— Выньте у него из карманов бумаги! — тихо проговорил командир.

Лес загудел от топота десятков ног. Трещали сучья, раздавались выкрики. Горстка разведчиков стала отходить.

В назначенном месте их уже ждали те двое, которые пытались проникнуть в лагерь. Они выяснили все, что требовалось. Надо было быстро уходить: немцы шли по пятам.

Разведчики петляли меж деревьев, как зайцы. Очереди немецких автоматов прочесывали лес. Вдруг Штефан Гуцко схватился за ветку и упал лицом вниз. Корчась от боли, он хрипел, и снег под ним окрашивался кровью.

— Штефан, дорогой, потерпи!

Командир взвалил его на плечи и, низко наклонившись, спотыкаясь, побрел по снегу.

— Я их задержу, бегите! — крикнул запыхавшийся ефрейтор Черный.

Этот парень был гибкий как пружина и самый быстрый из всего взвода. Метнувшись в сторону, он бросил гранату, чтобы привлечь к себе внимание. Преследователи кинулись за ним, стреляя из автоматов. Ефрейтор Черный помчался через луг. Группа немцев бежала за ним. Они все приближались, потом дали очередь ему по ногам, видно хотели взять живьем. Пули подняли фонтаны снега. Черному вдруг пришло в голову притвориться мертвым. Он вскрикнул, раскинул руки и упал навзничь, повернув лицо в ту сторону, откуда бежали враги. Черный считал тени, а правой рукой потихоньку поднимал автомат. Один, два, три… семь.

Он нажал спуск. Оружие задергалось в его руке, и немцы начали падать как подкошенные. Черный вскочил, дал еще одну очередь и помчался к Соколову…

Сначала их увидел наблюдатель, спрятавшийся в кроне огромной кривой сосны, ветки которой поднимались выше почерневшей и поржавевшей крыши школы. В ствол сосны были вбиты скобы, служившие ступеньками. Наблюдатель стоял на дощатой площадке, держась за ветку и прижимая к глазам артиллерийский бинокль.

— Танки! — закричал вдруг он, и его надтреснутый, взволнованный голос донесся до самых окопов внизу, на берегу. Ритмичный стук лопат и заступов разом стих. Бойцы и сельчане побросали свои орудия труда, выскочили из окопов и замелькали перед брустверами, взволнованно вытягивая шеи.

Из дверей школы выбежал надпоручик Янко, без фуражки, в расстегнутом кителе, и посмотрел на верхушку сосны.

— Где ты их видишь?

— Там, вон там, пан надпоручик.

Боец энергично указывал рукой на юго-запад. В том направлении на горизонте поднимались серые клубы дыма. Танки медленно друг за дружкой спускались по склону в долину. Ветер доносил слабый, едва слышный рокот моторов.

— Они направляются к дороге, — решил надпоручик и, посчитав облачка дыма, повернулся к Галузе, который вышел вслед за ним: — Доложи в батальон: двенадцать танков в колонне. Идут на Тимченки.

Галуза вихрем влетел в помещение.

— Батальон! — крикнул он девушке, которая в углу за столом обслуживала три зеленых ящичка полевых телефонов. — Живо, батальон!

Девушка быстро начала вращать ручку. Галуза выхватил у нее из руки трубку.

— Я — Шестьдесят третий, Шестьдесят третий… вызываю Двадцать второго… На нас идут танки!..

Сквозь открытую дверь было слышно, как надпоручик твердым голосом подает отрывистые команды:

— Боевая тревога! Красную ракету! Стреляй красную!

Возле самого здания прозвучал выстрел и засвистела летящая ракета.

— Есть! — крикнул Галуза и резко положил трубку. Поймав испуганный взгляд белокурой телефонистки, он выскочил из помещения, по дороге сорвав с гвоздя на стене автомат.

Янко стоял возле школы, не спуская глаз с приближавшихся танков. Они сползали к дороге, как большие черепахи.

— Что такое? — отмахнулся Янко от ординарца, который подбежал к нему с полушубком и настойчиво предлагал надеть его. Потом ординарец подал Янко ушанку и портупею с пистолетом. — Что батальон? — крикнул Янко, завидев Галузу.

— Ничего. Там знают о них. Нам приказано стрелять только в том случае, если они проникнут на наш берег. Ими займется Новиков.

Янко проговорил, рассеянно пристегивая кобуру:

— Пока что они идут как на параде…

— Я сбегаю погляжу, как там у Новикова, — предложил Галуза.

Батарея 76-миллиметровых орудий отряда капитана Новикова разместилась правее от школы, примерно в 150 метрах, на опушке леса. Четыре орудия были расположены в шахматном порядке на расстоянии 20 метров друг от друга в полукруглых мелких окопах. Артиллеристы, сгорбившись, стояли на коленях за щитами. Наводчики, не отрывая глаз от резиновых оправ прицельных устройств, лихорадочно крутили рычажки наводки. Длинные стволы с воронками дульных тормозов медленно поворачивались вслед за целью. Ящики со снарядами были открыты, и подносчики уже держали снаряды в руках.

Черные гремящие коробки танков погрузились в лощину, но через минуту опять выползли оттуда. Окутанные вечерним туманом, они переправились через дорогу, ведущую из Мерефы в Соколове, и, покачиваясь среди низких тополей, двинулись по дороге на Тимченки. «Там держит оборону рота капитана Чуканова, — вспомнил Галуза, спешно направляясь по мокрому, тающему снегу к батарее. — Может, они не пустят их через мост?..» У него мороз пробежал по коже, когда он представил себе, что немецкие танки вот-вот окажутся здесь.

Обычно веселый, сейчас капитан Новиков, с покрасневшим лицом, стоял прислонившись к желто-красному стволу сосны. В руке он держал цигарку, зажженным концом обращенную к ладони, и, жадно затягиваясь, сосредоточенно следил за танками. Время от времени левой рукой он поднимал к глазам бинокль, висевший у него на шее на тонком ремешке.

На позициях миргородской обороны все затихло. Солдаты с волнением следили за танками, которые были уже в сотне метров от моста. Из выхлопных труб вылетали черные клубы дыма. Гусеницы взметали снег. Если они пройдут…

Галуза остановился и затаил дыхание. И тут вдруг посреди моста мелькнула ослепительная вспышка. Десятиметровый мост, разваливаясь на части, взлетел на воздух. В облаках дыма дождем посыпались переломанные бревна и брусья.

— Молодцы! — крикнул капитан, улыбаясь во весь рот. Потом загасил окурок и поднял руку: — По танкам… противотанковым!..

За щитами орудий замелькали руки, загремели затворы, сверкнули желтые гильзы, а потом спины артиллеристов вновь стали неподвижными.

— Дальность два… — Капитан чуточку выждал, пока наводчики поставят дальность. — Из четырех орудий — беглый огонь!

Четыре выстрела грянули почти одновременно. Орудия подскочили. Из открытых затворов, звякнув, вылетели горячие гильзы. Из рук в руки переходили новые снаряды, лязгали затворы, пушки рявкали, изрыгая огонь…

Галуза, закрыв уши руками в варежках, восхищенно наблюдал за стрельбой.

— Горит! — вырвалось у него, когда он заметил, что из головного танка повалил жирный, черный дым.

— Горит! — эхом откликнулись окопы. На закопченных и потных лицах артиллеристов засверкали белозубые улыбки. Довольные, артиллеристы хлопали друг друга по спинам.

Колонна танков повернула назад. Командирский танк, окутанный дымом, лизали языки пламени. Галуза радостно обнимал Новикова.

Это было 7 марта, под вечер.

В Соколове на командном пункте первой роты, разместившемся в домишке возле церкви, утром 8 марта окна еще были завешены одеялами. Вокруг стола, склонившись над картой, расчерченной цветными карандашами и освещенной мутным, колеблющимся пламенем керосиновой лампы, собрались надпоручик Ярош, надпоручик Ломский, надпоручик Седлачек, подпоручик Сохор и медик с университетским образованием подпоручик Армии Шеер. Исхудалые щеки их ввалились, будто они разом постарели на десять лет.

Сквозь открытую дверь из соседней комнаты до них доносился разговор связных. Слышались шаги, жужжание полевого телефона.

— Это означает, — объяснял Ярош, сильно наклонившись вперед и поставив ногу, на перекладину стула, — что мы можем ждать их уже сегодня. Отсюда… или вот отсюда. — Синим карандашом он начертил на карте длинные стрелы и продолжал: — Откуда бы они ни пришли, мы попробуем остановить их перед окопами. Если не выйдет, будем с боем отходить-к церкви. Понятно? Это центр обороны. Мы сделаем из нее крепость, как билютинцы в Тарановке…