Борис подсунул Вале листочек с «Рассказом нянечки». Валя прочитал и засмеялся. Потом началось объяснение нового материала. Борис, подперев голову рукой, стал слушать. Валя беспокойно вертелся рядом, и когда кончился урок, он сказал Борису:
— Знаешь, я сейчас тоже заметку придумал! Завтра принесу.
На следующий день Валя принес не одну, а две заметки, одну даже в стихах — «Слово о побоище», длинное повествование в былинном стиле о подвигах Васи Трошкина. Другая заметка была в прозе и называлась «Бупс».
«…Учитель раскрыл журнал и взял ручку.
— Докладывать по этому вопросу будет… — Все затаили дыхание. Учитель обводит взглядом притихший класс, выбирая жертву. — Ну, хотя бы Томызин.
У всех вырывается вздох облегчения. Томызин торопливо роется в портфеле, доставая дневник.
— Ага, Бупс, попался!
— Бупс, подсказать?
— Ничего, Бупс, не робей!
«Бупс»… Что означает это странное, даже не слово а буквосочетание? Почему Томызин, наш товарищ, прозывается «Бупсом»? И почему он сам откликается на это буквосочетание? И как вообще у нас могут существовать такие прозвища — «Бупс», «Зябр», «Вирус»?.. Не унижает ли это наше человеческое достоинство?»
Заметки, которые принес Валя Баталин, понравились Борису больше, чем его собственная. Со своим «Рассказом нянечки» он хотел было подождать, пока не очень торопливый Витя Уваров соберется выпустить очередной номер «Голоса класса». Но заметки Вали Баталина меняли дело. А почему, собственно, нужно ждать? В голове мелькнула вдруг неожиданная мысль:
— А знаешь что? Давай свою газету выпустим!
— Как это свою?
— Твою и мою.
— А можно?
Борис сам не знал, можно это или нельзя. Когда он спросил об этом отца, тот в свою очередь задал вопрос:
— А как Полина Антоновна? Ей-то вы говорили?
— Нет.
— Как же так?.. Что это за анархисты такие выискались?
Федор Петрович все больше вникал в жизнь класса, в жизнь школы. В начале года он был даже избран председателем родительского комитета. Новую затею ребят он не пропустил мимо ушей, отнесся к ней с интересом, но и с настороженностью: «Горячие головы! Им море по колено!»
А в горячих головах действительно уже зрела аналогия с добролюбовским «Свистком» и рисовались головокружительные дела, которые можно было вершить при помощи новой газеты. Одно только их беспокоило, что никто им не разрешит иметь свою газету.
Борис с Валей Баталиным остались после уроков и, дождавшись, когда Полина Антоновна освободится от всех дел, рассказали ей о своей затее. Говорил, конечно, Борис. Валя краснел и улыбался, но в общем-то выступали они вместе.
Полина Антоновна прочитала заметки, подумала, посмотрела на ребят, еще подумала и сказала:
— Ну что ж! Делайте!
Обрадованные ребята сговорились сегодня же вечером оформить газету, чтобы завтра и вывесить.
— Ты приходи ко мне, — предложил Валя. — У меня лист ватмана есть, сразу и напишем.
За этим занятием и застал их Игорь Воронов. Он болел, три дня не приходил в школу и теперь зашел к Вале Баталину — узнать об уроках. Приход Игоря смутил новоявленных редакторов: они хотели сделать все тайно, и вдруг их тайна с самого начала была раскрыта.
— А ну, дайте-ка листок бумаги! — сказал Игорь и, достав из кармана карандаш, стал рисовать.
И вот на листе постепенно проступали знакомые черты: прическа ежиком, сморщенный в гармошку лоб, задиристый нос и громадный, по-карикатурному увеличенный кулак — Вася Трошкин! Иллюстрация к Валиному «Слову о побоище».
— Вот спасибо-то! Да ты художник! — обрадовался Борис. — Можно приклеить?
— А чего ж? Приклеивай!
Через несколько минут появилась другая карикатура: «Куда, куда вы удалились?» — Юра Усов и Юра Урусов сидят на задней парте и мирно беседуют во время урока.
— Вот это да! Смотри! Настоящая газета получается! — радовался Борис.
— Газета как газета, — соглашался Валя Баталин. — А как назовем?
Спорили долго. Каждый старался что-то придумать, но то, что придумывал, не нравилось остальным, и газета оставалась без названия. А какая же газета без названия?
— Название должно быть, как и газета, ироническое, со смыслом, — говорил Игорь.
Не найдя названия со смыслом, заговорили о школьных делах — о кружке танцев, об учителе психологии, о том, как Сухоручко вертится перед зеркалом. Борис шутя употребил при этом выражение, которое ему очень понравилось при изучении в прошлом году биографии Лобачевского: великий математик получил от мракобеса Магницкого выговор «за дерзкое поведение перед зерцалом».
— А вот и заглавие! Зерцало! — воскликнул Игорь, и всех почему-то привлекло это чудно́е, старинное слово.
Так появилось «Зерцало», а вместе с тем и его третий редактор — Игорь Воронов.
Оставалось вывесить газету, — обязательно тайком, чтобы никто не видел. Это всем казалось почему-то необычайно важным.
Борис забрался в класс за полчаса до занятий, повесил на стене газету, потом поспешил уйти и вошел в класс вместе со всеми ребятами.
Впечатление от газеты было так списано в следующем номере:
«Первый номер «Зерцала» был встречен с большим интересом. У газеты образовалась толпа, и Сухоручко, успевший занять место впереди, с большим подъемом прочитал вслух «Рассказ нянечки» и, точно речь шла не о нем самом, смеялся.
Вася Трошкин тоже был чрезвычайно доволен, что его кипучая деятельность на переменах так правильно и живо отражена в «Слове о побоище». Он очень гордится тем, что его отметили в газете, хотя по его мнению, стихотворцу все-таки нужно дать в лоб.
Два Юрки, читая статью «Бупс», с удивлением заметили, что каждый раз, когда вызывают Томызина, они бросают как раз те самые реплики, которые приведены в статье, правда, с некоторыми изменениями. Они, например, говорят: «Ага, Бупс, попух!» — а не «попался», как написано в заметке. Вместо «не робей» они говорят «не труха́й» и т. д.
Но мы каемся, что никак не можем идти ни в какое сравнение с этими товарищами в знании русского языка и потому заменили столь милые их уху сочные словечки самыми простыми и общеупотребительными, в чем очень перед ними извиняемся.
Саша Прудкин, прочитав газету, заявил, что все бы ничего, да содрали у кого-то заглавие. Но мы и на это не обижаемся. Нам известно кое-что о том, как Прудкин готовит уроки, и… что сделаешь, если человек на свой аршин всех мерит?
— Ну что такое? — глубокомысленно пожал плечами Витя Уваров. — Зубоскальство какое-то! Безыдейщина и никакой серьезности!
Говорят, он думает перещеголять нашу газету юмористическим выпуском «Голоса класса». Но вот мы уже выпускаем второй номер, а «Голос класса» еще не появляется. Праздника ждут!»
Когда был готов второй номер «Зерцала», Полина Антоновна пошла к директору.
— В моем классе, Алексей Дмитриевич, наметилось очень интересное явление.
Она рассказала директору историю появления «Зерцала».
— Первый номер я им разрешила на свой риск и страх. Мне казалось, что на этом все кончится. Просто так — забава!.. А теперь вижу — нет. Намечается что-то хорошее!
Полина Антоновна замолчала, ожидая, что скажет директор и как оценит этот ее довольно необычный опыт. Но директор молчал, выстукивая пальцами по столу.
— В то же время создается несколько фальшивое положение, — не зная, как понять молчание директора, продолжала Полина Антоновна. — Выходит газета, неизвестно кем выпускаемая… Ребята до сих пер ведь не знают редакторов!
— Д-да-а!.. А попробуем осмыслить это явление! — в глазах директора заблестели знакомые искорки. — Стенгазета у нас стала традицией. А у традиций есть свои плюсы и свои минусы. Они закрепляют достигнутое и в то же время… в то же время они могут мешать новому. В них форма может взять верх над содержанием. Согласны вы с этим? Так это получилось и у вас с «Голосом класса». Да и не только у вас. Форма! Нужно выпустить газету, а души живой нет, страсти нет! Гнева нет! А без страсти какая газета? И если у вас появилась «Могучая кучка»… Не знаю, смотрите сами! Хорошая инициатива подобна искре, и глушить ее грех. Ведь как, по-вашему, хорошо получается?