— Срубил лес, продал скот, зерно отвез на рынок в Ленинград и спрятался от колхозов в город. Построил в Нымме дом и из осторожности записал его на твое имя.

Реэт молчала. Впервые в жизни она не знала, как обращаться со своим мужем.

— На каком основании он получает пенсию?

Теперь вспылила Реэт.

— Моя анкета чиста — дядя чужой человек и в счет не идет. Твоей анкеты я не запачкаю. А вот твоя военная жена — прихвостень врагов народа.

Пораженный Лапетеус потерял дар речи.

— Я все знаю, — всхлипывала Реэт. — Вы жили вместе три года, и все ожидали, что вы поженитесь. Ты мне об этом и слова не сказал. Подлый человек! Теперь и я недостаточно хороша для тебя! Карьерист!

К утру они, правда, помирились, но Лапетеус понял, что их сожительство не будет таким, на какое он надеялся. Не поторопился ли он вообще с женитьбой? Нет Реэт умная женщина, она знает, где как вести себя, старался успокоиться Лапетеус. Но кто ей рассказал? Виктор? Едва ли. А если она просто заставила Виктора проболтаться? Реэт умеет расспрашивать с невинным видом, а потом связывает отдельные факты в одно целое. Когда она успела? Лапетеус вспомнил, что Хаавик рассказывал ему о разговоре Хельви и Пыдруса в кафе, и подозрение показалось правдоподобным. Ладно, рассуждал он дальше, Виктор мог черт знает что наболтать обо мне. Но откуда Реэт взяла, что я не женился на Хельви потому, что опасался испортить свою карьеру? Если на это намекнул Хаавик, тогда он подлец. А если Реэт сама думает обо мне так?

Лапетеус заверял себя, что он вообще не бросал Хельви. Их отношения прекратились хорошо и естественно, как это нередко случается в жизни. И тут же ощутил, что это неправда. «Почему я… отошел от Хельви?» Этот неожиданно возникший вопрос удручающе подействовал на Лапетеуса. Он заставил себя думать о других вещах.

Карьерист!

Разве карьерист трудится дни и ночи напролет?! Разве для карьериста самое главное работа?!

Это Хаавик — карьерист. Человек, пользующийся конъюнктурой. Сплетничая и бросаясь громкими словами, он пробивается в редакторское кресло.

На следующий вечер, вернувшись с работы, Лапете ус не надел обручального кольца.

И с дядей Реэт решил больше не общаться. Пу^сть старик копошится в комнатушке рядом с кухней, но соприкасаться с этим кулацким отродьем, как с членом семьи, — нет! Он все же ответственный работник, и если принципиальность называют карьеризмом, пусть…

Как-то Лапетеус встретил в коридоре облисполкома Оскара Пыдруса. В первый момент мелькнуло подозрение, уж не на прием ли к нему пришел Пыдрус. «Для него я ничего не могу сделать», — подумал Лапетеус, холодно приветствуя Пыдруса. Но выяснилось, что Пыдрус ожидал заведующего отделом народного образования. Лапетеус облегченно вздохнул. Для приличия он о чем-то поговорил и, торопливо уходя, сказал, что, если позволит время и будет желание, Пыдрус мог бы как-нибудь зайти к нему.

— Моя комната на следующем этаже, — закончил он разговор. — До свидания. Я сейчас уезжаю.

Через несколько дней к Лапетеусу действительно пришел один из его военных товарищей — Антс Паювийдик. Он остановился на пороге и спросил:

— Разрешите войти?

Лапетеус просматривал проект решения. Он сидел, склонившись над разложенными на столе бумагами. Первая мысль, которая возникла при звуке чужого голоса, оказалась раздраженным вопросом: где технический секретарь, что люди без доклада лезут в кабинет?

Потом он поднял голову и узнал Паювийдика.

— Входите, входите, — официальным тоном заявил он. Тут же вспомнил, что раньше они были на «ты», и торопливо добавил — Чего дурака валяешь, заходи смелее.

Похоже было, что Паювийдик смешался.

От этого или от чего иного, но настроение Лапетеуса приподнялось. Он вышел из-за громоздкого стола, крепко пожал Паювийдику руку и усадил гостя в массивное кожаное кресло — одно из двух, которые стояли друг против друга перед письменным столом. При этом он ощутил удовлетворение тем, что у него просторный, обставленный новой мебелью кабинет и что Паювийдик, мягко говоря, несколько смешался.

— Вот это командный пункт! — оглядываясь, удивился тот.

Лапетеус открыл пачку «Казбека» и предложил гостю:

— Закурим.

Покачав головой, Паювийдик сказал:

— Ради такого кабинета стоило воевать.

Лапетеус сделал вид, что не заметил укола.

— Приятно видеть людей своей роты, — произнес он, опускаясь на широкий стул с полированной спинкой.

— Наверху люстры, внизу ковры, спереди стол что футбольное поле, сзади зеркальный шкаф, — говорил Паювийдик. — У того, кто командует и распоряжается в таком кабинете, должна быть и власть и сила.

— Ты же не льстить пришел, — от слов Лапетеуса повеяло холодом. — Что тебя привело?

Паювийдик изучающе посмотрел на него и в свою очередь спросил:

— Строительные дела тебе подчиняются?

У Лапетеуса возникло сомнение, уж не погорел ли Паювийдик — выражение, когда-то употребленное Паювийдиком, — не пришел ли он теперь со своей последней бедой к нему просить поддержки и заступничества. Сперва Роогас, потом Пыдрус, теперь этот — разве он может всех защитить, всем помочь? А кто за него заступается? Дельный человек сам знает, умеет, сам справляется. И он ответил уже совсем официальным тоном:

— Я действительно занимаюсь вопросами строительства.

— Приходи на нашу стройку.

— Что там случилось? Прижимают?

Паювийдик снова внимательно посмотрел на Лапетеуса. Он словно изучал и оценивал, взвешивал и размышлял.

— Ничего не случилось, — наконец спокойно сказал он. — Я пришел сюда не ради себя. Если ты занимаешься строительными делами, то должен был заметить, какой беспорядок царит на стройках. Вот это-то и выводит из себя. Во-первых, мы не выполняем плана. Все привыкли к этому, а разве можно привыкать к такому положению?

Андрес Лапетеус слушал Паювийдика, и у него отходило от сердца. Припомнилось, что когда-то Паювийдик, кажется, говорил примерно то же самое. Однажды где-то в ресторане. Лапетеус думал о том, что в четыре часа у председателя начинается совещание. Промышленный отдел должен был представить сводный отчет, а он его еще не смотрел.

— Так, так, — заметил он Паювийдику.

Тот продолжал:

— В старое время любой предприниматель обанкротился бы, веди он дела так, как ведут на нашем строительстве. Проекты переделываются по десять раз. Каменщики кладут стены, штукатуры приглаживают их, маляры окрашивают, потом приходят новые люди и прорубают в стенах проемы для дверей, разные дыры и канавки. И опять все начинается сначала. Пропадает материал. Никому нет дела, никто не отвечает. Злость берет. Говоришь с прорабом, с инженерами, выступаешь на собраниях — ничего не помогает. Затыкают тебе рот хитрыми разговорами о показателях, нормах, планах, о пере- и недовыполнениях, о специализации и координации. А порядка — ни малейшего.

— Одну секунду, — прервал его Лапетеус, — Я должен позвонить в промышленный отдел.

Паювийдик умолк.

Лапетеус нажал кнопку, помещенную под краем стола.

— Продолжай, — заметил он Паювийдику. — Я слушаю. Не бойся, что я пропущу твои слова мимо ушей.

— Беспорядками, неряшеством и разгильдяйством пользуются различные комбинаторы и рвачи. Воруют страшным образом. Одну машину кирпича или цемента на стройку, другая катится куда-нибудь на окраину города во двор индивидуального застройщика. Спекулируют всем — цинковыми трубами, электропроводами, краской, унитазами, стеклом, кирпичом, цементом, известью. Неужели мы воевали для того, чтобы всякие махинаторы и спекулянты возводили себе дворцы?

В дверях появилась молодая крашеная блондинка.

— Соедините меня с Коориком, — приказал Лапетеус.

Паювийдик смотрел на них.

— Государство содействует возведению индивидуальных жилищ, — теперь Лапетеус обратился к Паювийдику.

— Я говорю не о честных людях, которых нужда заставляет строить, а о жуликах, — возразил тот.