180

Терапевтический процесс в группе I вышел на заклю­чительный этап с того момента, когда госпожа Мюллер сообщила, что она уволилась с работы и планирует через три месяца уехать за границу. Уравновешенный господин Пашке, который прежде олицетворял совесть группы, а теперь — критические функции это, спокойно прокомментировал ее слова: «Я думал о том, что когда-нибудь все это обязательно закончится». Госпожа Фер­стер и господин Момберг поначалу отнеслись к происхо­дящему амбивалентно. Господин Гартлауб, страдавший заиканием, выразил озабоченность по поводу того, что его сын тоже заикается. Госпожа Шлее расплакалась и принялась жаловаться на своего мужа, который хотел приобрести новый автомобиль и совершенно не интере­совался ее состоянием.

На первое упоминание о предстоящем окончании терапии пациенты отреагировали по-разному. Реакция каждого участника группы соответствовала достигну­тому им уровню развития терапевтического процесса. Примером этого может служить сто девяносто второй сеанс. В начале сеанса господин Момберг рассказал о воскресном пикнике с госпожой Ферстер, которая составила ему прекрасную компанию, а также о том, что ищет себе спутницу жизни. Другие пациенты также поведали о событиях, которые доставили им радость и удовольствие. Во время этой беседы госпожа Мюллер проявляла беспокойство и вдруг воскликнула: «Прекра­тите!» Она полагала, что истории, которые рассказы­вают пациенты, не имеют никакого значения. Недавно госпожа Мюллер присутствовала на заседании проф­союзного комитета фирмы, в которой она работала. На повестке дня стоял вопрос выборов правления комитета. Было очевидно, что все присутствующие боятся адми­нистрации фирмы, которая открыто проигнорировала

181

заседание. Ни один представитель администрации, кроме директора фирмы, не появился на собрании. Это произвело на госпожу Мюллер гнетущее впечатление. Выслушав ее рассказ, господин Пашке сказал, что появ­ление директора напоминает ему визит парламентера с вражеской стороны. Госпожа Шлее добавила: «Эти люди просто глупы. Они хотят только есть и пить. Им нет дела до того, что происходит вокруг». Помолчав, госпожа Мюллер со вздохом произнесла: «Хотелось бы поменьше забот и побольше времени». Я интерпрети­ровал ее слова следующим образом: она ищет замену группе, но натыкается на непонимание со стороны окру­жающих и испытывает горечь, понимая, что каждый человек заботится только о себе. Выслушав мою интер­претацию, госпожа Мюллер сказала: «Да, я почувство­вала, что никто не поддерживает меня в стремлении рас­ширить полномочия нашего комитета». Госпожа Шлее промолвила: «Тем не менее жизнь продолжается и надо надеяться на лучшее». Госпожа Мюллер воскликнула: «Нет! Надо кричать, кричать, кричать!» Воспользовав­шись паузой, которая последовала за темпераментной репликой госпожи Мюллер, я поинтересовался у паци­ентов, как они относятся ко мне и в какой помощи они в данный момент нуждаются. Госпожа Шлее ответила: «По Вашему сочувствию видно, что Вы не капиталист». Господин Пашке сказал: «Если у человека своя маленькая фирма, то он сам себе хозяин, а на большом пред­приятии он незащищен». Госпожа Мюллер произнесла: «Мы добились бы многого, если бы у нас было в рас­поряжении еще года четыре. На все хорошее нужно время». Последовала напряженная пауза, которую пре­рвала журналистка, госпожа Ферстер: «Я уже устала от подобных забот. С меня довольно. Я хочу просто жить». Господин Гартлауб сказал: «Я — эгоист. Я боюсь

182

близких отношений и привык думать только о себе. Поэтому я не удивляюсь тому, что не добился значи­тельных успехов в лечении». Госпожа Ферстер заме­тила: «Я добилась успехов, потому что перестала себя терзать». Госпожа Мюллер сказала: «Пожалуй, я еще раз попытаюсь выступить в комитете при поддержке коллектива».

Поведение пациентов на следующем сеансе свиде­тельствовало о том, что они уже готовы спокойно рас­статься с госпожой Мюллер. Госпожа Ферстер подвела итог обсуждения, высказав уверенность в том, что проб­лемы будут решены, если каждый из присутствующих приложит для этого все усилия на заключительном этапе терапии. Госпожа Шлее проявила особую заинте­ресованность в продолжении терапии. Несмотря на то, что госпоже Шлее предоставили на предприятии долго­жданный оплачиваемый отпуск, она не хотела пропус­кать ни одного сеанса и выбрала для отдыха курорт неподалеку от Штутгарта. Стремясь удовлетворить пожелания пациентов, я предложил в преддверии окон­чания терапии устраивать групповые сеансы не один, а два раза в неделю. Участники группы сразу же согла­сились. В течение последующих трех месяцев никто не покинул группу. Эффективность сеансов была чрезвы­чайно высока. Сопротивление пошло на убыль, и паци­енты смогли поделиться со всеми воспоминаниями, кото­рые долгие годы оставались вытесненными за порог сознания. Если на начальном этапе терапии участники группы чувствовали себя неуверенно, то теперь они ощущали уверенность в собственных силах и свое пре­восходство над психоаналитиком. Они уже не спешили рассказывать мне обо всем, что их тревожило. Некото­рые пациенты самостоятельно интерпретировали выска­зывания и поведение других участников группы. Они

183

уже почти не нуждались в помощи психоаналитика. Дистанция между пациентами и руководителем посте­пенно уменьшилась, о чем свидетельствовало, в част­ности, открытое обсуждение счетов, которые участники группы направляли в больничную кассу, а также то, что пациенты не нуждались больше в моей помощи при заполнении формуляров. Оказавшись на курорте, гос­пожа Шлее наконец избавилась от мужа, познакомил лась с другим мужчиной и смогла испытать оргазм, на отсутствие которого она прежде жаловалась. Надо отме­тить, что на заключительном этапе терапии пациенты обсуждали сексуальные темы с большей свободой и живостью, чем на первых сеансах. В беседах участ­ники группы затрагивали даже те вопросы, которых прежде избегали, полагая, что речь идет о перверсиях. Так, поначалу мужчин насторожили недвусмысленные намеки некоторых женщин на то, что они часто испыты­вают желание ласкать мужской член, однако постепенно мужчины успокоились и признались, что тоже испыты­вают сексуальные желания, которые никогда не реша­лись удовлетворить.

Порой пациенты испытывали печаль, думая о пред­стоящей разлуке с руководителем и другими участни­ками, и старались заранее подготовиться к этому собы­тию, которое напоминало им смерть группы. Когда однажды пациенты, подводя итоги терапии, упрекнули меня в том, что на первых сеансах я вел себя холодно и отстраненно, к разговору неожиданно подключился господин Гартлауб, который страдал заиканием и редко участвовал в беседах. Впервые он смог открыто сказать, что на всем протяжении терапии он чувствовал, как пси­хоаналитик подавляет его волю, словно отец, однако не решался заявить о своих правах, опасаясь, что в таком случае руководитель может отказаться от его лечения.

184

Речь господина Гартлауба постоянно прерывал кашель, который свидетельствовал о том, что его бессознатель­ное сопротивление сломлено. На последнем, двести пятом сеансе обострились давние противоречия между мужчинами и женщинами, однако теперь пациенты были более терпимы и склонны к примирению¹³. По отношению ко мне пациенты испытывали смешанные чувства. С одной стороны, они были готовы упрекнуть меня за то, что я заканчиваю терапию, а с другой сто­роны, были признательны мне за достигнутые резуль­таты. Высказывания пациентов свидетельствовали о том, что их воображением овладел образ умирающий группы. Если представить себе, что группа — это творение пси­хоаналитика, который, подобно режиссеру ^и, выбирает пациентов, проводит сеансы и способен вдохнуть жизнь в терапевтический коллектив, то чувства участников группы покажутся вполне естественными. Наступила минута расставания. После многолетнего общения паци­ентам предстояло проститься, чтобы самостоятельно продолжить свой путь.

Я тоже испытывал печаль, расставаясь с этой груп­пой, однако вместе с тем меня переполняла радость от достигнутого успеха — чувство, знакомое родителям, которые отпускают из дома повзрослевшего ребенка.