— А я во вкусе табака ни черта не смыслю. Только начал курить.

— Вижу. Держать вначале научись как следует.

— Да я от нечего делать курю. Так, баловство одно, чтобы время убить. Встретиться должен с одним человеком, вот и жду, табак жгу.

— Не барышню ждешь?

— Мужчин ждать не привык.

— Невеста?

Талгат улыбнулся, глядя в лицо Хакиму. Он заметил, что по другой стороне улицы медленно двигалось такси, в котором сидел пассажир в надвинутой на глаза шляпе и черных очках. По бороде он узнал Петрушкина. Значит, тот следил за каждым шагом Хакима. Увидев на углу улицы какую-то девушку, Талгат радостно вскрикнул, поднял руку и устремился к ней.

— Сауле! Я здесь! — он подбежал к девушке и обнял ее. Все это в считанные секунды прошло перед глазами Петрушкина. Если бы Сауле шла лицом к машине, то Петрушкин разгадал бы игру. Он, конечно, сразу узнал бы в ней секретаршу начальника управления милиции. Увидев бегущего к ней с радостным лицом Талгата, Сауле крайне удивилась и даже испугалась. Она уже два года работала в управлении, и за это время Талгат не то чтобы внимание уделить, но и посмотреть на нее не удосужился. Она сама пыталась вызвать его на разговор, спрашивала о разных пустяках, но он порой и не отвечал вовсе. А теперь вдруг бросился к ней, как влюбленный, так неожиданно... Сауле не знала что делать. Талгат сразу взял ее под руку — смело, по-хозяйски — и засмеялся:

— Что же ты так долго ждать заставляешь?

Улыбаясь, он наклонился близко к ее лицу и зашептал:

— Сауле, нужна твоя помощь. Долго не задержу. Сделай вид, что ты шла ко мне на свидание, что любишь меня...

Сауле покраснела: «Зачем же мне притворяться, господи! Зачем, когда я его и так люблю больше жизни? А он, глупый, не видит. Самые чуткие мужчины в таком случае становятся слепыми на удивление. Или это инстинкт? Защитная реакция, чтобы избежать тенет Гименея? Разве глаза ее не говорили ему об этом? Или стук сердца не выдал ее? Или порозовевшие щеки не сказали? День без того, чтобы не видеть Талгата, — пытка для нее. Когда Даиров вызывает Талгата, она не звонит по телефону, а бежит сломя голову с третьего на первый этаж, чтобы обменяться с ним хоть словом, чтобы увидеть его еще разочек. И вдруг он просит ее притворяться влюбленной. Заметив, что девушка задумалась, Талгат сказал ей:

— Да смотрите вы повеселее в конце концов! Или вы торопитесь куда-нибудь?

— Если вам нужна моя помощь, я готова.

— Спасибо, Сауле, — Талгат крепко пожал ее тонкие пальцы. Она не отняла руку, прижалась к нему. — Слушай, мы с тобой сейчас зайдем в гостиницу, не задерживаясь у киоска. Сделаем вид, что кого-то ищем. Ясно?

Сауле не совсем ясно поняла Талгата. Но она была согласна со всем, что бы он ни говорил. Она кивнула головой. В гостинице они не стали долго задерживаться. Вышли. Возле киоска очередь поредела, Талгат заговорил громко, чтобы слышал Хаким:

— Из-за тебя гостя прозевали. Ушел из номера. Да и сколько можно было ждать нас? На целый час опоздала! Где ты была все время? — раздраженным голосом стал он отчитывать ее. Сауле вспыхнула, покраснела вся. Талгат нахмурился.

— Посиди здесь, — сказал он. — Я газеты куплю.

Он встал в очередь через человека за Корноухим. Когда подошла очередь, Хаким просунул голову в окошечко. Послышался его грубый голос:

— Есть газеты почитать?

Тюнин пропищал:

— А вам какие надо?

— Ну, скажем, «Спорт».

— Сейчас уже нет. Многие спрашивают, а я последний номер еще позавчера продал. В пять часов привезут почту. Вы подождите.

— Есть у тебя что-нибудь пока почитать?

— Возьмите «Шмель».

— Хорошо, давай.

Видно было, что Корноухий давно не держал в руках газет и журналов. Он долго рассматривал рисунок на обложке, вертя его и так и сяк. Был там изображен дармоед, раскрывший широкую жабью пасть на большую ложку. Противная такая гадина! Бездельник и рвач. Ляжки у него жидкие, тоненькие, а брюхо большое и круглое. Жирные щеки, штаны не застегиваются на животе.

Корноухий и не стал раскрывать журнал. Он сел на скамейку, положил «Шмель» на колени и стал с интересом рассматривать прохожих, прислушиваясь к их разговорам. О чем это люди говорят, ну, хотя бы эти влюбленные голубки, прикрывшиеся газетой? Через некоторое время он встал, походил по тротуару.

За киоском остановилась машина. Из нее выгрузили большую пачку газет и журналов — целый мешок. Тюнин затащил его в киоск и кивнул Хакиму. Тот не стал мешкать, взял газету «Спорт», зажал ее под мышкой и направился к ресторану. В тот же момент стоявший на другой стороне улицы Петрушкин сел в машину и двинулся прочь.

Через два дня после этого Хаким за драку в ресторане попал в милицию...

— Идите, — сказал дежурный милиционерам, сопровождавшим Хакима.

Когда они остались вдвоем, дежурный сказал, предлагая папиросу:

— Что вы в ресторане-то учудили?

— Есть у меня дурная черта: не могу сдержаться, когда на меня орут или издеваются. Ответа хорошего найти сразу не могу, вот и учу кулаками.

Старший лейтенант внимательно прочитал составленный милиционерами акт и положил его на стол.

— Вы избили человека на глазах у его девушки, да еще при всем народе. Все лицо ему разбили. Да разве не опозорили вы его еще хуже? У парня не было достаточно силенок, чтобы дать вам ответ. Справились? Очень хорошо! А если бы он применил нож? Или другое оружие? Если бы не подоспела милиция? Вот вам и преступление.

— Если вы во всем разобрались, то, наверное, поняли, что не я начал ссору, а тот парень. Я нечаянно наступил ему на ногу во время танца, а он мне говорит: «Слонам, которым медведь на ухо наступил, здесь делать нечего. Надо музыку слушать». Его дружки-подружки засмеялись. Когда еще раз встретились, он снова усмехнулся: «К чему вам танцы? Вам больше пойдет свинарники чистить». А когда кончился танец, он подошел к моему столику: «Я-то думал, почему он не отвечает, а у него, оказывается уха нет, глухой. Ты читал сегодняшние газеты? Там есть объявление, что обществу глухонемых требуется работник. Мой дядя там работает. Могу по знакомству устроить». Я ему говорю: «Иди, парень, своей дорогой. Не лезь к человеку». А он: «Ты смотри?! Он, оказывается, умеет разговаривать!» Что мне оставалось делать? Думаю, может, поймет язык кулака».

Зазвенел телефон. Дежурный поднял трубку.

— Дежурный, старший лейтенант Джетыбаев слушает! Да-да, именно здесь. Когда? Прямо сейчас? Хорошо! Как? Слушаюсь, товарищ майор, — он положил трубку и сказал Хакиму:

— Вы знаете, где находится областное управление милиции?

— Зачем мне знать это? Мне и районного отделения хватает.

— Сейчас вы пойдете туда. Вас будут ждать в девятом кабинете.

— Меня?

— Да.

— А кто меня поведет?

— Без сопровождающего дороги не найдете? Некого с вами отправлять да и не нужно. Идите сами.

— А если я сбегу?

— Куда?

— Скажем, во Фрунзе.

— От себя не убежите. А Фрунзе — он рядом. Идите.

Хаким некоторое время ходил взад и вперед по коридору областного управления. Девятый кабинет он нашел сразу. Войти не решался. Углубившись в бумаги, простучала каблучками Сауле. Ей показалось, что она наткнулась на стену, отшатнулась и с трудом удержалась на ногах. Подняв голову, она увидела огромного черного парня.

— Кого вы ищите? Девятый кабинет? Сразу за поворотом. Идемте, я вас провожу.

Он шел за ней покорно, как ребенок. Увидев возникшего на пороге Хакима, майор Кузьменко спросил:

— Танатаров? Проходите, садитесь поближе, вот на этот стул, — и он представил его Насиру. — Это Хаким Танатаров. Вот какой джигит! Учился в сельскохозяйственном техникуме. Почти закончил... — и посмотрел на Хакима. — Вас когда освободили?

— Две недели как вышел.

— Где остановились? У Данишевской?

Хаким удивился:

— Откуда знаете? — он набычился, нахмурил брови. — Скурвилась Глашка. Все клятвы свои забыла. Я к ней не пойду. Раз она к безрукому притулилась под крылышко, мне там ловить нечего.