Постановлением Совета Министров Союза ССР от 15 марта 1951 года СОБКО ВАДИМУ НИКОЛАЕВИЧУ присуждена Сталинская премия третьей степени за роман «Залог мира»
ЗАЛОГ МИРА
(роман)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Десятого мая 1945 года бригада покидала Дорнау. Тяжёлые танки неторопливо выползали из широких ворот бывших кавалерийских казарм и выстраивались вдоль окаймлённой старыми липами площади. Глухо гудели мощные моторы, тарахтели по брусчатке сверкающие на солнце гусеницы, весело перекликались танкисты, и ветер, слетая с окрестных холмов, шумел в молодой листве. Тихий немецкий город сразу наполнился разноголосыми звуками.
Офицеры в новых гимнастёрках с ещё непривычными для глаза золотыми погонами прохаживались вдоль строя машин. Медленно переходили они от экипажа к экипажу, в последний раз проверяя готовность бригады к маршу. Белые пятиугольные звёзды, означавшие количество уничтоженных неприятельских танков, чётко выделялись на зелёной броне. Красные флажки трепетали над башнями. Длинные орудия, вытянувшие далеко вперёд свои жерла, были закрыты новыми белыми чехлами.
Неожиданно зазвучал баян, и сразу на другом конце площади отозвалась лихая песня. Где-то раздался дружный взрыв хохота, послышались оживлённые возгласы, а затем, покрывая все остальные звуки, загремел оркестр. Задорная мелодия в быстром ритме закружилась на площади, и танкисты пошли в пляс, впечатывая каблуки в серую брусчатку.
Весеннее солнце плыло над Дорнау. Ровный, аккуратный, с прямыми чистенькими улицами, обсаженными липами и клёнами, город лежал между холмами, будто торт, нарезанный старательной хозяйкой. Впрочем, кое-где на окраинах эта размеренная правильность городского пейзажа была нарушена. Казалось, кто-то раздавил огромным кулаком целые кварталы, превратив их в зловещие развалины, от которых теперь несло гарью и трупным запахом.
Жители города с утра толпились на тротуарах, рассматривая танки и высказывая различные предположения относительно ухода советской части.
Это событие обсуждалось не только немцами. Танкисты, прохаживаясь между машинами, нет-нет да и заговаривали о том же. Никто не знал, куда направляется бригада, но тем не менее все готовились к дальнему походу. Приказ был погрузиться на платформы и запастись всем необходимым для длительного переезда. И, как всегда в таких случаях, не только у каждого экипажа, но и у каждого танкиста имелись свои, личные соображения о предстоящем маршруте бригады.
Но не все танкисты отправлялись в путь. Помощник командира бригады по технической части, инструктор политотдела, переводчица штаба и целая рота мотострелкового батальона оставались в Дорнау для работы в комендатуре.
Назначенный два дня назад комендантом города помпотех бригады полковник Чайка хорошо понимал, что новая его служба будет мало походить на прежнюю.
И всё же он приступил к исполнению своих новых обязанностей с нескрываемым интересом. Ему нравились трудные, большие задачи, над решением которых иной раз приходится поломать голову.
Инструктору политотдела капитану Соколову, наоборот, очень не хотелось оставаться в Дорнау. Теперь уж, конечно, придётся надолго распроститься с мечтой о Москве. Дёрнула же его нелёгкая изучить так хорошо немецкий язык! Вот теперь и оставайся в Германии, надолго забудь свои мечты об академии и живи здесь один, вдали от Любы. Затянувшаяся разлука с женой, пожалуй, огорчала его больше всего. Теперь уже трудно сказать, когда им суждено снова увидеться.
Однако ни на одну минуту капитан не поддался желанию обратиться к командованию с рапортом. Ещё до войны, будучи секретарём райкома комсомола, он привык безоговорочно выполнять самые неожиданные и трудные поручения, постоянно ощущая себя маленьким, но необходимым винтиком огромного, сложного и умного механизма. Комсомол и партия научили его мыслить широко и целеустремлённо, и он отчётливо представлял себе государственную важность порученного ему дела, смысл своего назначения. Даже сейчас, в минуту расставания с товарищами, он уже размышлял о том, как придётся вести себя в новых условиях и за что следует взяться в первую очередь.
Приближался назначенный час. Ещё несколько дружеских слов, снова напутствия, пожелания, крепкие рукопожатия, и вот уже звучит последний приказ командира бригады, отданный в городе Дорнау.
Головной танк круто развернулся на ровной брусчатке и загромыхал вдоль улицы. Одна за другой двинулись и остальные машины.
С балкона комендатуры капитан Соколов долго смотрел на уходящую колонну, провожаемую взглядами столпившихся на тротуарах жителей.
Прошли танки. За ними потянулись грузовики с мотопехотой, машины с бригадным хозяйством. Последней идёт открытая легковая машина командира бригады, который приветливо машет рукой остающимся товарищам. Автомобиль ускоряет ход, и вот уже исчезли, словно растаяли в просторах дальних дорог, боевые машины и боевые друзья. Площадь опустела.
Соколов почувствовал, как на город опустилась давящая, плотная тишина. Будто лежала она на окрестных холмах и ждала лишь той минуты, когда уйдёт бригада, чтобы навалиться на улицы, на дома, на людей, — да такая тяжёлая и гнетущая, что трудно дышать и хочется расстегнуть ворот.
Соколов прислушался. Откуда-то издалека ещё доносится гул танковых моторов… Нет… Это только показалось. Ничто уже не нарушит покоя в тихом городе Дорнау. Даже ветер затих. Даже липы не шелестят своими клейкими, нежнозелеными листьями.
Капитан вернулся в зал. Никого… Только где-то наверху раздаются неторопливые, деловитые шаги. Это, наверно, сержант Кривонос ходит по комнатам верхнего этажа и наводит порядок в хозяйстве роты.
Соколов пришёл в кабинет коменданта. Полковник Чайка сидел за столом и, придерживая левой рукой словарь, читал немецкий справочник по экономике Саксонии. Заметив капитана, полковник отложил книгу и улыбнулся.
— Ну, вот и попрощались, — сказал он, взглянув на грустного Соколова.
Уверенный добродушный тон полковника как-то сразу успокоил капитана.
— Я как-то странно чувствую себя в новой должности, — признался Соколов. — Уж очень резкая перемена…
— Да, — согласился полковник. — Войну мы выиграли, а теперь надо выиграть длительный, прочный мир. В этом смысле нам, капитан, предстоит одержать ещё одну победу…
Он встал и, прохаживаясь по комнате, продолжал говорить, словно размышляя вслух:
— Демократическая Германия — это залог мира в Европе, и способствовать её созданию — дело, понятно, нелёгкое. Скоро в нашей зоне оккупации возникнут различные партии, всевозможные культурные и профессиональные организации, появятся газеты.
Полковник остановился перед Соколовым и посмотрел в его чёрные глаза.
— Действовать будем сообща, — продолжал он, — но политическая работа среди населения поручается именно вам.
Полковник снова зашагал по кабинету, продолжая делиться с капитаном своими мыслями:
— Задача перед нами поставлена, как видите, трудная и почётная. Справимся — честь нам и слава! Не сумеем выполнить дело, которое нам сейчас доверили, — значит, и офицерами Советской Армии недостойны называться. Некоторые мыслят так: офицер — это только воин. Но советский офицер, офицер Вооружённых Сил Советского Союза, — это, прежде всего, носитель самых передовых идей нашего времени.
Полковник умолк. Соколов, который имел только самое общее представление о характере своей будущей деятельности, подумал, что ему, пожалуй, придётся здесь даже потруднее, чем он предполагал. И снова его охватила печаль, вызванная прощанием с товарищами. Далека, ох, как далека отсюда Родина!..
Словно догадавшись о мыслях Соколова, полковник не спеша подошёл к радиоприёмнику и включил его. Спокойный низкий голос московского диктора, тот самый голос, к которому все эти годы с таким волнением прислушивались советские люди, наполнил комнату. Молча внимали ему офицеры.