И чего тут страшного, в этом лесу? Ночью, может, и жутковато, а сейчас день. И нечего бояться...

Тараска подбадривал себя, храбрился, но для большей уверенности решил все-таки чем-нибудь вооружиться. Он обошел несколько воронок, внимательно вглядываясь: не лежит ли где какая железка? За два года воронки оползли, поросли травой, затянулись, как раны, стали мельче. Может, что в них и было, да теперь надо рыться, чтобы найти... Неожиданно нога зацепилась за что-то, торчавшее у края воронки.

Это «что-то» оказалось штыком. Тонким четырехгранным русским штыком от советской винтовки. Он заржавел, покрылся налетом окаменелой грязи, но был все же острым и крепким.

Тараска воткнул штык несколько раз в песок, и хоть штык от этого заметно не посветлел, мальчику все же показалось, что он стал не такой заскорузлый, как был прежде. Сознание того, что был этот штык наш, не немецкий, тоже как-то подбодрило Тараску. Зажав свое оружие в руке, он пошел в глубину зарослей.

Шел и твердил про себя: пусть только кто сунется, пусть только кто сунется... С размаху вогнал он штык в землю. Штык со скрежетом ударился о что-то железное.

Предвкушение новой находки всколыхнуло мальчика. «А вдруг автомат? Или винтовка?»

Но металлическое препятствие было обширным, крупным. Куда бы ни совал свой штык Тараска, он всюду натыкался на этот металлический скрежет.

Неведомый предмет был неглубоко зарыт. Штык входил лишь чуть больше половины в жухлую прошлогоднюю листву и тонкий слой дерна.

Мальчик руками, помогая себе штыком, стал разгребать землю. Лист железа, которым кроют крыши, — даже краска красноватая просвечивала сквозь разрытую ямку, — оказывается преграждал движение Тараскиного оружия вглубь. Но лист не прогибался и не пружинил, когда мальчик стал бить по нему штыком. Похоже, что он лежал на чем-то твердом, а не просто валялся на земле и был присыпан сверху. Это обстоятельство побудило Тараску расширить границы исследования; он решил разгрести верхний слой и посмотреть на чем все же лист лежит.

Пространство, которое Тараске пришлось расчистить, оказалось довольно большим — около метра, наверное. Порядочная куча нагреблась с одной стороны, куда, увлекшись, мальчик толкал прель листьев и земли. И вдруг край листа обнаружился совершенно неожиданно: он упирался в ровную кирпичную кладку, которая приподнималась на несколько сантиметров, четко обозначая границу. Лихорадочно, забыв про усталость, Тараска заработал ручонками, как щенок, нашедший мышиную нору. Он почувствовал, что здесь что-то есть такое, что заинтересует не только его, пацана.

Кирпичная кладка ограничивала железный лист с четырех сторон, образуя ровный квадрат.

Кирпичи особенно возбудили. Тараскино любопытство. Они были, конечно, притащены с бывшего кирпичного завода, который был построен еще до войны.

Фантазия разыгралась у мальчика. В его воображении замелькали самые заманчивые картины. А, может, там хлеб? Кто-то устроил в лесу погреб, чтобы фашисты не нашли, а там и картошка, и капуста... И хлеб...

Он затолкал штык в зазор между кирпичами и листом. Остатки земли мешали приподнять крышку. Потом маленький следопыт понял, что лист — это вовсе не лист, а доска, обитая жестью: штык уткнулся глубоко в зазор — он никак не мог зацепить края сверху, а поглубже вроде бы за что-то зацепилось.

Он налег на штык, как на рычаг. Крышка приподнялась.

Тараска ухватился обеими ручонками за край и потянул кверху. Запах погреба пахнул в лицо. Отвалив крышку, мальчик с опаской заглянул в открывшуюся темную яму. Ничего невозможно было разглядеть. Ничего не было слышно. Даже непонятно, глубоким был или нет колодец.

Тараска оглянулся по сторонам, ища глазами палку или прут, чтобы им определить глубину ямы.

Уходить далеко за палкой Тараске не хотелось: боязнь, что кто-то сейчас выйдет из леса и обнаружит найденный им тайник, сковывала его движения. Однако любопытство пересилило: в лихорадочной поспешности мальчик обшарил близлежащие кусты, сломав какой-то торчащий из земли сухой прут, самый длинный из тех, что были неподалеку, он кинулся с ним к лазу.

Ему пришлось лечь на землю, и рукой удлинить свой щуп. Но зато он обнаружил, что дно не так далеко: прут уперся во что-то мягкое. Да и присмотревшись хорошенько мальчик увидел неясные очертания чего-то. «А вдруг там мертвяки?» Холодок пробежал по спине у мальчика.

Любопытство было сильнее страха. Спрыгнуть вниз? Прут вместе с рукой был примерно в два Тараскиных роста — это не так много — не расшибешься. А как выбираться? Можно в этой яме остаться навсегда. Кто тут по лесу ходит? Хоть неделю, хоть месяц кричи. Эх, была бы веревка! Сбегать домой? Сказать Сереге?

Разумные эти решения напрашивались сами собой. Но нетерпение пересиливало все эти доводы разума. А что если найти толстую лесину и по ней спуститься?

Уже не думая о том, что кто-то придет и увидит открытый им лаз, Тараска кинулся на поиски лесины.

Нога вдруг зацепилась за что-то. Тараска кинулся шарить руками. Деревянный брусок. Мальчик ухватился за него обеими руками. Найденный предмет подался с трудом: свежая трава держала его цепко. Напрягая силенки, стал тянуть.

Замаскированный травой предмет оказался грубо сколоченной лестницей. Конечно, она была специально сделана для таинственного лаза. Вот только почему ее не оставили там, в колодце? Верно, тот, кто все это изладил, считал, что отсутствие лестницы помешает проникнуть к запрятанным сокровищам...

Установить лестницу было секундным делом. С опаской (а вдруг кто-нибудь за ним наблюдает? Только он спустится, а его закроют крышкой?) и жгучим любопытством, которое перебарывало все остальные чувства, мальчик стал спускаться в таинственный мрак и вскоре почувствовал под ногой мягкое дно. Он чуть было не рванулся с криком назад, но понял, что наткнулся на мешок. В следующий миг с удивлением заметил, что тут, внизу, совсем даже не тесно — за его спиной была не то ниша, не то целая подземная комната.

Сверху струился слабый свет. Однако Тараскины глаза скоро привыкли к темноте. Он начал различать какие-то неясные очертания внутри углубления. На ощупь он установил, что это лежали какие-то мешки, одни — туго набитые, наверное, зерном, другие — вроде бы бумагой. Были даже какие-то ящики, бочонки, тюки, коробки. Но самое интересное, что привлекло внимание маленького кладоискателя, были тускло блестевшие в темноте банки.

«Консервы!» — с восхищением думал Тараска. Он хватал эти банки, совал их за пазуху, в карманы, потом подумал, что, может, лучше взять какой-нибудь мешок.

Но мешки, на которые он натыкался, шаря в потемках, были все туго набиты, были аккуратно свалены друг на друга.

Так и не найдя ничего подходящего, Тараска решил унести столько банок, сколько уместилось за пазухой.

«Все равно, — подумал он, — придем с Серьгой, мешок захватим, все унесем».

Мальчик стал подниматься. Он осторожно высунул голову из подземного колодца, огляделся, и только тогда решился вылезть.

С самыми радужными мыслями Тараска направился к дому. Предварительно он, конечно, закрыл тайный лаз крышкой, засыпал крышку землей, придвинул зеленой травы, словом, сделал все, чтобы оставалось как было. Заметил деревья и кусты вокруг.

Тараска хорошо отдавал себе отчет в том, что любое путешествие в лес чревато неприятностями. Выходить из деревни запрещалось. Полицаи строго следили за этим. Правда, запрет нарушали все, но тайком, ночью. Начинался бы лес от самой деревни, а то ведь надо преодолевать еще кусочек открытого поля...

Поэтому тушенку надо спрятать до вечера где-нибудь. Однако Тараска передумал. «Если пройти низину, из которой видны только крыши изб, останется совсем немного. Там можно проползти по борозде и никто не увидит, — рассуждал он, — До нашего огорода там рукой подать».

Уж больно не хотелось расставаться мальчику со своей добычей, хотя бы и ненадолго.. И он пополз...

* * *