— Вы не хотите отвечать на мой вопрос?

— На клевету у меня нет ответа.

— Гражданин Тюнин, значит, вы утверждаете, что не знакомы с Петрушкиным?

— Я такого человека не знаю.

Талгат позвонил. Вошел старшина.

— Пригласите свидетеля Танатарова!

Вошел Хаким. Он посмотрел на съежившегося Тюнина, потом на Талгата. Где-то он уже видел этого парня. Да, конечно, это тот самый, что перед гостиницей встретился, курить еще не умел. Рядом с ним была тогда совсем юная девушка. Когда парень покупал газеты, девушка сидела на скамейке...

Талгат понял, что Хаким узнал его, но не подал вида.

— Танатаров, вы знаете этого гражданина?

Хаким повернулся к киоскеру.

— Я его хорошо не знаю, но один раз встречался.

— Где и при каких обстоятельствах произошла встреча?

— Я этого субъекта не знаю. Пусть не врет! — крикнул Тюнин.

— Спокойно, гражданин Тюнин! — прикрикнул Талгат и, обратившись к Хакиму, сказал: — Продолжайте!

Хаким Танатаров подробно рассказал обо всем, что уже было известно Талгату.

— Когда я передал ему деньги, этот киоскер и говорит: «Передай Петрушкину, пусть будет осторожен. За ним следит милиция».

— Хватит! Довольно! Я сам все расскажу! — И Тюнин зло взглянул на Хакима, а когда тот выходил, он буркнул себе под нос: «Сука! Грязная сволочь!» Хаким резко обернулся. Увидев, что Талгат встал с места, он молча вышел.

— Говорите, гражданин Тюнин, я вас слушаю.

— Простите, гражданин следователь. Я и в самом деле знал Петрушкина. Но он человек темный, я всегда боялся, что меня впутают в какую-нибудь страшную беду...

— Как вы с ним познакомились?

— С Петрушкиным я познакомился на «хитром» базаре — за мясом ходил. Я пришел туда в самый разгар торговли. Прямо посреди базара стоит пивнушка. Я купил мяса и зашел выпить кружку пива. Народу там было полно. У самого окошечка стоял однорукий человек. Я попросил его взять пива и мне, дал ему денег на две кружки. Когда он взял пиво, то как-то само собой получилось, что мы оказались вместе. Взяли потом бутылочку. Выпили. Познакомились. Он тогда только строил тот свой большой дом, жаловался, что денег на шифер не хватает. Я занял ему пятьсот рублей. Потом он стал оттягивать время, отдавать не спешил.

— Танатаров принес вам эти деньги. За что же вы его сволочью назвали?

— Это очень плохо, когда в денежные дела вмешивают постороннего.

— Ваше знакомство с Петрушкиным и долг в пятьсот рублей — это выдумка.

— Мне больше нечего сказать. Я виноват, что помог человеку?

— Вы говорите о том доме Петрушкина, который сгорел?

По лицу Тюнина прошла усмешка. Он посмотрел прямо на Талгата.

— Так у этого несчастного сгорел дом? Это для меня новость. Не везет бедняге.

— Почему же Петрушкин не вернул вам деньги сам, а передал их через Танатарова?

— Этого и я не понимаю. Спросите у него самого, — Тюнин искоса, украдкой наблюдал за выражением лица следователя. Талгат спокойно ответил:

— Петрушкин находится сейчас в больнице.

— А что с ним случилось? Он жив?

— Уже поправляется. На днях устроим вам встречу. Смотрите, как бы вам трудно потом не пришлось.

Кузьменко и Насир в соседней комнате, включив динамик, слушали показания Тюнина. Когда Талгат сказал Тюнину о том, что дом Петрушкина сгорел, они были недовольны, считая, что тот совершает ошибку. Объяснили это неопытностью. Но потом поняли, что Талгат опередил Тюнина, который непременно потребовал бы очной ставки с Петрушкиным.

Талгат встал с места.

— Хорошо, поверим вашему рассказу. Но почему вы, получая долг, просили предупредить Петрушкина, что милиция напала на его след? Судя по всему, на совести Петрушкина есть какое-то преступление. А вы знаете и скрываете.

— Гражданин следователь, я о его преступлении ничего не знаю.

— Может быть, он знает что-нибудь про ваши дела?

— Бросьте, я-то что сделал?

— Об этом лучше расскажите сами.

— Я честный человек.

— Скрыть преступление — значит стать его соучастником. Если вы это забыли, то напоминаю. Раньше вы работали в аптеке, так? И тайно изготовляли и сбывали таблетки, прерывающие беременность. Хотели нажиться на этом. Однажды женщина, купившая у вас «лекарство», скончалась. Тогда, к сожалению, не удалось установить, что таблетки она получила от вас.

Тюнин погладил свои колени:

— Я никому не давал ядов. Те таблетки, что я готовил и продавал, совершенно безвредные.

— Вы, по существу, убили человека. И теперь снова совершаете преступление.

— Петрушкин, узнав, что я работаю в аптеке, попросил меня достать кое-какие лекарства...

— И поэтому вы решили любезно предупредить Петрушкина, что милиция напала на его след? Послушайте, Тюнин, и у лжи есть границы. Сначала вы долг выдумали, а теперь приплели и аптеку. Нет, не для этого вы ему были нужны.

— Если я скажу все, меня простят?

— Это решит суд.

— Гражданин следователь, я верю в гуманность и справедливость советского закона. Я думаю, что суд учтет мое чистосердечное признание. Я же вам говорил перед этим, что все мои несчастья начались с этого «хитрого» базара. Выпив водки и пива, мы с Петрушкиным пошли к нему домой. Старуха у него была женщина смирная. Посидели у него немного. Под конец Петрушкин сказал, что ему очень нужно лекарство, которое сразу усыпляет, если его понюхать. Я согласился достать ему. Он развеселился и сунул мне в карман пачку денег, сказав при этом: «Пригодятся, возьми на молочишко». Дома я стал считать деньги — ровно тысяча рублей. На следующий день Петрушкин пришел ко мне на работу. Я испугался, что он станет требовать свои деньги обратно — мало ли чего не сделает человек по пьянке? Но он даже не заикнулся о деньгах. Просто спросил, когда будет готово лекарство. Однажды он пригласил меня погулять за город. За выпивкой он сказал мне: «Ну, спасибо тебе, купец! С твоей помощью я избавился от старухи». «Что ты говоришь? Как?!» — испугался я. А он меня стал успокаивать: «Да ты не бойся! Никто ничего не узнает. Она глубоко запрятана. Она в последнее время стала строптивой и злоязычной, угрожает мне». И он странно так засмеялся. Мне захотелось бросить ему в лицо проклятые деньги и бежать прочь. Но бежать было уже поздно, убийство было и на мне. И еще... я уже боялся его. Думаю, старуху не воскресишь, а нам надо жить. После этого я долгое время не видел Петрушкина. Хотелось забыть совсем, что на свете вообще существует такой человек. Когда неизвестный человек оставил мне две пачки сигарет, я не думал, что придет за ними Петрушкин.

— А там в самом деле сигареты были?

— В одной пачке был зеленоватый порошок, похожий на купорос. Во второй пачке были сигареты.

— Почему вы это скрыли на первом допросе?

— Раньше я не думал, что милиции известно так много. Надеялся выкрутиться. Да и побоялся.

— Лучше скажите, что скрыли преступление.

— Нет, скрыть ничего нельзя, рано или поздно все становится явным, и человеку не уйти от ответа. Это как бумеранг. Если ты сделал зло, оно вернется еще большим злом и падет на твою же голову. Я убежден в этом и... Я устал. Я признаю свою вину.

— А дальше?

— Когда к киоску подошел Петрушкин и потребовал сигареты, я был поражен. Я был рад избавиться от этого таинственного груза. «Ты не открывал?» — спросил он. «Я вообще равнодушен к табаку», — отмахнулся я. Он испытующе посмотрел на меня, и я почувствовал ужас кролика под взглядом змеи. Но вида не показал. Я тогда уже понял, что Петрушкин ведет еще какую-то скрытую, зловеще-темную жизнь. «Ты знаком с фармацевтами, — сказал он, — мне нужно лекарство. В долгу не останусь». Отказаться я уже не мог. Рецепт был записан на бумажке, заклеивающей пачку денег. Компонентов требовалось много, и приготовление было сложным. «Лекарство» получилось похожим на сахарную пудру, только слегка коричневатую.

— Кто у вас забрал лекарство?

— Напротив гостиницы в парикмахерской работает мастером один человек. Ему я, по приказу Петрушкина, и отнес порошок.