричал снизу Алексей Иванович, подбегая к ним. — Перестаньте же, дураки, сейчас же перестаньте, желоба мне все поизуродуете! Слышите или нет? — надрывался он, ища вокруг себя не особенно тяжелый предмет, которым можно было бы образумить рассвирепевших конструкторов.

Ответом был неумолкаемый стук молотков и хохот. Мастер выругался, собираясь лезть наверх по узенькой прутообразной железной лесенке, но голос сына остановил его:

— Приканчиваем, отец, сейчас сами спустимся.

— Ну можно ли так? К чему озоруете? — поостыв несколько, отчитывал Алексей Иванович Титова и Колю, отиравших с довольных лиц пот, будто и впрямь они сделали доброе дело.

— Можно, отец, все можно. Теперь будем думать, что делать.

Лизочка к вечеру этого дня ждала Колю на дачу, не раз выбегая на веранду смотреть, не пошел ли дождь, обещавший быть продолжительным и сильным. Небо низко нависло над землей сплошными густыми тучами.

Дождь не мог, конечно, задержать Колю, но Лизочка беспокоилась, что он промокнет, не захватив с собой ни плаща, ни зонта.

Дождь пошел таким могучим ливнем, словно не шел все лето, и Лизочка рассердилась на него, с сердцем захлопнув окно.

Но она не выдержала, скоро вышла на веранду и туг увидела шедшего по размокшей и глинистой дороге Колю. Он шел босой, в подвернутых брюках, под зонтиком: зрелище, достойное того, чтобы смотреть на него.

На веранде поднялся хохот, щедро посыпались разнообразные советы, вроде: «Зонт-то, зонт держи прямеё над куполом!» или: «Ноги смотри не замарай!»

Лизочка смеялась со всеми вместе: уж очень Коля походил сейчас на длинноногую цаплю под зонтом.

Отыскав Лизочку среди других, Коля улыбнулся ей.

— Как ты догадался зонтик захватить, вот чудо! — поспешила проговорить Лизочка, складывая зонт, чтобы как-нибудь замаскировать свое радостно вспыхнувшеё лицо.

— Да я и не догадался. Это соседка по даче дала. Она уже садилась в поезд, ей зонт был не нужен.

— Соседка? Какая? Наверное, та, навязчивая? — нахмурясь, спросила Лизочка, небрежно бросая зонт на плетеный стул. — Опекать, значит, взялась тебя? Мило!

— Ничего не опекать: ну, дала и дала, раз дождик, — смущаясь, от того, что их слышат, проговорил Коля.

— Ах, дождик? Почему-то она никому другому не предложила своего зонта, а именно тебе! — наступала, разгорячась, Лизочка, совершенно не придавая значения тому, что они не одни. — Странно, здороваться вдруг стал с ней, а теперь зонт… — продолжала она.

— Ну, Лизочка, я был у них, покупал молоко. Нельзя же так, человек сам первый здоровается…

— Хорошо, а зонт? Зачем ты взял его? — с язвительной любознательностью допрашивала Лизочка.

— Да, с зонтом я сплоховал.. — признался Коля, чувствуя себя загнанным в тупик. — И черт меня дернул взять его, все равно промок!

Лизочка украдкой взглянула в расстроенное лицо Коли, и гнев её стал утихать.

«С ним и поссориться всерьез нельзя. Хороший мой!»— подумала она и как ни в чем не бывало начала расспрашивать Колю, удачно ли им поработалось прошлой ночью, после её ухода.

«Вот всегда она такая: вспылит, а потом самой же неудобно», — отметил про себя Коля, впрочем безо всякой обиды на Лизочку.

— Да, я приехал с хорошей новостью: сладили мы с отсекателями! — отвечал он, принимаясь подробно толковать Лизочке, как все это выглядит в применении к потоку.

— Ребятам скореё расскажи, что мне одной объясняешь? — возразила Лизочка, ударяя в «вечевой колокол» на общий сбор.

И вот Коля, подбрасываемый молодыми, сильными руками, летал вверх и вниз под дружный крик: «Качать автора!..»

— Я не автор, ребята, я не автор! — пробовал возразить Коля, придерживая руками очки, но голос его тонул в ликующих возгласах.

— Николашу моего не уроните! Ох, не уроните моего Николашу! — кричала, требуя осторожности, Лизочка, бегая вокруг ребят.

Глава 24

Когда в середине лета задумывались о дне отъезда с дачи, становилось грустно. Но наступил сентябрь, погода изменилась, полили дожди, и все вдруг заметили, что на даче неудобно жить: на завод далеко ездить, вечером сходить некуда — то ли дело в городе!