Волной докатился рев моторов, задрожал на высокой ноте и стал стихать, удаляясь.

— Я «Гранат-четыре». Взлет произвел. Шасси убрано. Иду в наборе.

— Четвертому — задание.

— «Вымпел-шесть», я «Вышка-один». Полоса свободна. Посадку разрешаю...

— Ну, майор... — Генерал потер отросшую за ночь щетину. — Я — на вертолетную площадку. Предупредите, скажем... ну, Пятьдесят третьего — пойду с ним. Будем надеяться, что число «53» — счастливое.

Он звучно шлепнул ладонью по зеленоватому стеклу планшета, заставив вздрогнуть планшетистов.

— Командуй, майор! Удачи всем нам!

 

...Замигали фары «ила».

— До-во-рот пра-во де-сять. По-шли.

Ил-28 и Ту-16 слаженно чуть накренились и, закончив поворот, так же слаженно одновременно выровнялись. Теперь они так и пойдут до самой посадки, до победы или поражения, вместе, связанные невидимой, но неразрывной, крепчайшей нитью.

— При-го-то-вить-ся по-сад-ке с хо-ду. Ша-сси.

— Поплыли, славяне, — негромко сказал Кучеров. — Поезд прибывает на конечную станцию. Шасси на выпуск!

— Готов.

— Закрылки двадцать пять градусов! — И тут же Кучеров увидел, как поползли выпускаемые закрылки Ил-28. Точно дозированными движениями он помалу оттягивал назад сектор газа, удерживая Ту-16 точно на своем месте — чуть правее и позади «ила»-поводыря.

— Закрылки двадцать пять... — доложил тихо Савченко.

— Выпустить шасси.

— Есть...

Глухо перестукнули створки ниш шасси, машина вздрогнула.

— Шасси выпущено.

— Вижу... — Па доске вспыхнули зеленые сигнализаторы. И слева, под Ил-28, повисли выставленные «ноги». Да, такое зрелище увидишь раз в жизни — будто сам на себя смотришь.

— Двести... Сто семьдесят... — вновь забубнил высоту Машков.

226

— Следи за ним, — сипло бросил Кучеров. — Мне некогда.

— Ага, — кивнул Савченко, не сводя взгляда с «ила». Он видел то и дело оглядывавшегося пилота лидера. Черный силуэт головы в выпуклом фонаре — Царев смотрит вперед; серый — это Царев оглянулся. Вот она, авиация. Страшный риск, в котором спасение. И один, ни перед чем не останавливаясь, рискует ради другого.

— Командир, у него пошли закрылки, — быстро доложил Савченко.

— Есть... Давай!

— Та-ак... Командир, закрылки полностью — тридцать пять.

— Чую... — Ty-16 словно подвспухает под руками Кучерова.

«Ил» качнулся влево.

— Командир?

— Вижу, вижу.

Царев, оглядываясь, коротко отмахивает рукой, насколько позволяет ему фонарь: «За мной!» Кучеров, широко кивнув, осторожнейше, подскальзывая на крыло, доворачивал за «илом».

— Сто пятьдесят... — Голос Машкова абсолютно ровен, эмоции в нем начисто вытравлены.

А она была уже где-то рядом — опасная и спасительная земля, ведущая их по невидимой дороге к себе, в свой дом.

 

...— Осторожно, Девятый! Предельно малые высоты — осторожно! — почти прокричали наушники. — Идете левей полосы, Полсотни третий, — точно в створе! Удерживайте направление, точно держите направление!

Царев нечленораздельно проворчал что-то вроде «Знаю-знаю...» и, качнув послушный «ил», прижался вплотную к кажущемуся в туманной дымке больше, чем он есть, Ту-16. Быстро оглядываясь, командир полка видел светлое пятно повернутого к нему лица капитана Кучерова, хорошего парня Сашки Кучерова, обрамленное черной округлостью шлемофона; командир полка видел мутное пятно лица Савченко справа от Кучерова; видел Машкова, торчащего в самом носу, под хрупким узором переплета остекления. Вот они, его ребятки, — каждый день стоят на построении, разыгрывают друг друга в летной столовой, хохочут над анекдотами, ухитряются, нарушая дисциплинарный устав, быть настоящими офицерами и успевают жениться в перерывах между полетами. Ах, какие же они, его ребятки!.. Он не успел додумать до конца, потому что «ил» угрожающе качнуло на Ту-16, мягко колыхнуло — ветер! Появился ветер — ах, сволочь ветер, где ж ты был раньше! Почему оставил нам этот туман?..

— Влево! Скольжение влево! — выкрикнул, оглушив Царева, штурман, будто Кучеров мог услышать его.

— Тихо, — пробасил Царев. — Тихо мне — я все вижу...

— Сейчас ему пора на выравни... — Штурман досказать не успел — включился оператор наведения:

— Девятый, высота выравнивания. Высота выравнивания для Полсотни третьего!

— Покажи ему руками, — торопливо сказал штурман. — Покажи — он же не знает! И держи «хитрый» газ, чтоб мы успели уйти!

— Ум-гум... — буркнул Царев. Он быстро глянул за борт: земли нет, почему нет земли? Туман редеет — где земля, чтоб оно все пропало?!

Он вскинул кулак вверх: «Внимание!» — и медленно потянул на себя штурвал. Хоть бы самому не гробануться тут — во смеху будет, спасатель несчастный... Ну, Кучеров? Видишь?

Скосив до боли глаза, он, стараясь не поворачивать головы, следил за носом «ту» — и заметил, как вытянутый вперед фонарь штурмана пошел вверх! Кучеров понял! Умница Кучеров, гений Сашка выравнивал корабль, выводя его в угол касания! Царев вдруг хохотнул и, не сдержавшись, ликующе выкрикнул:

— Видал, а? Ну, молодец, родной мой, ну, паршивец!

 

...— Выравнивание! — быстро сказал Кучеров. — Витька, смотри землю, смотри — она тут.

Кучеров как-то успел заметить, что по стеклам жутко ползут мокрые, липкие капли, дрожат водяные дорожки. Ух, гад-дость...

Машков, решившись, сорвал замок привязных ремней...

 

...С разлетных площадок, хлопающе свистя винтами, поднимались вертолеты. Ми-8 один за другим отрывались от земли, гоня волнами влажную траву, медленно разворачивались в сиянии включенных фар и, натужно гудя, уходили в рассеивающийся туман — в остатки тумана, увеличивая скорость.

В сером небе набирал высоту Ил-14, везущий молчаливых десантников-спасателей.

На стоянку истребителей зарулил МиГ-23. Завывающе высоко, до звона, взревела турбина — и стихла в длинном свистящем шипении. На стоянку упала тишина, только тонко шумел вращающийся по инерции ротор и вкрадчиво шелестели работяги-гироскопы.

Медленно поднялся прозрачно блеснувший колпак кабины. Летчик глубоко вдохнул сырой, прохладный воздух, откинул голову на подголовник, закрыл глаза, не глядя на механика, быстро приставившего под кабину стремянку, — и замер, вслушиваясь в голоса, перекликающиеся в шлемофоне. Он устал. Очень и очень устал. Но каково же тогда тем ребятам?

Он внимательно слушал. Они справятся. Они обязательно справятся.

 

...В мутных сумерках туманного утра корабль снижался совершенно неощутимо. Кучеров знал, что сейчас на лежащей перед ним, невидимой в тумане земле включены все прожектора, все осветительные и сигнальные установки — на полосу светит все, что может светить.

Коротко зачастили вспышки фар «ила».

— Бли-жний, — быстро прочитал Щербак.

Теперь все — прошли ближний привод! Теперь — посадка. Почему не уходит Царев? Он что, с ума сошел? Он же убьется!

«Уходи! Уходи, я справлюсь, теперь я сам справлюсь — уходи!»

— Уходит! — выкрикнул Машков.

Ил-28 несся (Кучеров в эти туго натянувшиеся мгновения всем телом ощущал скорость, хотя и не видел земли), Ил-28 несся впереди слева строго по прямой, указывая направление посадки, но уже не снижаясь, и ободряюще коротко покачивал крыльями. Царев, не оглядываясь, быстро взмахивал рукой: «Вперед! Вперед!»

Кучеров чувствовал кончиками пальцев, как рассекает туман вытянутый вперед нос машины, как вспарывают мутные клубы голенастые длинные «ноги» шасси, настороженно торчащие из-под брюха неуклонно снижающегося корабля.

Штурман, отстегнув привязные ремни и тем нарушая все приказы и инструкции, лежал на полу, прижавшись лицом к остеклению, и неотрывно смотрел под себя — вперед и вниз. Он знал: если машина подломается при касании (что более чем вероятно!), если она снесет носовую стойку шасси или вылетит на грунт, если... в общем, он будет убит. Гарантированно убит. Тонкие переплеты рам остекления и само стекло — пусть оно и бронестекло — не выдержат удара добрых полста тонн, помноженных на скорость. Но еще он знал, как порой оказываются жизненно важны и полметра — те самые полметра, которые он надеялся выиграть.