Глава 20

Прошел месяц. Комсомольцы цеха жили теперь на комсомольской даче — так назвали они её сразу же после того, как единодушно приняли предложение Коли Субботина выехать на лето за город. Вместе жить и вместе работать над проектом потока, да еще на даче, среди природы, чего же лучше! Сняли два дома — один для девушек, другой для ребят — и устроились на славу.

— Получайте вот сюрприз за воскресник — дачу в лесу! — объявили девушки мужскому населению, которое упорно числило за ними худую славу людей, не умеющих держать свое слово.

По соседству с комсомольцами поселился Никита Степанович с семьей. Его домик чуть виднелся среди высоченных, росших кругом сосен, под тенью которых хорошо ходить, скользя по опавшим сухим иголкам. С непривычки здесь кружится голова от густого настоя хвои. Воздухом как будто не дышишь, а пьешь его — целебный, пахучий. Пьешь — и пьянеёшь слегка. И только у реки воздух точно редеёт, и голова перестает кружиться.

Не скоро улеглись, стали повседневными первые загородные впечатления. Впрочем, кое-кто уже был недоволен» что вот, мол, из-за этого настоя далеконько ходить на станцию. Но Коля, не мешкая, с помощью Титова оборудовал «комнату изобретателей» всем необходимым, как было на заводе в техническом кабинете, и прерванная было работа над чертежами началась снова.

— Ну вот, теперь при деле некогда станет лишние дороги мерять! — шутил комсорг.

Однако в «комнате изобретателей» было не до шуток, здесь поселилось уныние. И хотя собираются по привычке, чертят что-то, но все не то, не то!.. Нет основного решения: чем будет управляться конвейер и как обеспечить правильную подачу и установку колец? Автооператор, автоматическая рука, в том виде, как сейчас, не годится, он не сблокирован со станком: попадись кольцо с заусенцем, и вся наладка летит вверх ногами. Эти неудачи с потоком Варя переживала вдвойне: за себя и за Ивана. Он похудел, часто бывает раздражен. «Помочь бы ему, подсказать. Прийти однажды в общество загрустивших изобретателей и крикнуть: «Нашла, ребята, ура! Вот смотрите, как нужно сделать!»— мечтала Варя.

Из окна «комнаты изобретателей», где она засиделась допоздна, был виден приветливо светившийся огонек настольной лампы Никиты Степановича и слышен шум с плотины. Ночью шум усиливался, а кусты жасмина у дома, на которые падал свет из окна, были густозеленого цвета и поражали выписанной точностью каждого своего листочка.

Варя просматривала чертежи, и ей мнилось, что вот- вот озарит её давно жданное решение и все будет ясным и правильным в проекте потока, а уж осуществить его они не пожалеют ни времени, ни сил. Но дни шли — решение не приходило. А кажется, давно ли, намечая день пуска потока, они все так самоуверенно кричали во главе с Симой, что им будет за глаза довольно трехмесячного срока. Да разве могло что-нибудь зависеть от них — технически малограмотных людей!

«Стыдно вспомнить, — думала Варя, — какими всезнайками воображали себя, ну, да и на Леву, конечно, надеялись».

Лева Белочкин подключился, по его собственному выражению, в штаб молодых изобретателей уже летом, на даче, и сразу показал себя деловым инженером по части расчетов, чертежей. Он разгрузил Титова от повседневной работы, которая отвлекала Ивана и мешала сосредоточиться на творческих проблемах. Это оценила молодые изобретатели и, основательно потеснившись, уступили Леве отдельную комнату. Белочкин был, что называется, неплохим рядовым инженером, но звезд с неба не хватал, — так он сам говорил о себе с простотой легкомысленного и в общем очень довольного собой человека.

В эти дни неудач Лева в хорошем костюме, в цветной крепдешиновой рубашке, тщательно выбритый и надушенный— инженер проводил свой отпуск на даче — по два-три часа работал в «комнате изобретателей».

Всегда в отличном настроении, он точно не замечал вокруг себя повешенных носов, был оживлен и весел, а с девушками до приторности любезен, чем немало портил крови Тамаре Комовой. Лева пересматривал сделанные до него чертежи, браковал многие и заставлял, пока на досуге, выполнять их снова. Никита Степанович, узнав об этом, похвалил Белочкина.

Заминку в работе над потоком Лукьянов объявил законной, не давал «изобретателям» унывать, а сам просиживал над чертежами все свое свободное время. В экспериментальном цехе, по его предложению и ходатайству, были поставлены два шестишпиндельных полуавтомата, смонтирован автооператор, к которому шел желоб для колец. Кольца надо было засыпать пока вручную, и не было ленты-транспортера, по которому должны были доставляться кольца к станкам. А остальное все как в проекте.

Так впервые воочию изобретатели увидели свой поток: он жил теперь уже не в чертежах и в их сознании, а самой настоящей цеховой жизнью.

Экспериментальный цех, почти бесшумный — не похожий на другие цехи в заводе, — вдруг наполнился гудом молодых радостных голосов.

— Друзья мои, над чем же мы бьемся? Поток-то почти готов: смотрите, работает! — с непосредственной откровенностью высказалась как-то Сима.

Но Иван ходил хмурый и неразговорчивый, не в ладах с самим собой. На даче не появлялся, жил в Москве — вернеё, в экспериментальном цехе, вот уже двое суток не выходя с завода. По ночам в цехе не работали, и, кроме Ивана да дежурного пожарника, в нем никого не было. Запасные лампочки с небольшим накалом тускло излучали свет, выхватывая из полумрака лишь отдельные станки; только над станками с автооператорами свисала яркая дневного света лампочка, и на перекосившийся, словно сведенный судорогой, автооператор было неприятно смотреть.

Авария произошла на глазах Титова. Он видел, как автооператор нес поковку к шпинделю и вдруг на какой-то части своего короткого пути едва заметно дрогнул.

«Центровку потерял», — мелькнуло в мыслях Ивана, и он интуитивно в первую секунду бросился было

выключить мотор станка, но силой воли удержал это движение. Иван замер и, не спуская глаз, следил за автооператором. Механизм двигался теперь, как рука слепого человека, забирая все выше и выше мимо шпинделя, на который нужно было ему надеть поковку. Треск и скрежет ломающегося металла прозвучал в тишине цеха, как разрыв снаряда. Иван рукавом халата вытер вспотевшеё лицо и, достав папиросу, долго, но безуспешно пытался закурить.

— Фу, черт, на фронте в бою так не волновался! — выругался он, наконец закуривая и присаживаясь на корыто станка.

Ивану теперь было ясно одно: если в условиях экспериментального цеха, когда станок заправляли отборными поковками, автооператор проработал всего трое суток, а потом разболтался, потерял центровку — значит, конструкция его несовершенна. Никита Степанович, как опытный инженер, предугадал это.

«Автооператор плохо сблокирован со станком, — думал Иван. — Но где именно, в каком месте и как сделать лучше?»

Он попробовал было немедленно разобрать сломанный автооператор и по горячим следам найти в нем дефект, но вскоре убедился, что затея его напрасна: без слесарных инструментов ничего нельзя сделать — так все было скрючено и изуродовано.

«Пойду отосплюсь, а завтра разберемся», — решил Иван и заспешил домой. В восемь утра он снова был на заводе.

«Зайду к Виктору. Может, у него что новенькое есть, ведь он практик хороший», — подумал Иван и, подогреваемый надеждой, отправился сокращенным путем, нижним коридором.

У Лобова то ли по случайному совпадению, то ли по специальному приглашению был и Никита Степанович. У Ивана упало настроение. Приятели, завидев его, обменялись, как померещилось Титову, ничего хорошего не предвещающим ему взглядом.

«Отчитывать собираются. Начальником отделения брали с условием — поток налажу, — предположил Иван, садясь на стул. — Что ж, они по-своему правы».

Но его не только не отчитали, но даже похвалили за быстроту и настойчивость в экспериментах. Иван просиял.

— Я ведь к тебе, Виктор, шел насчет автооператора, — заговорил он. — Причину установил, а как укрепить его… помоги!