Изменить стиль страницы

Остался только кот. Сполоснув чашки и тщательно вымыв лоток, я положил их отдельно в полиэтиленовые пакеты и загрузил в старый рюкзак, с которым ходил раньше — до того, как стал помощником генерального директора, и пришлось беспокоиться о «приличном» внешнем виде.

Рюкзак был вместительный: и матрасик-лежак влез, и запас корма, и наполнитель для кошачьего туалета. Руки остались свободными: как раз для спортивной сумки с вшитой сеткой. «Это Зинаида когда-то сделала», — вспомнил я. Ну, да: нужно было везти найдёныша к ветеринару, а переноски у меня не было. И мы решили обойтись так. Я нашёл толстую иголку, нитки покрепче и кусок сетки. Моя возлюбленная старательно перешивала сумку, пока я сидел с задремавшим котиком на коленях…

«Переноску точно оставлю там. И рюкзак, наверное».

Почуяв неладное, Изя напрягся, вздыбив шерсть на загривке. В сумке его возили к ветеринару, а это не самые приятные воспоминания!

— Иди сюда, дуралей, — позвал я, и, не дожидаясь, пока он послушается, схватил кота за шиворот, ловко засунул в самодельную переноску и быстро застегнул молнию.

На глазах у меня вдруг навернулись слёзы. Надо было как-нибудь попрощаться, обнять его, что ли, но я боялся, что совсем расплывусь. «Ему там будет хорошо, — уговаривал я себя, пока нёс сумку, прижав к груди. — Его там будут любить. О нём там будут заботиться. У него появятся друзья. Он больше не будет скучать весь день, пока я на работе…»

Одной мысли у меня точно не было: «Мне его будут не хватать». Почему-то я был однозначно уверен, что моя судьба уже решена. После того, как у Изи появится новый дом, можно будет не волноваться о нём, а обо мне вообще не нужно думать.

— Мама, смотри, котик!

В метро мне удалось присесть, и сумку я поставил на колени. Изя прижался носом к сетке и жалобно мяукнул.

«Прости, друг, — подумал я. — Так надо».

Изя тяжело вздохнул, как будто услышал мои мысли, и дальше уже молчал: до самой Таниной квартиры, которая должна была стать его новым домом — навсегда…

— Тихо, тихо, давай отойдём, — предложила Таня, когда мы поставили переноску в центр комнаты и расстегнули молнию. — Хочешь — присядь на тумбочку.

«Если я присяду, то точно усну», — устало подумал я, наблюдая, как Изя высовывает нос из сумки, а потом — вылезает, осторожно переставляя лапы. Первым к нему подошёл белый кот.

— Пельмень, — шёпотом пояснила Таня. — Он очень добрый. А что с ним было, когда его нашли!..

Изя и Пельмень начали обнюхиваться. И вот белый котик окончательно расслабился — и принялся вылизывать Изе голову. Тот терпеливо сносил ласки нового друга. А сверху за нами продолжала следить полосатая скромница.

— Если Пельмень принял, то всё хорошо, — сказала Таня. — Ужинать не хочешь?

— Я лучше пойду, — засобирался я.

— Что, даже не попрощаешься? Он будет скучать по тебе!

Я подошёл к котам, опустился на колени.

— Ну, пока, Израиль Соломонович, — сказал я, стараясь, чтобы голос не задрожал. — Веди уж тут себя хорошо, не посрами меня!

Изя посмотрел на меня жёлтыми глазищами, как будто всё понимал — даже то, что я не мог произнести вслух. А я подумал о пустой квартире, где уже никто не ждёт, и до того стало горько, что я чуть ли не бегом собрался — и выскочил из квартиры. Уже в лифте позволил слезам вытечь.

Я остался совершенно один, и это было правильно, тем более, такие обстоятельства, но никакие аргументы не могли унять боль в груди.

— Привет! Это я! Звоню, чтоб сказать: всё прошло хорошо. Изя уже у Тани. Он там всем понравился!

Я набрал заветный номер по дороге из метро. Было совсем темно, и мороз усилился. Я шёл, поскальзываясь, по пустой дорожке сквозь безлюдные дворы, которые начинались после шоссе.

«Приду — сразу спать завалюсь…»

— Хорошо, — ответил телефон. — Я рада за него… И за тебя.

Можно было отключиться, но я не утерпел и признался:

— А знаешь, я тут подумал, что у нас с тобой как в той песне. Помнишь, в той старой? Мы ещё её слушали тогда в кафе. Когда они двое встретились в автобусе…

— В троллейбусе. «Привет», да? Хорошая песня. Очень грустная. Но не про нас, — добавила она, как будто прочитав мои мысли.

— Почему?

— Потому что ты другой — не тот человек, что в песне. В песне он был просто слепой дурак.

— А я — нет?

— Нет. Ты другой, — она помолчала, как будто подбирая слова. — Ты всегда был на полшага в стороне от всех. Всегда был как будто лишний. И ждал своего корабля. Но ты бы никогда не пригласи туда кого-нибудь ещё.

Я хотел возразить: на самом деле место всем бы нашлось! Но она продолжала — и стало уже не до кораблей и песен.

— Ты хороший, Родион. Но ты много не знаешь. Наверное, теперь можно сказать. Я от тебя аборт делала…

Пустые дворы многоэтажек — лишь окна горят. Но можно легко представить, что это декорации, и за этими окнами нет никого. Для меня — нет, а разве не это главное?

— Чего молчишь?

— Я слышу. Я не знаю, что говорить…

— А, понятно. Ну, наверное, ты прав: что тут скажешь?

— А когда? — спросил я через пару минут.

— Тогда. После того, как мы расстались. Как ты сказал, что не хочешь рисковать, когда есть только чувства.

— Если бы я знал!.. — воскликнул я, прижимая к щеке холодную коробочку смартфона. — Но я же не знал!

— А что бы это изменило? — её голос был ровен и спокоен — для неё это были дела давно минувших дней, и вряд ли она что-то чувствовала по этому поводу. — Ты решил, потому что не верил в свои чувства. А если так — были бы не чувства? То есть, не любовь была бы, а ответственность? Ещё лучше… Нет, это я решила. Я имею право.

Спорить с этим я не мог, и вообще — всё давно прошло. Но как же горько было, что я не знал!

— Я не хотел!

— А я тебя не виню. Я сама не ожидала, что так получится. А когда узнала, то решила спросить у тебя. А ты сказал, что не можешь полагаться на чувства. И зачем тогда был нужен этот нежданный ребёнок?

— Зинаида, я бы никогда… Я бы вас…

— Я знаю. Ты бы не бросил. И делал бы всё… Но если ты не мог полагаться на любовь, значит, было бы что-то другое. А мне не нужно что-то другое. Так что… Всё кончено. Не звони мне больше — хорошо? Звони Тане. Или Дане. А мне больше не надо. У нас всё кончено, — и в трубке послышались гудки.

Пи-им! Пи-им! «Какая это нота? — вдруг подумал я. — Фа? Ре? До?»

До моего дома оставалось ещё минут пять, и всё это время я прошел, сжимая телефон в руке. Был бы сильнее — раздавил бы! Был бы андроидом, как Рэй… Был бы, как Рэй…

Завод

В банк я пошёл уже чисто из принципа: на карточке лежала приличная сумма накоплений — зарплата плюс отложенное на чёрный день — и было бы глупо не попытаться снять или хотя бы узнать, что там с моими финансами. С ксерокопией паспорта и справкой из полиции можно было попытаться. «Если что, позвоню старшему лейтенанту Хёгенминову», — решил я, получая талончик в аппарате электронной очереди.

«Перед вами 7 человек, — было написано на талоне. — Планируемое время ожидания: 21 минута». Неизвестно, кто распланировал такой график обслуживания, но и через пять минут очередь лишь удлинилась с конца. Хорошо, хоть мне было некуда спешить!

Я стоял у стеклянной стены, смотрел наружу, на будничную суету и лёд, ярко блестевший под солнцем. Всего неделя прошла. Опять был понедельник — а как будто мир стал другим. Но только для меня…

— Да что ж такое?! — воскликнула одна женщина, когда прошло ещё пять минут — но на табло сменилась лишь одна цифра. — Сколько можно?!

— Приносим глубочайшие извинения! — подала голос администратор зала, которая опекала автомат по работе с карточками. — Часть наших сотрудников была отпущена в очередной отпуск, что совпало с эпидемией гриппа…

— Да меня не волнует, что у вас не так! — перебила её недовольная клиентка. — Мне на работу, понимаете?..

Я рассеянно слушал бессмысленную перебранку — очередь от этого не продвигалась, но надо же как-то развлекаться… Раньше я сам куда-то вечно торопился, экономил секунды — ради чего? Были же у меня какие-то планы. Но теперь я даже толком вспомнить не мог, чего хотел и куда стремился. И вправду становлюсь легче, отказываясь от лишнего!