— В режиссера помещен вечный двигатель?

Феоктистов резко остановился перед нею, наклонил лобастую голову и жалобно проговорил:

— Вам приходится почти все рабочее время проводить за столом? То-то… Разрядка необходима. — Харитон Иванович посмотрел на часы. — Пора. Начнем репетицию. Я займу свое место, — Феоктистов сел, — а вы нам расскажите о Скалистом плато. Представьте, что вы уже в эфире.

Дроздова, слегка запинаясь, повторила текст выступления, выученный наизусть.

Феоктистов слушал, закрыв глаза, кивая, акцентируя логические точки. Когда Дроздова закончила, он сказал:

— Заучено и сухо. Не верю. Информация для телевизионных новостей — и та бывает сочнее. Забудьте о тексте, говорите своими словами, убедите меня, что Скалистое плато — интереснейшее место на земле, интереснее, чем Бермудский треугольник, Камчатка, остров Ява и мавзолей Тадж-махал. Понятно? Вложите душу в свой рассказ. Но не сейчас. Поберегите себя для репетиции в студии и для записи. Пока все! — Феоктистов уткнулся в бумаги…

Когда ведущий передачи предоставил ей слово, Дроздова внутренне была готова к выступлению, но вот на нее покатилось чудовище, именуемое камерой, она стушевалась и невольно; улыбнулась, скрывая свою растерянность. И тут же по внутренней связи услышала:

— Молодец! Улыбка — люкс! Начинайте!

Дроздова рассказала спокойно, может, чуть медленнее, чем она обычно говорит.

После просмотра Феоктистов «со значением» заглянул в ее глаза и заговорщически произнес свистящим шепотом:

— Если с вами поработать как следует, — из вас получится хороший теледиктор. Не желаете?

— Желаю, — кокетливо ответила Дроздова, — но я уже стара для подобной роли. Да и муж у меня ревнив слишком. Он не позволит, чтобы меня ежевечерне рассматривали десятки тысяч людей.

— А жаль, — сокрушенно ответил Феоктистов, — вы достаточно телетабельны.

— Ну и словечко!

— Профессиональное, Елена Владимировна. А вообще… вообще, сюжет о Скалистом плато — самый лучший в нашем журнале, поздравляю.

— Спасибо.

Дроздова спустилась по крутой лестнице в город, пошла на рынок. Здесь она купила фрукты, зелень. На проспекте в специализированном магазине приобрела бутылку «Псоу». Завтра во время передачи они устроят дома пир!

У гостиницы она увидела Васина и Орлова, подошла к ним.

Игорь Иванович, облаченный в мундир, выглядел необычно строгим. На левой стороне его груди играли в лучах солнца орденские планки. Орлов, опершись на трость, поклонился Дроздовой и вместо приветствия пропел: «И думать не додумался, что встречу я тебя…»

— Вы тоже любите эту песню?

— Почему — тоже?

— А вы у Игоря Ивановича спросите. Простите, не смогла прийти на чествование: записывалась на телевидении. Передача завтра.

Васин молчал, покусывая губы. Глаза его, опушенные длинными ресницами (совсем как у девушки, — часто сравнивала Дроздова), смотрели мимо Елены, Дроздова коснулась его плеча:

— Игорь Иванович, ну, миленький, не обижайтесь, не смогла прийти.

Васин вздохнул, сосредоточенно рассматривая свои ногти. Дроздова, чувствуя вину перед ним (сколько раз он напоминал ей о чествовании), смущенно переминалась с ноги на ногу.

Орлов отошел в сторону.

— Я, пожалуй, пойду, — проговорила Дроздова, перебрасывая сумку из руки в руку.

— Ноша не очень тяжела? — наконец Васин разомкнул губы. — Вы ею играете, как пушинкой.

— Своя — не тянет, — Дроздова, приглядевшись к Игорю. Ивановичу, заметила, что он бледнее обычного, под глазами легли темные круги. В бороде поблескивают отдельные сединки. Видно, устал человек.

— Завтра покажут передачу. Мне сказали, что получилось неплохо. Приходите к нам, — вырвалось у Лены, — посмотрим вместе.

— К кому это — к нам? — резко повернулся к ней Васин.

— К Туриевым. Я решила перед отъездом в Москву пожить у них. Вернее, мама Бориса Семеновича попросила помочь ей по хозяйству, она приболела.

Игорь Иванович, прищурившись, внимательно посмотрел на нее, словно видел впервые.

— Вы столь поспешно покинули гостиницу, даже мне не сказали. Представьте мое удивление, спрашиваю у дежурной по этажу, куда вы запропастились, а она отвечает: «Дроздова номер свой сдала». — Васин вытащил из кармана мятую пачку, губами достал сигарету, прикурил, щелкнув изящной зажигалкой.

Дроздова сказала:

— А мне больше нравится, когда вы достаете сигарету из портсигара — элегантно у вас получается.

— Хотел похвастаться перед вами в ресторане, — небрежно ответил Васин, глубоко затягиваясь.

— И забыли продемонстрировать свою элегантность передо мной, — Дроздова поставила сумку на асфальт, — портсигар красивый. Золотой?

— Позолоченный, но сделан хорошо, со вкусом. Может, вам помочь? — Игорь Иванович потянулся за сумкой, взял ее.

— Вы уже помогаете. Тут рядышком, в Хлебном переулке.

— Знаю, — мрачно проговорил Васин и окликнул Орлова.

Солнце зашло за Главный хребет. Небо на западе багровое, тревожное, нависло одним краем над городом. Все порозовело — дома, деревья, столбы. Свечами горели минареты старой мечети. Орлов с нескрываемым восторгом смотрел на все окружающее и восхищенно приговаривал:

— Какая красотища! Завидую вам — все это вы можете видеть ежедневно и совершенно бесплатно! Братики, вы же живете в музее под открытым небом! Посмотрите, посмотрите, даже вода в реке красная. — Орлов подошел к парапету моста, облокотился о него. Васин и Дроздова стали рядом.

— Не будем задерживать Елену Владимировну, — потянул Орлова за руку Васин, — ей, видимо, уже давно надо быть… дома.

Дроздова укоризненно посмотрела на него, поджала губы.

— Не то сказал? Извините. — Васин дурашливо поклонился. Елене Владимировне стало неприятно от этого жеста немолодого уже человека. Она выхватила из его руки сумку со словами:

— Не надо паясничать, Игорь Иванович! В конце концов мне не двадцать, даже не двадцать пять лет, и я вольна устраивать свою жизнь так, как считаю нужным.

— Именно — «устраивать».

— Не ловите меня на слове!

— Братики! — взмолился Орлов. — Давайте не будем ссориться. Вообще-то, Елена Владимировна, вы многое потеряли, не придя на чествование. Весь зал встал, когда Игорю Ивановичу военком республики вручил орден Красного Знамени и зачитал при этом телеграмму от бывшего командира дивизии, ныне генерал-полковника Сибирцева. Телеграмма у меня. Прочитать?

Дроздова кивнула.

Тот, отставив ногу вперед, вытянул руку с узкой полоской бумаги и отчеканил:

«Поздравляю нашего героя гордость нашу с высокой наградой Жду в гости Генерал Сибирцев».

Орлов сложил телеграмму вчетверо, отдал ее Васину:

— Помести в рамку, повесь на самом видном месте в вашем геологическом отделе — пусть все видят, какой ты герой.

— Скажешь тоже, — смутился Васин, — сейчас для меня гораздо важнее то, что Елена Владимировна обиделась. Верните сумку, — Игорь Иванович протянул руку, — и забудем эту ссору. Договорились? Нам ведь работать и работать вместе. Надеюсь, теперь препятствий относительно Скалистого плато не будет.

— В будущем году начнем, — согласилась Дроздова, — а вы, — оживилась она, — посвятите в наши планы генерала Сибирцева. Его слово многое может для нас значить.

Васин широко улыбнулся (наконец-то!) и, меняя тембр голоса, пробасил:

— На протекцию надеетесь? Не очень-то хорошо, матушка!

Орлов воскликнул:

— Ну и артист! Точь-в-точь скопировал генерала! Его интонации! Помнишь его хорошо?

— Еще бы! Высокий, густобровый, слегка припадает на левую ногу — ранен был в гражданскую, курит трубку.

— Уже не курит — бросил. Когда поедем к нему в гости?

— Во время моего отпуска. — Васин обратился к Дроздовой: — Думаю махнуть в столицу.

— А я еду в Москву дня через три.

Они остановились у дома Туриевых. Уже стемнело, но фонари еще не зажглись. В комнате Евгении Дорофеевны горел слабый зеленоватый свет: наверное, сидит у камина, читает.