Словно призрак, метнулся он в уже знакомый ему закоулок и остановился, прислушиваясь. Где-то поблизости залаяла собака, но скоро успокоилась. Освоившись в темноте, Арзы тихонько пошёл ко двору Лупулла. Достигнув узкой деревянной дверцы в дувале, он остановился, но тотчас отошёл в сторону, потому что со двора донеслись мягкие, словно крадущиеся шаги. «А вдруг это не она!» — подумал Арзы и затаился. Едва слышно скрипнула дверца, и стал виден силуэт женщины. Она кашлянула, и Арзы, набрав полную грудь воздуха, скорее не сказал, а выдохнул:
— Янгыл…
Женщина быстро, почти бегом приблизилась к нему и всхлипнула.
— Арзы, ты ли это? Арзы-джан…
Он придержал её и обнял, падающую ему на плечо. Затем стиснул её в объятиях, и так они стояли с минуту, не смея пошевелиться — слишком желанна и радостна была встреча.
Наконец, опомнившись, что стоят посреди дороги, они быстро пошли к пологому скату кургана. Здесь был большой омёт весеннего сена, ещё пахнувшего раздольной степью. Арзы сбросил с себя чекмень и, усадив Янгыл, сел рядом с ней. Он не сознавал того, что делают его рука и губы. Он не произносил ни слова. И она молчала, обливаясь слезами счастья. Она чувствовала, как его горячие ладони сдавливали её грудь, как влажные губы обжигали лицо и шею, и сама прижималась к нему, сжигаемая нерастраченной страстью молодой, беззаветно любящей женщины…
Так тучи, сверкая жаркими молниями и перекатывая гром, проливаются животворящим весенним дождём. Так Аму в половодье рушит берега и заливает прибрежные равнины, а потом на них цветут пышные травы. Так ветер, налетев на дерево, срывает с него листву и пригибает ветви к земле, но стройное, гибкое дерево не поддаётся. Оно наливается соками и отягощается плодами… Но разве всё это может сравниться со страстью двух влюблённых!
— Ох, каким же я был глупым ягнёнком, — нарушил молчание Арзы. — Я думал, что белый свет состоит только из нашего Базар-Тёпе. Если б я знал, что в мире много мест, где можно укрыться, я бы никогда не отдал тебя, Янгыл, другому… Но и теперь ‘ не поздно, Янгыл… Надо бежать…
— Бежать! — Янгыл вздрогнула. — Да, да, бежать… Бежать, если ты знаешь, куда надо бежать… Только… у меня ведь ребёнок, Арзы-джан…
— Я знаю, Янгыл. Я всё знаю…
— Но ты не знаешь, что мать покойного мужа отобрала у меня дочь и не подпускает меня к ней. Она считает, что это я виновата в смерти её сына. Она думает, что моя нелюбовь к нему загнала его в могилу… Она ещё больше ненавидит меня и не даёт мне моего ребёнка…
Арзы призадумался, выговорил дрожащим голосом:
— Янгыл, нам надо бежать… бежать.
— Да, Арзы, я понимаю. — И слёзы опять потекли ручьём по её щекам.
Они простились, договорившись, что снова встретятся завтра на этом Же месте.
После тайной встречи с Арзы, Янгыл только и думала о побеге. Все её мысли были о том, как они выйдут за аул и скроются где-нибудь в горах, куда никто не заходит, а дальше — будет видно. Она торопила минуты: ей хотелось, чтобы поскорее наступил этот чае бегства, ибо терпеть жизнь, полную унижения и горя, было ей больше невмоготу.
Новая опасность грозила ей и каждый день могло осуществиться страшное. Вот уже с месяц, — она об этом хорошо знала, — как родители мужа вели между собой толки о том, чтобы отдать Янгыл брату моллы Лупулла — Хамзе. Ведь она была собственностью в этом доме, и что обычаю её могли выдать замуж без её согласия.
Хамза, как только узнал о намерении отца и матери, возрадовался. Его любимая Гызлархан-Шетте, с которой он жил вот уже несколько лет, до сих пор не родила ему ни сына, ни дочери. Всем уже было ясно, что она бесплодная женщина. «Янгыл, — рассуждал Хамза, — если станет второй женой, от неё будут дети». Выгодно было ему и то, что за Янгыл уже не надо платить калыма.
И вот, когда ещё Япгыл не знала о намерении стариков, Хамза начал захаживать во двор к ним всё чаще и чаще, а заодно он справлялся о здоровье и самочувствии Янгыл. Молодая вдова чувствовала, что с ним что-то творится неладное, но понять пока не могла. Но вскоре ей стало всё ясно.
Однажды Янгыл собралась печь чуреки и направилась к тамдыру. Притворив дверцу в дувале, она увидела, как по айвану мечется растрёпанная Гызлархан-Шетте и бросает мужу в лицо гневные, обвинительные слова:
— Да я прежде во что угодно превращусь, чем впущу в свой дом эту гелин! Нет, не быть тому, чтобы в моём доме распоряжалась Янгыл! Я была и останусь у тебя единственной…
Дальше Янгыл не захотела слушать перебранку супругой: и так было понятно — что к чему. Янгыл только сжала кулаки и про себя проговорила: «Нет, никогда этого не будет. Скорее я покопчу с собой, но в руки этому шакалу не дамся…»
В ту ночь, когда Янгыл встретилась с только что возвратившимся Арзы, Хамза, поругавшись со своей женой, направился во двор к родителям. Проходя мимо комнаты Янгыл, двери которой выходили на айван, накрытый камышом и смазанный глиной, Хамза остановился: «Что если я навещу её сейчас?» — подумал он и тихонько постучал. Ответа не последовало. Хамза постучал сильнее, затем позвал Янгыл дрожащим от волнения голосом. И одному аллаху было известно — что могло произойти дальше, — ведь Янгыл в это время была в объятиях своего возлюбленного. Если бы обнаружилось, что её нет дома, начались бы тотчас поиски. Но беде не дала случиться Гызлархан-Шетте:
— Ах, вон ты что задумал! — крикнула она, вбегая в родительский двор. — Только попробуй войти к ней… Только попробуй!
Пристыжённый Хамза отступил и начал уговаривать свою жену прекратить шум. Гызлархан-Шетте схватила его за руку и уволокла за собой…
Утром Гызлархан-Шетте и Янгыл, как всегда, встретились у тамдыра.
— У, чёрное племя! — зло прошипела Гызлархан-Шетте. — К ней мужчина ночью стучится, просит, чтобы открыли, а она только и ждёт, чтобы он потихоньку вошёл да ублажил её! Хоть бы людей на помощь позвала.
— О чём говорите, Гызлархан-Шетте? — не понимая, в чём её обвиняют, испугалась Янгыл.
Гызлархан-Шетте рассказала всё, что произошло у её двери вчера ночью. Янгыл от страха затаила дыхание: ведь могло выясниться, что её не было дома!
— Я так крепко спала, что ничего не слышала, — соврала Янгыл. — Но поверьте мне, я никогда не допущу к себе вашего мужа.
На другую ночь о случившемся. Янгыл рассказала Арзы. Обнимая её, Арзы успокаивал и обещал: не пройдёт и двух дней, как они будут далеко-далеко от Базар-Тёпе и никто никогда не узнает — где они поселились. Побег был назначен на послезавтра, за четыре часа до рассвета. Как только прокричат первые петухи, Янгыл начнёт готовиться к побегу. Крик вторых петухов она должна услышать у входа в ущелье. Арзы придёт туда или, скорее всего, будет ждать её та ад.
Но за день до побега Хамза вновь пожаловал во двор родителей и вновь постучался к Янгыл.
— Гелин-джан, — шептал он сквозь дверь нежным голосом. — Всё равно ты будешь моей. Открой же, гелин-джан. Зачем нам ждать того дня, когда нас узаконит молла Ачилды? Открой же…
Янгыл не отвечала, думала, что Хамза уйдёт. Но когда послышались упрёки и угрозы, она распахнула дверь и на весь двор подняла шум, чтобы убирался вон этот бесстыдник. На шум прибежала Гызлархан-Шетте, и Янгыл начала ругать и её.
— Это так вы караулите своего мужа! Не успели вы уснуть, а уж он бежит к другой!
Ссора вскоре утихла. Хамза, пригрозив Янгыл, что припомнит ей это, отправился домой, а свекровь упрекнула Янгыл:
— Зачем же шум поднимать, гелин… Дело уже решённое — не сегодня-завтра отдадим тебя старшему нашему сыну. Детишек у него нет… Ты уж позаботишься о продолжении нашего рода…
Янгыл ничего не ответила, только стиснула зубы и, войдя в комнату, хлопнула дверью.
День накануне побега она провела с дочкой. Ласкала её, гладила по головке и с ужасом убеждалась, что девочка отвыкла от неё, не признаёт и всё время тянется к бабке. К вечеру, когда Янгыл решила убежать вместе с ребёнком, девочка так сильно расплакалась, что пришла старуха и грубо выхватила ребёнка.